Агрессия Саакашвили в Южной Осетии, конечно, заслоняет сегодня остальные темы. Однако жизнь не кончается, и эти остальные темы все же продолжают существовать.

Как раз за день-другой перед началом войны спикер Госдумы, председатель высшего совета "Единой России" Борис Грызлов заявил о том, что настало время его партии определяться со своей идеологией, что время, когда ради консолидации людей вокруг себя партия исповедовала центризм, прошло, и теперь ей пора четко идеологически позиционироваться как партии, исповедующей консервативную идеологию. На языке партологии это называется "самоопределится в пространстве идеологических альтернатив".

Формально, конечно, это и правильно и естественно – нельзя быть политической партией, не имея понятной политической идеологии. Просто потому, что обладание идеологией – один из конституирующих элементов партии. Нет идеологии – нет партии.

Но тут возникает вопрос – значит ли это, что Грызлов теперь признал, что до сих пор возглавляемая им структура партией не являлась и теперь намерена ею стать? Такого он прямо не заявлял, поскольку утверждает, что ранее "ЕР" была партией, только центристской.

Тут тоже есть вопросы. А что, есть такая идеология – "центризм"? Идеологий – крупных, мировых идеологий – существует всего четыре: либерализм, коммунизм, консерватизм, национализм. Есть множество их исторических воплощений и множество оттенков, но иных полноценных идеологий, в частности, такой, как "центризм", не существует. Центризм – не идеология, а политическое позиционирование в конкретном политико-идеологическом континиуме.

То есть, при одной конфигурации партийно-политического поля центристами окажутся консерваторы, при другой – либералы, при третьей – социал-демократы, ну и так далее. Разумеется, прошедшие годы "ЕР" не была центристской силой ни в каком смысле. Ведь в политическом плане – сильная власть, государство, авторитаризм – она была ординарной правой силой, а центристами были как раз т.н. "либералы", выступавшие за рыночные механизмы, но при политической демократии. При этом левыми были наши условные "коммунисты", выступавшие против рынка и частной собственности (как будто) и за политическую демократию. А правыми – как раз единороссы, поскольку они были как против демократии, так и за рынок и частную собственность.

Слово "центризм", использовавшееся лидерами "ЕР", означало не ее центристское позиционирование, которое на самом деле как раз и было вариантом консерватизма, а ту кашу, которая творилась в плане политических и идеологических пристрастий в ее рядах. Претендуя на центризм, она просто оправдывала отсутствие любого четкого идеологического позиционирования, проявляя то, что в современной партологии называется "всеядностью".

Если "ЕР" действительно решила уйти от этой "всеядности", то само по себе это понятно. Правда, непонятно, зачем ей это нужно: она потому и не имела внятной идеологии, что не была партией – и пока ею и не является. То есть, поскольку еще один конституирующий элемент партии – борьба за власть, то "ЕР" ею никогда не занималась. Она просто никогда на власть не претендовала, потому что была лишь инструментом власти, имеющим партийную форму – и какая идеология у ее членов – вообще было не важно. Важно было, чтобы она надежно слушалась власти. "Нам не надобны умные – нам надобны верные". Впрочем, особо верными ее члены тоже не были, поскольку партия в основном состояла из перебежчиков из других структур – коммунистов, анархистов, либералов, националистов, "эндээровцев", "яблочников", "эспээсовцев", "аграропартийцев" и тому подобных. Главным их объединяющим качеством было хорошее политическое чутье и углубленная страсть быть с победителем – по известному принципу: "Пока Вы в силе – я Ваш".

Поэтому, для чего этому "приводному ремню" в принципе иметь идеологию – не вполне понятно, если главное не идеологичность, а послушность. Если только не возникла такая политическая ситуация, когда оказалось нужно обеспечить верность не власти, а каким-то таким постулатам, которые могут сохранить позицию партии, как верную не формальной власти, а чему-то иному, не формальному. Оказалось, что кашеобразный состав партии, приученный к повиновению администрации президента, в условиях, когда нет четкого понимания того, кто же теперь на деле является властью, начал шататься и метаться, пытаясь понять, кому же сегодня надо проявлять верность.

Поскольку же сам Грызлов в политологической специализации является специалистом по "консерватизму" (консервативным партиям была посвящена его кандидатская диссертация по политологии), он вполне естественно должен был в первую очередь стремиться к самоопределению своей партии на знакомых ему идеологических позициях.

Правда, обычно партия начинает заниматься новым "самоопределением в пространстве идеологически альтернатив" тогда, когда сталкивается либо с партийным кризисом и упадком партийного влияния, либо когда жизнь показывает, что ранее принятая идеология больше не может выполнять свои функции, доказала свою недееспособность.

Например, самый яркий случай массового поиска новой идеологической самоидентификации – это когда в Восточной Европе правящие коммунистические партии не смогли удержать власть и вынуждены были срочно перепозиционироваться.

Тогда получается, что либо "ЕР" у нас оказалась в кризисе и перед опасностью утраты свое роли в политической жизни, либо ранее проповедовавшееся позиционирование доказало свою нежизнеспособность.

Но допустим, что все эти вопросы и предположения оставляются в стороне. Что значит самоопределится на позициях консервативной идеологии?

Консерватизм потому и консерватизм, что предполагает некое "консервейшн". Так вот, что предполагается "консервейшн"? Кроме, разумеется, самой "ЕР".

Хотя, строго говоря, новое идеологическое позиционирование предполагает не "консервейшн", а как раз определенную модернизацию этой партии. "Консервейшн" было бы как раз объявить табу на любые изменения и всеми силами стремится к сохранению "статус-кво". Но понятно, что стоит задача "консервейшн" не столько состояния партии, сколько ее околовластного положения. То есть, по сути это означает, что если бы, например, для сохранения своего привилегированного положения потребовалось стать коммунистической партией, то "ЕР" стала бы коммунистической. Потребовалось бы стать либеральной – стала бы либеральной. Анархистской – стала бы анархистской. И т.д.

Но, допустим, нужно стать консервативной.

Грызлов – все-таки остепененный политолог. Специалист по консерватизму. Он-то должен знать, что консерватизм бывает разный. Какой консерватизм он предполагает для своей партии в качестве идеологии?

В первую очередь – что он все-таки предполагает "консервейшн"?

Царскую Россию? Военный коммунизм? "НЭП"? Сталинский период? Хрущевскую оттепель? Брежневский период? Перестройку? 90-е годы?

Все это не праздные вопросы. Потому что, как показывают данные ВЦИОМа, у всех этих периодов есть сторонники среди почитателей партии "Единая Россия".

Так, например, 31 % сторонников этой партии считает, что Россия в правильном направлении развивалась при Николае II.

Однако 35 % почитателей той же партии полагает, что верно страна развивалась не при ком-нибудь, а при Владимире Ильиче Ленине.

А вот еще 28 % – что страна правильно развивалась при Иосифе Виссарионовиче.

Зато, конечно, есть и те, кто считает правильным развитие при Хрущеве – тоже 28 %.

Время Брежнева предпочитает 41 % сторонников "Единой России".

Перестройка (есть и такие) приходится по нраву 18 %.

90-е годы, уход от которых считается главным завоеванием почитаемого партией Путина, имеют 20 % ностальгирующих.

Несложно увидеть, что приведенные цифры превышают 100 %, поскольку условия опроса предполагали возможность нескольких ответов.

Однако эти ответы можно, условно говоря, подразделить на две группы: группа сторонников "несоветского периода истории" и группа сторонников "советского периода".

Тогда получается, что если отнять из общего количества число почитателей Горбачева (поскольку сложно сказать, "советским" или "антисоветским" надо считать этот период), сумма "советского" составляет 35 % Ленина + 28 % Сталина + 28 % Хрущева + 41 % Брежнева. Получается 122 пункта. А сумма "антисоветского" составляет 31 % Николая II + 20 % Ельцина. Получается 51 пункт. Выходит, что среди сторонников партии власти число предпочитающих советский период соотносится к числу почитающих антисоветский как 122/51. Можно, конечно, добавить к антисоветской сумме и почитателей Горбачева (что не вполне корректно, но объяснимо) – тогда она вырастет на 18 % и достигнет 69 %, но все равно близко не подойдет к 122 пунктам ее советской составляющей.

Но можно ведь (что тоже не вполне корректно, но тоже объяснимо) число сторонников периода Горбачева прибавить к советской сумме – и тогда она достигнет уже 140 пунктов – против, в этом случае, опять же 51 % "антисоветской суммы".

Так что Грызлов с уже переопределившейся в идеологии "ЕР" намерен консервировать? Начала "антисоветского"? Тогда он придет в конфликт с ожиданиями двух третей своих сторонников.

Начала "советского"? Неужели? "ЕР" теперь что, станет "консервативно-социалистической партией"?

Нет, скажите, что "консервейшн"?

Правда, есть еще один ответ, отчасти объясняющий ситуацию, но только отчасти. Дело в том, что поскольку ответов могло быть несколько и у разных респондентов они могли отчасти накладываться один на другой, у нас есть еще одна группа позиций. Это те, кто считает, что правильно Россия развивалась в период правления Путина. И их много: 93 %. То есть почти все опрошенные считают развитие страны в этот период верным, одновременно считая верным и ее развитие в некое иное время XX века.

Можно было бы сказать, что Грызлов полагает "консервейшн" как раз это время. И это было бы логично – партия все-таки декларирует верность Путину.

Тогда, казалось бы, все становится на свои места.

Но, во первых, дело в том, что те, кто положительно относится ко "времени Путина", неоднородны. И видят в этом времени совершенно разное. По большей части их симпатии также на стороне "советского", нежели "антисоветского". Поэтому встает вопрос о трактовке: а что, собственно, есть "время Путина", то есть, что в нем ценят его сторонники среди почитателей "ЕР": "советскую" составляющую или "антисоветскую"?

Тогда опять: что "консервейшн"?

И второе – тоже очень важное. Известно, что значительная часть – где-то до 40 % – сторонников Путина и его времени хотели бы обновления его курса.

Известно, также, что и Путин, и заявивший о продолжении его курса Медведев объявили о необходимости перехода от "стабилизации" к "развитию".

То есть – и это вполне резонно, и они, и сама ситуация ставят вопрос о переходе к новому этапу, о новом рывке в развитии. По сути стране объективно необходим прорыв в будущее.

И что же здесь "консервейшн"? Рывок? Так его еще нужно создать.

А "рывок" и "консервейшн" – это про разное. Одно другому противоречит. Если, конечно, речь не идет о банальной формуле: "Сохранить все лучшее из прошлого и уверенно двинуться вперед!".

Это не консерватизм – это любой центрист вам скажет.

Так что – опять: консерватизм бывает разный.

Как уже говорилось, четыре мировые идеологии – либерализм, коммунизм, консерватизм и национализм – имеют три основные исторические воплощения.

Соответственно, существует три исторические воплощения консерватизма, возникшие в разное время, но в той или иной степени представленные и в современном мире.

Существует классический консерватизм, возникший в конце XVIII века в качестве реакции на Великую Французскую революцию. Суть его, – в боязни революционных изменений, прорывов и ускоренного развития, стремлении "притормозить" последнее. Как и в признании человека в принципе существом не рациональным, не способным опираясь на разум ограничивать свои иррациональные проявления, и, в качестве инструмента сдерживания иррационального в человеке, требующие сохранение всех прежних институтов общественного устройства – доминирования религии, авторитаризма власти, полицейского контроля за жизнью людей.

Классический консерватизм, в отличие от обычно приписываемого ему, не отрицает развитие в принципе, но полагает, что оно должно осуществляться крайне медленно, находясь под полным контролем государственной власти, компетенция которой распространяется на все сферы общественной жизни.

Существует так называемый "современный" (хотя сегодня, после появления "неоконсерватизма", такой термин не вполне приемлем) "фридмановский" консерватизм. Его связывают с именем Милтона Фридмана, одного из наиболее стойких противников современных, пострыночных методов регулирования экономики.

Формально его сторонники часто называют себя "либералами", указывая на то, что являются как бы охранителями экономической составляющей старого, классического консерватизма, построенной на учении Смита о всевластии рынка, тогда как либерализм XX по сути отказался от этой идеи. Однако, одновременно, в отличие от классической формы либерализма, ориентированной на сочетание рыночных отношений и политической демократии и свободы, этот консерватизм по сути берет на вооружение политическую доктрину классического же консерватизма: государственный авторитарный контроль над общественной и политической жизнью.

То есть, в конечном счете, получается, что этот консерватизм выступает за авторитарное государство, которое стоит на страже интересов неограниченного господства не регулируемых им рыночных отношений и, как правило, крупных собственников (в современной лексике "олигархов", хотя с научной точки зрения данное употребление этого термина не вполне верно). То есть, сочетание всевластия двух начал: "свободного рынка" и охраняющего его от общественного недовольства авторитарного государства.

В конечном счете, в наиболее полном и последовательном виде идеи этого консерватизма были воплощены в фашистской диктатуре Пиночета.

Есть и третье, новое воплощение консерватизма – "неоконсерватизм". Вбирая в себя две составляющие второй формы консерватизма, "неоконсерватизм" усиливает и традиционалистскую ценностную составляющую классического консерватизма: веру в бога, патриотизм, семью и т.д.

Соответственно, в современном мире "неоконсерватизм" выступает в качестве сторонника сокращения социальных программ, признания существующей имущественной и властной иерархии, жесткой власти. Последняя всегда готова к подавлению любых социальных и политических протестов, не считает себя обязанной руководствоваться мнением и волей народа и гражданского общества, требует от человека безусловной преданности власти и государству, религиозности, видит его не в качестве равноправного гражданина общества, а в качестве подданного власти. То есть, для него не назначение государства состоит в служении обществу и человеку, а назначение человека и всего народа заключается в служении и обслуживании государства.

Наиболее яркими случаями реализации идей еще только становящегося "неоконсерватизма" являются правления Рональда Рейгана в США и Маргарет Тэтчер в Англии. Показательны и слова Рейгана, произнесенные им при объявлении в свое время крестового похода против Советского Союза. Звучали они примерно так: "Наши системы несовместимы. Наша – основана на вере в Бога. Коммунизм верит в человека. Я предпочел бы, чтобы моя дочь умерла прямо сегодня, веря в Бога, нежели дожила до того, когда в мире утвердится вера в человека!".

Итак, есть три основные воплощения консервативной идеологии и, разумеется, множество их вариантов.

Что Борис Грызлов предпочитает видеть в качестве идеологии своей партии, говоря о консерватизме? И, соответственно, что он готов предложить в качестве модели развития России?

Классический вариант, при котором человек признается не вполне разумным существом, и полиция, церковь и власть контролируют все стороны жизни общества, а любое развитие допускается лишь под авторитарным государственным контролем и с разрешения вышестоящего начальства?

"Фридмановский", который люди подобные Гайдару и Чубайсу уже пытались осуществить в России в 1992 и 1998 годах? Где рынок будет диктовать повышение цен, нувориши публично праздновать новые успехи в своем обогащении, а полиция – избивать замордованные до потери инстинкта самосохранения толпы голодных нищих?

"Неоконсерватизм", где от каждого потребуют стать верноподданным новых самодержцев, под надзором полиции регулярно ходить в церковь, и каждый подданный должен будет признать, что он желает, чтобы его ребенок умер сегодня с верой в Бога, но не в коем случае не был "запятнан" верой в человека?

Очень обнадеживающий выбор. Спасибо Грызлову и его партии.

Но есть еще и иной срез проблемы. А именно, в условиях, когда все же, после множества проб и ошибок и страна, и ее власть вроде бы признали, что главным и важнейшим приоритетов сегодня становится форсированное развитие общества, развитие производства, переход к "экономике знаний", внедрение новых технологий и признание необходимости обеспечения условий развития человека – как и с какой формой консерватизма предполагает соединить все это лидер "Единой России"?

Если с первой, то развитие заведомо ограничено государственным, полицейским и религиозным контролем. Причем, не так, скажем, как при Петре Великом, когда государство становилось инициатором, мотором развития, а его охранные структуры защищали все ростки развития и подавляли сопротивление развитию, и даже церковь оказалась подчинена задачам обеспечения развития, а так, как получается, когда развитие пытается прорасти само по себе, а власть опасливо смотрит, лояльно оно или нет, и по возможности его ограничивает. Можно надеяться, что при таком положении вещей окажутся изолированными опасные и спорные тенденции в развитии, но невозможно обеспечить его ускорение, невозможно обеспечить необходимый обществу прорыв в технологиях и производстве.

Человек здесь рассматривается не как основная ценность, а его развитие – не как основная цель, а как заведомо ненадежное звено, подлежащее постоянному контролю власти.

Здесь развитие заведомо замедляется государством, то есть тут невозможен ни технологический прорыв, ни быстрый выход на передовые производственные, экономические и социальные позиции.

Второе воплощение в каком-то смысле в меньшей степени противоречит идее развития. Но оно связывается исключительно с действием рыночных механизмов: если есть на рынке запрос на развитие – оно будет идти. Но, в той степени, в которой те или иные его проявления окажутся рыночно оправданны, и уже сегодня. То есть, рыночный вариант развития многое может обеспечить – расширение производства пользующихся спросом товаров, их обновление, но только тогда, когда есть соответствующее расширение спроса. Если на рынке нет свободных средств у потенциального покупателя – расширение потребления лишь обернется кризисом перепроизводства. Причем, на примере 1992 года можно было убедиться, что с не меньшей вероятностью все может обернуться и падением производства и обнищанием населения.

А самое главное – такая модель, что все больше становится очевидным, не может обеспечить перспективных задач развития, не может обеспечить реконструкции производства и внедрения новых технологий.

Просто потому, что прорывное развитие требует вложений в развитие и реконструкцию производства, которые могут подчас дать полноценный эффект лишь через длительное время. Требует сегодня работы на потребности подчас будущих десятилетий, тогда как рынок предполагает более или менее непосредственную отдачу – и тогда встает вопрос о том, кто сегодня должен нести расходы, способные дать отдачу лишь в будущем.

Если же Грызлов хотел бы предложить своей партии и России третью модель, "неоконсерватизм", то нужно иметь ввиду, что в вопросе развития она сочетает недостатки как первой, так и второй моделей, поскольку, с одной стороны, сочетает ограничения, накладываемые на развитие рыночными подходами, с ограничениями, вызванными сознательной охранительной политикой государства, а также – воздействием "традиционализма", по определению мало сочетаемому с инновациями.

Правда, важнейший технологический прорыв и модернизация производства в США были начаты как раз при правлении Рейгана. Однако и это было осуществлено, с одной стороны, постольку, поскольку оправдывалось задачами противостояния с СССР, а с другой – постольку, поскольку США нашли в себе силы пойти на существенные ограничения рыночных начал экономики – то есть, переступили через один из важнейших постулатов "неоконсерватизма".

Задача форсированной модернизации (отходя от ее понимания в узком смысле "вестернизации"), форсированного развития требует выхода за рамки традиционализма, являющегося одним из ведущих постулатов "неоконсерватизма".

То есть, если консерватизм, в определенной степени, мог сочетаться со стоявшими в начале 2000-х гг. задачами стабилизации положения в стране и преодоления разрушительных последствий, наступивших в результате как раз принятия государством на вооружение логики "фридмановского консерватизма", то он оказывается мало уместен на фазе дальнейшего движения, перехода от стабилизации к форсированному прорыву.

Правда, нужно учесть и другое. Собственно говоря, в свое время сам Грызлов, анализируя идеологию и практику консервативных партий в Европе после Второй Мировой войны, пришел к выводу о том, что этот консерватизм (сформировавшийся как подвариант классического консерватизма до возникновения "фридмановского" консерватизма) не в полной мере воспроизводил характерные исходные черты этой идеологии, и партии, идентифицировавшие себя на этом поле были и не вполне консервативными, и не вполне правыми. По его мысли, в частности, в Германии старые консервативные правые партии настолько скомпрометировали себя сотрудничеством с фашизмом, что не могли быть востребованными в обществе, и их место заняли течения, наследовавшие довольно умеренным консервативным и правым партиями, ранее близким как раз центризму – от которого сегодня Грызлов и предлагает отказаться.

Для этих партий, в первую очередь для ХДС и ХСС, был характерен, в общем-то, умеренный консерватизм, определенная просвещенность и довольно сильный социальный компонент – как и ориентация на известную степень регулируемости рыночных отношений, хотя и при высокой степени авторитаризма. Возможно, это как раз отчасти близко тому "социальному консерватизму" о присутствии которого в своих рядах говорит "Единая Россия".

Возможно, он имеет в виду ставку именно на подобную мутировавшую ветвь "консерватизма". И само по себе это отчасти интересно – насколько можно применить, скажем, аденауэровский опыт (кстати, политически весьма малокомфортный режим) к условиям современной России.

Однако и здесь возникают очень серьезные оговорки.

Во-первых, хотя практика консерваторов в послевоенной Германии и решила задачи восстановления разрушенной экономики, своим итогом она имела более чем серьезную социальную и политическую напряженность в обществе. Завершилась она в итоге волной ультралевого террора, "гражданской войной" в городах и молодежными студенческими бунтами 60-х гг.

Грызлов сознательно готовит России подобную перспективу?

Во-вторых, политика консерваторов в ФРГ опиралась как на огромные финансовые вливания США, так и на ограничение своих вооруженных сил и, соответственно, военных расходов.

Кто-то сомневается в том, что Россия не может получить от Запада подобную финансовую помощь? В частности, потому, что США, помогая Германии, видели в ней форпост противостояния основному своему конкуренту – СССР, и потому были заинтересованы в ее укреплении. В противоположность этому, укрепление современной России США уже воспринимают не как укрепление союзника, а как укрепление конкурента и противника. Да и тогда они давали деньги под укрепление подчиненной им Германии – и для получения такой помощи, как минимум, пришлось бы согласиться на подчиненное положение России, причем в ситуации, когда она все равно воспринимается США как потенциальный конкурент.

Или кто-то сомневается, что сегодня Россия ни в каком варианте не может позволить себе сбросить бремя военных расходов – поскольку вызовы, звучащие для нее в современном мире, слишком велики и требуют, в частности, как показали последние события, максимального увеличения оборонительного потенциала?

Наконец, третье. В Германии консерваторы – даже если признать их "социал-консерваторами" – хотя и решили задачи восстановления, но не смогли решить задач форсированного развития, сочетающегося с сильной социальной политикой. Их правление закончилось политическим и экономическим кризисом, поражением 1969 года и вынужденной необходимостью уступить власть социал-демократам, которые уже и решали эту задачу и превратили ФРГ к 80-м годам в одну из ведущих стран мира.

Опять таки, зная эту историю, Грызлов сознательно предполагает получение такого же результата?

И что самое главное – это было бы отчасти понятно, если бы речь шла о восстановительном периоде. Но ведь сейчас признано, что перед Россией стоят как раз те задачи, о решении которых и споткнулся данный подвариант консерватизма. То есть в этом случае для решения задач сегодняшней России предлагается тот самый идеологический вариант, который в прошлом показал, что как раз эти задачи решать не умеет...

А в целом следует признать, что Борис Грызлов поднял довольно интересную политологическую проблему. Именно: можно ли сконструировать вариант консерватизма, то есть по определению идеологии, ориентированной на сохранение прошлого, который смог бы обеспечит ускоренное развитие и движение в будущее.

Теоретически это действительно очень интересно. Как и то, знает ли ответ на этот вопрос сам Грызлов. Или он просто хочет немножко поэкспериментировать...

Оригинал этого материала опубликован на сайте «Новая политика».