Летом, как обычно, я работал в геологической экспедиции в глухой якутской тайге. Из базового лагеря меня направили на две недели исследовать верховье небольшой горной речушки в двадцати километрах.
Со мной отправился помощник Егор, основная обязанность которого была копать шурфы. Егора взяли из местных алкоголиков, мы нанимали их в ближайшем городке на весь летний сезон. У нас был «сухой закон», и они, работая, проходили как бы трудовое лечение. Работали они хорошо. К тому же знали местные обычаи, хорошо ориентировались в лесу, бывали и неплохими охотниками.
Я обследовал выходы пород у нашей речушки, нашёл признаки меди. Копать шурфы Егору почти не пришлось, он готовил еду и объедался ягодами. Жили мы в старом зимовье, срубленном охотниками из толстых лиственниц лет сто тому назад.
Были у нас и соседи - одна или две семьи медведей. Мы видели их издалека, близко к себе они нас не подпускали, сразу уходили. Но следы свои они оставляли везде в изобилии: сильно помятую траву и кусты, особенно малинники. Коряги, старые пни, колоды медведи тоже ломали и искали там чего-то в земле. Ягоды медведи сосали целыми ветками. Одним словом, после себя хозяева леса оставляли полный погром.
Вечерами, когда садилось солнце и в природе наступала тишина, я явственно слышал какой-то странный звук: «Пбва-а-а-м!» - и затем затухающее дребезжание в течение 10-15 секунд. Звук возникал каждый вечер, и я спросил у Егора:
- Что это такое?
- Да, видно, медведь балует.
- Как балует?
- Пойдём, посмотрим.
Мы пошли в тайгу. Метрах в трёхстах на бугре непогода свалила несколько лиственниц Одна из них разломилась, оставив повыше корней длинные щепы. Около них на задних лапах стоял к нам спиной полуторагодовалый медведь. Он был, казалось, весь поглощён своим занятием. Оно заключалось в том, что мишка когтистой лапой оттягивал одну из высохших на солнце щеп, оттого она издавала характерный звук, а медведь, забавно склонив голову, слушал. «Пбва-а-а-м!» - разносилось в тихой, вечерней тайге. Медведь наслаждался своим искусством.
У меня был нарезной карабин военного образца (без ружья в тайге не ходят). Но применять его я, конечно, не стал. Это было бы браконьерством, да и жалко «музыканта». Я крикнул, медведь вздрогнул, присел на передние лапы и легко улепетнул в чащобу. Других медведей поблизости мы не видели, значит, любитель музыки был в одиночестве. Мне вспомнилась картина Шишкина «Утро в сосновом лесу». Там тоже была изображена расщеплённая столетняя сосна. Я постоянно думаю, не было ли здесь какого-то сюжета с «медвежьей любовью к лесной музыке».
Прошло несколько дней, лесная музыка не звучала, видимо, медведя мы напугали. Мне было как-то совестно. Но в последний вечер перед уходом на базу мы опять услышали: «Пбва-а-а-м!» На душе стало тепло. Значит, медведь возвратился к своему «музыкальному инструменту» и продолжал наслаждаться звуком. А ещё говорят, что они немузыкальны. И даже выражение придумали: «Медведь на ухо наступил».
Нашла здесь
|
|
|
|
|
|
|
|
