Золотистая капля на солнце блеснёт, как блесна,
На песке, где прибой бесконечные вымыслы пишет, -
Я не знаю, зачем, - но, наверное, знает весна,
Что в груди у меня осторожно щекочет и дышит.

Я ещё научусь не бояться угаданных встреч,
Я ещё не сегодня проснусь с ощущеньем потери.
Подари мне янтарь! Я его обещаю беречь...
Удержи свою речь - я давно обещаньям не верю.

Говори, говори!.. Это снова случится со мной:
Ощущенье души новорожденной бабочкой парной.
Это время на нас наступает прозрачной стеной,
Новобрачной весной, золотистой смолою янтарной.

Обогнув материк на зелёном своём корабле,
Нас весна позабудет в пути, новобранцев безусых.
Время нас облечёт, и, увязнув, как мухи в смоле,
Наши нежные души застынут в подаренных бусах.

(с)

Андрею Розену


осень в реторте смешивает
розу с табачным дымом -
готовит парфюм для города
в упадочном ретро-стиле,
и лёгкая тень забвения
скользит по местам любимым,
по улицам глупой юности,
по тем, кого мы любили.

алхимия забывания,
секретное зелье чили,
в нём умбра, кармин и золото,
кровавый подбой и лилии,
и голоса далёкие
тех, кого мы любили,
тех, кого мы любили,
тех, кого мы любили...

"куда подевался мальчик,
которым я был когда-то?"* -
а он всё сидит, как птица,
над выцветшей картой мира,
и видит песок и камни,
моря, имена и даты,
и страны, в которых не был,
а годы проходят мимо.

а годы проходят рядом -
виска почти не коснулись,
и близкие страны дальше,
и дальние страны ближе,
и вот саграда фамилья
в конце патриарших улиц
и звонкое имя чили
на красном вине в париже.

а осень всё варит зелья,
забвенье мешает с явью,
сиянье мешает с кровью,
и соль, и песок, и эхо...
а мальчик сидит, как птица,
и видит иные страны,
которых никто не видел -
ну, кроме умберто эко.

(с)

* - так говорил хоакин мурьета

Всё тихо, и стрелки молчат в часах,
Застыв на без четверти пять.
И, в женских запутавшись волосах,
Любовники крепко спят.
И отроки спят, и во сне спешат,
И грешные видят сны,
И спят старики, что уже не грешат,
И дети, что рождены
Вчера до полудня. И спит огонь
В жилах, и соль во рту,
И дремлет каменная ладонь,
Протянутая в пустоту.
И зэки во сне на друзей стучат,
И стучат каблуки невест.
Волчица лижет своих волчат.
Хомо хомини люпуст эст.
И спит отличница с подлецом,
А умница с букварём,
И дремлет Бог с разбитым лицом
За сломанным алтарём.
Факиры спят на битом стекле,
И смотритель на маяке.
И кто-то спит лицом на столе
И с пулей в левом виске.
И белый всадник с белым конём
Идёт навстречу луне...
И если мы сегодня уснём -
Кого увидим во сне?

(с)

Где-то снова прогудел состав -
Или мне мерещится весь вечер?..
Никого на небе не застав,
Грешники откладывают встречу.

А вдали, на призрачном мосту
Голуби сидят... Над океаном
Боинг вышивает высоту,
Улетая к выдуманным странам...

Обращаясь к Богу, пишешь: Ты, -
Боже, Ты... Иное неуместно.
Голуби белеют, как цветы,
У подножья лестницы небесной.

Ты устал... И, кажется, уже
Тяготишься собственным величьем.
На Твоём небесном этаже
Голуби беседуют на птичьем

Языке... И в небе надо мной
Тоже кружит кружевная птица,
Чтобы, пять минут побыв земной,
К Твоему престолу возвратиться.

А вдали, на призрачном мосту...
Если я шагну - Ты встанешь рядом?
Или руки встретят пустоту,
Наугад заполненную взглядом?

Если я шагну на этот мост,
Раз и навсегда покинув сушу, -
Вспомнит ли Бредущий Между Звёзд
Малую затерянную душу?..

(с)

Ты вернулся, Кай, ты вернулся в наши края,
В наш двухцветный, снежный, алый и белый мир.
А пока ты брёл, собирала ледышки я,
А пока ты брёл, уходили твои друзья,
Завернувшись в холод, болезни, гордость, тоску и мор.

Как там вечность, Кай? Незыблема, как скала?
Ты считал до ста, чтоб увидеть меня во сне?
Я замёрзла, правда, я долго тебя ждала,
Закрывала ставни, а там - силуэт в окне.

Я топила печь, дурачок, я топила лёд.
У реки, где ты никогда не топил котят,
Я пустила алые туфли по воле вод,
Я реке подарила туфли свои - и вот
Ты вернулся. Кай, а снежинки летят, летят.

Серый ветер осени дует тебе в ребро,
Ты вернулся, Кай, замороженный, как судак.
Ты, забыв дорогу, топчешься у метро,
Ты считаешь мелочь, - бедный, иди сюда.

Ты вернулся, Кай, на ресницах твоих вода,
Ты считаешь мелочь, голову опустив.
Ты бродил, а вечность тихо вошла сюда,
И сложились сами кубики изо льда
В мой любимый, алый и белый, простой мотив.

(с)

Ты целуешь себя перед тем, как покинуть дом.
Я целую дом свой перед отъездом в Канны.
Одиночество в сердце борется со стыдом,
Друг на друга ставя призрачные капканы.

Удержись, моя радость, покуда твой воздух чист,
В Нагасаки, в пыльной и тёмной утробе боли.
Ничему не верь, никого не слушай, лучись,
Научись, например, ходить по канату, что ли.

Ты целуешь себя перед тем, как сойти в весну,
Как шагнуть с ума и в зеркале отразиться.
Я целую время, которое протяну
До весны, что плачет, грезится и грозится.

Я целую дом перед тем, как уйти в кино -
Мне покажут жизнь в деревне под Хиросимой.
Одиночество неопасно, вполне смешно,
Как щекотка - и точно так же невыносимо.

Ты целуешь себя, чтоб вернуться в себя назад,
Но глаза грозят зелёным огнем номады.
И когда ты плачешь, и сны по лицу скользят,
Зеркала в прихожей мой бледный рот отразят
Сквозь кровавый оттиск бесстыжей твоей помады

(с)

Мы так давно не дети, и луна
Лежит пятном на лаковом паркете.
И жизнь видна из тёмного окна.
И мы не дети.

Зима, зима, и скромные дары,
И золотые тонкие осколки,
И жизнь светла, как новые шары
На нашей ёлке.

Как золотые шкурки на снегу,
Как шкурки лис на мамином жакете,
Как звёзд картон, как нежность на бегу,
Как мы – не дети.

Уткнуться лбом в желанное тепло,
В кафтан, пропахший пылью театральной,
И видеть жизнь в узорное стекло –
Большой и дальней.

Большой и тёплой – с папиных колен,
Сияющей уже в мечтах о лете...
Мой новогодний сон, мой дом, мой плен,
Где мы – не дети,

Где ничего, любимый, никогда –
Под ватой свежевыпавшего снега...
И лишь твоя картонная звезда
Сияет с неба.

(с)

дорогой дед мороз, у меня оскудели мечты.
от бесплодных хождений по кручам скрутило колени.
где-то там на оленях, волках, самолётах проносишься ты,
где-то тут я стою - надо мной пролетают олени.

дорогой дед мороз, ты не мог бы закрыть на замок
все ночные кошмары, всех чудищ, живущих в чулане?
в эти наши края не везут золочёные сани.
мой спаситель-бубенчик устал сторожить и замолк.

дорогой дед мороз, погоди, я хочу объяснить!..
я боюсь, я не верю в подарок, что кем-то обещан.
надо мной самолётного следа лохматая нить.
и бубенчик, бубенчик...

(с)

ничего более
ничего более
даже самая нежная нежность становится болью,
потому что - ясно же - ничего более

эти глаза и губы, повадка птичья,
это монгольско-ангельское обличье, -
пусть всё будет, как будет, я всем довольна -
лишь бы тебе не больно

я, как она, не умею, я лучше традиционно:
жёлтый туман сурепки карабкается по склонам,
жжёт его солнце, дождь обнажает корни,
ветер, ветер их треплет, нет ничего покорней
жёлтых цветов сурепки, сильных, как униженье,
острых, как страх забыть у доски действие умноженье -
я не умею решать задачи, поэтому просто плачу,
не смейся, сижу в слезах, забыв условье задачи,
когда ты вернёшься, всё будет иначе

ты не поверишь, нет ничего сильнее
жёлтой сурепки - мне ли тягаться с нею,
пусть вас лелеет лето в пыли пригорка -
лишь бы тебе не горько

(с)

Летят снега, как голуби, белы,
И голуби летят сквозь белый вечер,
И только ангел на конце иглы
Не улетает, потому что вечен.

Рисует звёзды на пакетах книг,
Игрушек и надежд на сладкий случай
Лапландского святого ученик,
По-утреннему жёсткий и колючий.

В окне который час - волшебный шар,
В котором снег в который раз взлетает -
И падает, и голубая шаль
Меня, как крылья, кутает - и тает.

Летать легко. Летать смешно, но вот
Душа отяжелела и промокла.
Который снег, который час и год,
Как бабочка, колотится о стёкла.

Утрачен день, в который Бог простит,
Утрачен год, и час, и время года...
А мой любимый беспробудно спит -
Он ненавидит лётную погоду.

(с)

Так непросто сделать устойчивый шаг, непросто,
Когда лижет залив стальные опоры моста,
И до проса звёзд дотянуться не хватит роста,
И в кармане пусто.

Уезжай в Сыктывкар, запинаясь на каждом слоге,
По дороге спи, просто спи, как медведь в берлоге -
Ни огней вдали, ни лукавых писем о Боге,
Ни одной подруги.

Подожди дождей, потому что они невинны,
Как слеза в глазу оставленной половины,
Как на старой даче тёплые половицы...
Я целую твои глаза и твои ресницы,

Подбородок, рот с отпечатком давнего шрама.
Твой портрет в зеркалах воды не вмещает рама.
Через сотни вод, что несут в океаны реки -
Уезжай навеки.

Покачнётся мост, под моими ногами бездна,
Умолять тебя, целовать тебя бесполезно.
На мосту волшебном, воздушном, мосту железном,
Над столицей праздной -

Я стою, сигарет ищу, по карманам шарю.
Вспоминай меня всё же изредка в Сыктывкаре,
В Тимбукту, в Лесото, в Туле, в Стерлитамаке,
Буквой на бумаге.

Пылью на дороге.
Мотыльком в овраге.
Голосами дачными в мае.
Обнимаю.

(с)

А что у вас нынче? - Гроза, моё сердце, гроза.
Осколком зелёного ока сверкнёт - и раскатит
По водам озёрным зелёные волчьи глаза,
И дальним ворчаньем ответит, и конным проскачет.

Не вечно мне отроком пленным бежать у седла -
Трава полегла, сапоги до колена промокли.
Зелёные стёкла с вороньего мечет крыла
Гроза за окном, завивая воронками вопли.

О, волки мои! Все цветы у дороги умрут,
В иссеченном озере рыба всплывёт до рассвета,
Шарахнется конь, волчьим оком блеснёт изумруд,
А там, моё сердце, начнётся и кончится лето.

Ну, хватит, мой свет, изводиться, - гроза-то прошла.
На чёрной воде изумрудные пляшут осколки,
Черёмуха пахнет, и отрок бежит у седла,
И ворон летит, и несутся за всадником волки.

(с)

Пощёчины ветра и варварский лепет лотков.
Другая весна - и по счету, и в целом - другая.
Твой предок, мой варвар, наверное, был не таков.
Он не был таков и на ветер глядел, не мигая.

И сокол мостился на локте и жался к плечу
От ветра, созвучного веку и знамени ада.
Я тоже, мой сокол, как ты, безрассудно лечу
В пустое пространство его неподвижного взгляда.

А ветер с пустого залива по-ангельски сер
И голосом волчьим трубит в перламутровой глотке.
Я дома, мой ангел, где пестует сны Люцифер.
Мне грустно, мой волк, засыпать в перевернутой лодке.

Невидимый храм воздвигая на острых камнях,
Брожу у воды, как монах, не рискнув усомниться
В абсурдности города, ветра, в тебе, мой монах,
И в пламени ада, которое прячет глазница.

(с)

читать дальше

Не в этот час - рассветный, дождевой,
Не в этой точке сжатого пространства
Ты выйдешь вон, как бабочка из транса,
Раскрыв прозрачный зонт над головой.

Не твой поспешный шаг расколет двор
На тысячи неуловимых капель,
Сложившихся, как бус драконий камень,
В бессмысленный невидимый узор.

Не ты, не ты, не ты из темноты
Бежишь стремглав, зонта не закрывая,
На свет метро, на гул, на звон трамвая,
На остановок мокрые цветы.

И не твоя забытая душа
На том краю, за кромкой дождевою
Наколота, дыша и трепеща,
На острый шпиль, парящий над Невою.

(с)



Фото Владимира Кириенко

Смотрящий не уснёт - он смысла сна не помнит,
Он пальцами ведёт по чёрному стеклу,
Он по ночам дрожит в дыханье тёплых комнат
И звёздные следы рисует на полу.

Он, голову задрав, во тьме читает знаки,
Следит рисунок вен на ангельской руке,
Он смотрит на тебя - и ты в своём бараке
Тифозном - ощутишь дыханье на щеке.

Смотрящий не уснёт - он темноте не выдал
Ни сто своих имён, ни сто названий звёзд.
Он мёрзнет на мосту - окаменелый идол.
Я помню этот взгляд, и знаю этот мост.

Смотри же: время ждёт. Пространство наблюдает
За шевеленьем тел. Ознобом изнутри
Сквозят любовь и смерть. И надо мной взлетает
Отчаянье моё. Смотри, смотри, смотри!..

(с)

Когда ты вернёшься из плаванья в чреве кита,
И Левиафану наскучит его забава,
И будет подстерегать тебя суета -
Не слева, так справа, -
Пошли мне голубя, пусть он даже забудет сесть,
Всего лишь покружит над головой, вверху,
Я всё равно разглядеть сумею Благую Весть
И дам твоё имя ещё одному стиху.
Люблю на всех существующих языках.
Прости перебои ритма, дыханья, слов.
Ловец человеков, я тоже в твоих руках,
В сетях, где ещё трепещет живой улов.
Почему так тихо? Я почти не слышу себя.
Ну, не просить же счастья, крича в небесное чрево...
...Сегодня выпадет снег, карта выпадет, как судьба -
Не справа, так слева.

(с)

Я не сторож брату моему.
Он, мой брат, и сам себе не сторож.
Утро вяжет красную тесьму,
Медленно колышется на шторах.

Я ему кричала. Он забыл
Голос мой. Зачем меня оставил?
Разве ты кого-нибудь убил,
Нежный брат мой, мой невинный Авель?

Что там, кто там за моей спиной
Смехом заливается - послушай!
То не твой ли голос ледяной?
Твой ли лубяной рожок пастуший?

Авель, Авель, легконогий лис!
В облаках овечьи вереницы.
Твой ли путь беспечный сверху вниз
Обозначен срезанной пшеницей?

Не догнать, не тронуть рукава.
Как собака, чую лисий след, но
Тихо распрямляется трава
На лугах, где он прошёл бесследно.

Только шорох ветра да снопы.
Я тебе не сторож, Герда. Спи.

(с)

Видишь ли, детка, девочку звали Герда.
Мальчика - Кай.
Так шелестит ночная ветка от ветра.
Сердце, не умолкай.
Мальчика звали Кай.

Спи. Никому нет дела до этих давних
Дел. А она брела по снегам домой.
Что ты там прячешь? Стёклышко? Странно. Дай мне.
Мальчика звали Май...
Его звали - мой
Милый... Какая вьюга сегодня снова!
Я говорила? Мальчика звали - Смех.
Что ты смеёшься? Нет ничего смешного.
Их разлучила смерть? Что такое смерть!
Нет, дитя моё, смерть разлучить не в силах.
Нет - никого ни с кем. Даже двух детей
Глупых, далёких и бесконечно милых...
Мальчика звали - Тень.
Их разлучило то, что зовётся долгом.
Знаешь ты это слово?.. В снегу тропы
Не проложил никто. Её путь был долгим.
Девочку звали Вечность. Мальчика... Спи.

(с)

Так и сиди, завернувшись в шаль,
День напролёт молчи.
Мёртвых принцесс никому не жаль, -
Вот и смотри, как уносят вдаль
Душу твою грачи.

Стань холоднее кариатид,
Мраморнее колонн.
Пусть себе ходят вокруг, свистит
Шут и пустеет трон.

Пусть себе вянет твоя герань,
Путается шитьё.
Даже навстречу ему не встань, -
Он объявился в такую рань,
Знаешь, ради неё...

Может, яду налить в вино?
Может, нанять стрелка?..
Ах, не греют колен давно
Мраморные шелка...

Губы - холодом: лёд ко льду -
Руку твою прожгли.
Прах и пепел в твоём саду.
О, вам долго гореть в аду,
Пленные короли!

Ветер качает древко копья,
Кони скользят, спеша.
Где-то над ними душа твоя -
Высохшая душа...

Благослови их на много лет
Радостных - ты сама.
Мёртвой рукой протяни браслет,
Дай в дорогу олений плед.
“Не оступитесь, - скажи вослед, -
Нынче у нас зима”.