Спящая просыпается, трёт глаза:
Опочивальня, трапезная, бальный зал —
Необозримый паркетный узор навязчивый;
Библиотека, розовый дивный сад.
Ни одного неспящего.

Дремлет на троне властный отец-монарх, —
Редкий смолл-ток, и только на похоронах,
Или на свадьбах, что в целом одно и то же;
Мать-королева занята в вечном сне —
Это, на самом деле, даже слегка честней,
Чем ходить, как эти вот, с сонной рожей.

Дамы придворные яростно голосят,
Но об одном, и в двадцать, и в пятьдесят.
Местные комплименты давно не лестны.
А поцелуем будивший её визави
Говорил так много — но только не о любви,
А потом укатил в своё королевство.

Не удивляет даже придворный шут:
Скажет, бывало, слово — и все заржут,
Шутки объект еле сдерживал меч свой в ножнах,
А в последние годы всё шутит о вечном сне —
Спать ли, не спать и что на другой стороне,
Стоит ли здесь барахтаться с этой ношей?

Бойкий заезжий фокусник-шарлатан
Предлагает свои услуги и тут, и там:
"Полное пробуждение навсегда!",
Жаркие речи, ловко мелькают пальцы.
Думает королевна: эй, имярек,
Этим ты так не продашь ничего вовек,
Здесь чего только ни делает человек,
Чтобы не просыпаться.

Бальные танцы, выматывающий труд,
Горячительные напитки, упругий прут.
Что здесь тебе подарят, что отберут?
Снова ты ничего бы не потеряла.
Снова, не расплетая своей косы,
Бросив взгляд на стоящие век часы,
Тихо кладёт таблеточку под язык —

И укрывается одеялом.

(с)

Говорят: пиши тогда, когда всё прошло,
бери и пиши скорей, если всё прошло, —
на последнем, финальном, выдержанном аккорде.
Не пока болит, изводит, трёт в порошок.
А закроешь дверь — и пишется хорошо,
сразу, не поверишь, пишется хорошо.
Не пока оно тут, родимое, происходит.

Только о прошлом можно писать легко
(и о несуществующем тоже писать легко).
Но захлопни рот, даже если ну очень хочешь, —
сделай паузу, если в грудину вбивают кол,
не пиши со взведённым ради тебя курком,
не пиши в острой фазе, молчи, если в горле ком,
соберись, урод, хватит множить неровный почерк!

Не пиши в пороге, в окопе, в сырой земле,
в танке горящем, тонущем корабле,
у расстрельной стены, в затягивающейся петле,
не покинув газом заполненную квартиру.
Вот воскреснешь, переродишься — тогда оле;
вот тогда и поведаешь миру, как встал с колен,
вот тогда будешь запредельно полезен миру.

Но я падаю без парашюта который год,
я кричу из горящего дома который год,
я живу под взведённым ради меня курком,
вне категорий "сломан" или "не сломан".
Эта рана не стала изящным красивым швом.
Но, если ждать незнакомого "всё прошло", —
я тогда вообще тебе не скажу ни слова.

(с)

каждый охотник знает, как правильно говорить
с милым ему фазаном. как подбирать слова.
каждый охотник ловит фазанов сердечный ритм,
слышит его дыхание. дышит фазан - едва.
каждый охотник помнит: не надо бежать, идти,
главное здесь - дождаться. сдерживает порыв.
каждый охотник ласков, прост, осторожен, тих,
ловок и слит с пейзажем. до времени. до поры.
каждый охотник старается не потерять лица,
видя в кустах фазаньих перьев нежнейший шёлк.
каждый фазан желает, чтобы кусок свинца
точно и необратимо сердце его нашёл.

(с)

слушай меня -
через столько ночей без сна,
через твои ли, мои ли радости и печали,
через всё, что друг от друга досталось нам,
через всё время,
которое мы молчали,

через огонь небесный
и зимний хрустальный наст,
через разницу опытов,
кроме вот этой холодной дрожи;
через морскую бездну, что разделяет нас -
и всё никак,
никак разделить не сможет,

я буду здесь,
и я буду петь для тебя сто лет -
нет ничего на свете, что было бы невыносимым, -
всё это время, пока я стою на своей скале
и кричу в пустоту и тьму
что есть силы,

здесь,
без надежды, без света и без тепла руки;
что мне чужие глаза
и чужие души?

мачта прочна,
верёвки твои крепки;
ты ни о чём не думай,
ты слушай.
слушай.

(с)

И тем, кто тебя не понял,
решившим – и так всё ясно,
считавшим – оно некстати,
спокойно разжавшим пальцы;
кому ты был неудобен,
кто просто тебя боялся, –
в этом дурацком марте
хочется улыбаться.

Убравшим тебя в историю,
выставившим охрану,
выдворившим на ветер,
признавшим чужим и лишним.
Той же улыбкой, что и –
свободным,
любимым,
равным,
которых ты уже встретил
или пока ещё ищешь.

(с)

В декабре, бредя по колено в Твоём серебре
через двор - не всю же мне зиму сидеть в норе, -
если вправду слышен Тебе человечий гомон;
Дед Мороз, иже всё же еси Ты на небеси,
что просить мне, помимо того, чтоб хватило сил,
дуэнде и либидо, и ци, и всего другого?

Чтоб в любой темноте нас согрели Твои лучи,
чтоб в любой темноте мы умели их различить;
лучших постановок, изысканнейших прелюдий,
пролетариям всех каррасов - свободных виз,
ледяных и любимых вершин, и тропинок вниз,
если те вдруг замёрзнут там - и потянет к людям.

Чтоб на тех, кто мне снится, не падала с неба тень,
чтобы Ты хранил их возлюбленных и детей,
чтобы легче им шлось, а что нужно - бралось с наскока;
чтобы смел, кто не смеет, и высказался, кто нем.
Чтоб красивейшему из друзей на его войне
кто-то глупый не оцарапал лицо осколком.

(с)

Я работаю танцующей балериной
в музыкальной шкатулке, причудливой и старинной -
несмотря на жар и на головокружение,
выполняю незатейливые движения;
всё одни и те же вращенья, зимой и летом,
потому что жизнь моя в этом и смерть моя в этом,
без капризов, без "нет", без страха и без надежды, -
всё одни и те же,
одни и те же.

Поначалу они очень радуются: всего-то
повернуть этот ключик - и вся забота;
производишь музыку в мир, почти без усилий,
а потом размышляют: мы этого не просили,
сколько можно, как долго, не ожидали даже,
а потом вздыхают: уймётся она когда же,
как закончить уже с мельтешением нарочитым,

а потом - да что же она молчит-то...

(с)

Что тебе рассказать о тех, кто тревожит гладь океана, – и кто скрывается там, на дне?
Всё, чем я владею, нетрудно тебе отдать, – о тебе мои песни при золотой луне,
о тебе мои песни, трепетны и горьки, я пою одному тебе, о тебе одном, –
и с улыбками в волны бросаются моряки, и, спастись не пытаясь, сами идут на дно.

Что тебе рассказать о том, как ложится тень корабля на ребристые спины проворных рыб?
Я ведь знаю цену любви у земных людей – ты бы стал весёлым и ласковым до поры,
называл меня самой близкой и дорогой, приучал к теплу, увлекал, за собой манил, –
а потом оставил, спутал меня с другой, безголосой, но с цветом глаз и волос – моим.

Что тебе рассказать о том, как тонка, нежна белоснежная пена на гребнях больших валов?
Если бы я тебе, любимый, была нужна, – ты меня отыскал бы, пришёл бы ко мне на зов.
Я сидела одна вечерами на берегу, где булыжник до белых мозолей волной истёрт;
я забыла покой своих голубых лагун, я забыла весёлые игры своих сестёр.

Что тебе рассказать о том, каковы шторма? То, что видел ты, – просто лёгкий вечерний бриз.
С той поры, как тебя увидела, я сама – как разбитый корабль, океаном влекомый вниз.
Мне не нужен твой каменный замок, холодный зал, музыканты, и танцы, и взгляды чужих людей;
чтоб увидеть тебя, можно просто закрыть глаза, не встречаясь с тобой, нелюбящим, каждый день.

Что тебе рассказать о том, как мерцает лёд на большой глубине, в нетающих ледниках?
Кто ещё, мой свет, об этом тебе споёт, кто ещё споёт о глазах твоих и руках?
Я останусь там, где тебе не найти причал, я останусь там, где весь год холодна вода,
я останусь, как сёстры, – зла, весела, ничья; я отдам свои песни, но голоса – не отдам.

(с)

Всё будет прекрасно -
в апреле растает наст
и встанет смолистый запах
в лесах сосновых.
И станет тепло,
и любимые выберут нас,
а если не выберут -
значит, найдутся новые.

Всё кончится просто,
нет смысла рубить с плеча, -
как начиналось:
беседой за чашкой чая.
Я только боюсь того,
что буду скучать
(и - знаешь,
я временами уже скучаю) -

по каждой фразе,
которую нечем крыть,
по сладкому этому мороку
и ознобу,
по полному неумению говорить,
по этому отчуждению
ледяному.

По нашей игре,
что стоила свеч и встреч,
по славному принципу
"весело и зловеще";
по жажде твоей
присвоить меня, как вещь, -
и по тому, как приятно
быть этой вещью.

Я буду скучать по всему,
что тает весной -
по всем ледяным скульптурам,
по всем морозным узорам.
И по сквозняку, который
я чувствовала спиной -
тому, от которого ты
укрывался мной;
не будет ни сквозняков, ни меня -
так скоро.

По нежным и беспощадным
твоим рукам -
вернейшему средству,
что делает выносимым
хождение это
по всем девяти кругам.
Мы всё-таки - были.
И мы пережили
зиму.

(с)

в этой предательской, выданной мне с рождения
нежности неизвестного происхождения,
в этом неясном свете и темноте
так и живу, как жила - то тихо, а то отчаянно;
знаешь ли, врать не буду, что не скучаю, но
буду, наверно, не скоро - тут прорва дел.

только ты не смотри на меня так пристально,
так неотрывно с чистой и дальней пристани,
со своего высокого маяка;
лодка моя легка, и меня ловить во ржи
очень давно не надо - я это выдержу,
кажется, я уже что угодно выдержу, -
ты за меня не бойся.
люблю. пока.

(с)

Мониторы нам в темноте освещают лица,
до пяти утра не смыкаем бессонных век.
Ведь пока мы с тобой говорим - начинает виться
между нами нежный, желающий жить побег.

Роза, плющ ядовитый - пока ещё не известно.
В тонких листьях рисунки прожилок на свет видны.
...Скажет мне пожилой агроном, что его полезно
поливать только кровью. Своей. И ничем иным.

Может, этот вьюнок во сне обовьёт мне шею.
Я и правда не знаю, куда приведёт строка.
Но пока - страшнее, пока мне ещё страшнее,
что он может замёрзнуть
от первого сквозняка.

(с)

...

Где-то всё - для нас.
Где-то море - вон там, вдали.
Где-то синие волны солёные
солнце гасят.
Я иду одна.
Не пытаюсь вернуть отлив.
И ты тоже, пожалуйста,
не пытайся.

(с)

дар мой, моё наследство, полкоролевства мои, полцарства,
как от тебя отвертеться, как отписаться, как отказаться,
ты мой июльский зной, мой вездесущий, мой неповинный,
наполовину со мной и ещё с кем-то наполовину;
каменная стена - ни суда, ни следствия, ни причины,
серый мой кардинал, никто и не понял, как всё случилось,
думала, что сама, всё сама, по собственному велению,
тихо сойдёшь с ума, опускаясь медленно на колени;
ты мой июльский зной, ко всему равнодушный, пожароопасный,
видишь - огонь стеной, леса до срока одеты в красное,
а тебя не поймаешь, ты неподсуден, ты неприметен -
тонкое летнее марево, дрожь водной глади, горячий ветер.

(с)

Слушай, пока тебя не увёл от меня конвой,
пока во мне вОда считает до десяти,
не осалив кого-то ещё. Пока мы с тобой
пересекаемся здесь - во времени и в сети.
Пока ещё город утренний глух и нем,
пока, как струна, натянута эта нить.
Слушай, пока распахнута дверь во мне
рядом с сердцем, - нам нужно поговорить.

Слушай, это на взлётной мы полосе,
это секунды колёс отсчитывает мотив;
поезд-самоубийца, в котором мы едем все,
не задаёт вопросов, а только летит, летит.
Верно нам спели - этот поезд в огне,
в общем-то, все мои танцы напрасны тут.
Я в соседнем купе, загляни ко мне, -
и можно смело отправиться в пустоту.

Слушай - стремителен поезд и ночь чиста.
Слушай, пока в углу мерцает моя броня;
да, я косноязычна, но воду не пить с листа, -
лучше приди и сядь напротив меня.
Может, продолжим путь хоть до следующего столба,
времени скажем - хотя бы на время - стой;
вдруг этот мир и жив тем, что летят слова -
рельсы над отступающей пустотой.

(с)

прежде чем стану радиоактивным пеплом,
грудой осколков, коробкой цветных деталей
в этой весне, где вдогон соловьиным трелям
тикает таймер,

выйдем на улицу, ветру подставим лица -
перед тем, как проснуться за этим краем;
если свобода в том, чтобы выбрать себе убийцу,
я выбираю.

как под ногами земля вращается быстро,
с каждым чёртовым шагом всё меньше шансов;
повремени перед тем, как мне в голову выстрелить,
дай отдышаться,

прежде чем молча проводишь меня по плацу,
где за секунду покажут мне всё мое детство, -
дай сделать вдох, успокоиться и собраться,

дай наглядеться.

(с)

Мальчик назвался груздем
и лезет в кузов, -
зажигает так, что за него не стыдно в аду сгореть;
весёлый мальчик,
сочиняющий грустную музыку
ночами, полными дыма от сигарет.
Из струн высекает играючи
чистое золото;
мальчик, рядом с которым я - просто медь
звенящая;
пробы, если и были, - сколоты,
- но, когда он играет, я не могу не петь.

Мальчик, - так редко рядом,
так мало вместе,
так рано огни ночные плавятся за стеклом.
(Как тебе грустно,
если вот так тебе - весело,
как же темно-то, если вот так - светло?!)
Мальчик, - не стану ни музой твоей,
ни обузой;
я - только голос, коснувшийся слуха, - едва-едва...

Весёлый мальчик сочиняет грустную музыку,
а я - сижу,
не могу подобрать
слова.

(с)

чья-то женщина, чья-то девочка, чья-то дочка;
чья-то точка не-отправная – и чья-то точка
невозврата;
чьи-то мурашки по позвоночнику,
чей-то ад.
у меня – ничего, кроме взглядов твоих оленьих,
ни кола, ни двора, ни права касаться твоих коленей;
но
я живу с тобой,
живу с тобой в одно время, –
я богат.

у меня – ничего, кроме слов и крепкого чая;
ты уйдёшь через час, тебя кто-то опять встречает,
твой бумажный кораблик на чьих-то волнах качает –
только я,
только я не чета им, и я ни черта не сдался,
если здесь и бывает шанс – у меня все шансы:
я умею с тобой,
умею с тобой смеяться, –
ты моя.

(с)

Как расскажешь, кому расскажешь о том, о том,
как у рыб бывает бессонница подо льдом;
как ворочаются и бьются, хватая ртом
ледяную воду в поисках кислорода.
Как ты шлёшь мне приветы из аэропортов,
как мне кружит голову долгий глоток свободы.

Как за полночь луна восходит на свой погост,
как ночные тени становятся во весь рост;
как мой внутренний сфинкс ведёт меня на допрос,
как заранее он глядит на меня с укором.
И как вечным огнём горит между нами мост -
ледяным огнём, освещающим целый город.

Как сложны эти схемы: кто из нас с кем в родстве,
как идёшь - и сбивает с ног беспощадный свет,
как, наверное, все мы ворочаемся во сне,
если всё это снится, если всё это - мнимо.
Как от нежности сводит скулы.
Как тает снег.
Как ты жив во мне.
Как я с этим непримирима.

(с)

Тишину дробя стуком рам, завывает ветер.
Я смотрю и смотрю на тебя - что ты сделаешь с этим?
Не кручу, не верчу, не крушу, не смещаю оси -
я же просто смотрю,
иногда - задаю вопросы.

Не целую в уста, не зову тебя жарким меццо,
ни кинжала и ни креста - для тебя - у сердца;
не ношу тебе чаю с мёдом и кофе с ядом, -
никакого другого оружия,
кроме взгляда.

Ни двойного ствола, ни ласковых слов, ни лести, -
я же столп соляной, я скала, я стою на месте;
как мне справиться с тем, что я тебя - просто - вижу?

Почему ты всё ближе.
Зачем ты ко мне
всё ближе.

(с)

а увидимся - отведи глаза,
шаг прибавив, не говори мне "здравствуй".
время учит меня поливать свой сад,
не смотреть назад, расставаться насмерть.

я привыкла - в космической темноте,
в високосном годе, в пустом трамвае;
оставайся одной из моих потерь,
выносимой, как всё, что не убивает.

навещай меня - мотыльком в траве,
ветром в голове, сквозняком под вечер.
если вдруг позову тебя - не поверь,
посчитай, что это фигура речи.

(с)