Мир Новостей №51 от 8 декабря страшно горько, у меня слезы не останавливаются... что будет с этими детьми?http://www.mirnov.ru/mn/08-1.php   (это запись к ссылке на форуме)

Статья: "Изнасилованные и морально убитые 

ВСЕ МЫ ВЫРАСТАЕМ В ОДНОЙ СТРАНЕ. ТАК ПОЧЕМУ ОДНИ СТАНОВЯТСЯ ЖЕРТВАМИ, А ДРУГИЕ - ПАЛАЧАМИ. И КТО ВСТАНЕТ НА ЗАЩИТУ ЖЕРТВЫ?

Каждый год в нашей стране сексуальному насилию подвергаются почти 7-8 тысяч детей. И это только те случаи, по которым возбуждаются уголовные дела. Пострадавшие, например, в семье от близких родственников дети практически лишены возможности обращаться к правоохранителям. Недавно в Думе были приняты беспрецедентные поправки, ужесточающие наказание за педофилию. То есть де-факто правоохранители признали, что проблема существует. Однако на деле это только половина решения. В стране полностью отсутствует система реабилитации детей, подвергшихся сексуальному насилию. 

На Западе проблема сексуального насилия над детьми не менее актуальна, чем в России. Но там к ней относятся со всей серьезностью. Ведь жертвы насилия зачастую сами становятся агрессорами и совершают тяжкие криминальные действия, вплоть до убийств. Именно поэтому проблема жестокости и насилия в отношении детей признана приоритетной, что закреплено в Международной конвенции ООН по правам ребенка (1989). Во многих странах действуют кризисные центры, где жертвы насилия получают специализированную психологическую и психотерапевтическую помощь. В Канаде, США, странах Европы существует система служб, помогающая детям - жертвам сексуального насилия. В Швеции женщинам и детям, подвергшимся насилию, муниципальные округа обязаны предоставлять убежища. Согласно внесенным не так давно изменениям в законы этой страны, дети могут претендовать на материальное возмещение и финансовые затраты, связанные с реабилитацией. 

У нас не так. А как? Чтобы получить ответ на этот вопрос, корреспондент “Мира новостей” отправился в Ульяновск. 

ТРИЖДЫ УБИЕННЫЙ 

В нескольких часах езды от Ульяновска - то ли большая деревня, то ли маленький городок с немыслимым названием. На центральной улице много цыган, отголосок недавнего взрыва в ульяновском арсенале, когда “ромалы” пешком добежали сюда, опасаясь близких разрывов. Дальше большая школа. 

- Он здесь учился, - говорит правозащитник Игорь Корнилов, сопровождавший меня. - Вообще после насилия над ребенком его семью положено переселить, чтобы ребенок мог начать новую жизнь. Стоит это у нас примерно триста тысяч рублей. 

Корнилов несколько раз это мне повторял, и я долго не могу понять, это действительно так или просто его пожелание. Типа мечты, как должно быть. Потом асфальт кончился, мы на окраине деревни и долго стучимся в самый последний дом. Еще по дороге Игорь предупреждает меня, что женщина, к которой мы едем, сектантка. Таня - мать двоих детей: Данилы, которому исполнилось недавно 18 лет, и семилетнего Павлика. 

Наконец нам открывает дверь настороженная женщина. Мы представляемся и заходим. На кухне только два стула, на которых устраиваются Игорь и Таня. Я сижу на корточках у стены. Ко мне подходит худая печальная такса и долго всматривается в лицо. Игорь окольными путями пытается подвести к сути разговора: не будет ли Таня против, если его организация начнет хлопотать о переезде двух ее детей. 

- А мне Бог дал троих, есть еще Саша, ему 26, - вдруг хорошо и добро улыбается женщина, поправляя нас. И сразу становится видно, что она еще в общем-то молодая. От былой замкнутости не остается и следа. 

- Мы не секта-а-а-нты, - по-поволжски с улыбкой тянет женщина слова, ее движения тоже становятся плавными, словно в такт неторопливому говору. - Мы свидетели Иеговы, Богу молимся... 

- У вас же это случилось не один раз... - говорит Игорь, избегая слова “изнасилование”. - Вас еще после первого раза должны были переселить... 

- А нам никто ничего не говорил... Да в первый раз ему десяти-то не было, возле школы произошло, - говорит Таня, вдруг закрывает лицо руками и кричит в голос: - Не могу! Не могу! Не хочу этого вспоминать! 

Таня своих троих сыновей растила одна. Муж после рождения младшего ушел. 9-летнего Данилу изнасиловали в первый раз, когда он возвращался из школы. Педофилом оказался сосед - молодой мужчина, живший рядом со школой. Когда судили, в его записной книжке нашли несколько десятков детских имен. Тем не менее педофилу дали всего три года. Он отсидел два и вернулся в деревню. 

Со слов Игоря, это поселение с немыслимым названием имеет довольно криминальную репутацию из-за расположенной рядом колонии. Многие отсидевшие селятся здесь после срока. 

- В деревенской школе, по местным понятиям, Данила стал считаться “обиженным”, - рассказывал он на подъезде к деревне, - почему и нужно было переселение... 

Ни прокуратура, ни соцзащита, понятно, об этом даже не заикнулись. И парня изнасиловали второй раз. Одноклассники, когда выехали классом на озера отдыхать во время майских праздников. После этого Данила тронулся умом, его признали слабоумным и запретили посещать школу: 

- Павлик-то, младший, тоже признан слабоумным, - вновь тянет слова Таня. - На дому мы должны учиться, да что-то не приходит какой день Анна Степановна, учительница... Сейчас денег нет позвонить ей, вот пенсии за них дождусь, семь тысяч мне платят за двоих по инвалидности, да и позвоню... 

В какой-то незаметный момент улыбка возвращается на ее лицо: 

- Работать не могу, одних их оставлять нельзя... Павлик ничего, шебутной только, а Данилка вот... Он жить не хочет... Так и повторяет мне все время: зачем жить-то... Опасно их вдвоем оставлять... Вот и сидим здесь втроем... 

Боится за Павлика и Игорь. Данила сильно озлоблен. Люди, подвергшиеся насилию в юности, зачастую сами становятся педофилами. Чтобы вернуть таких детей в общество, нужны годы реабилитации. А кто будет заниматься дважды изнасилованным парнем в глухом районе? 

* * * 

Пока Игорь долго говорит с Таней о чем-то своем, правозащитном, я выхожу из комнаты. 

Худой долговязый Данила лежал на диване в длинном, как пенал, зале. При моем появлении он медленно, словно по частям, поднимается и, глядя неотрывно в пол, как-то тщательно начинает одеваться, впихивая тощие мосластые ноги в трико. На столе стоит телевизор, в котором сквозь эфирную рябь идут обрывки музыкальной программы. 

- Привет. 

Данила кивает головой, одевается и садится на диван, все так же упорно глядя в пол. 

- Что смотришь? 

- Клипы, - через паузу, как будто глубоко обдумав вопрос, ответил пацан. 

Я не знал, что говорить дальше, и зачем-то спрашиваю: 

- А чего вообще хочешь? 

Данила долго молчал. Я уже поднялся, чтобы уходить, когда он в спину сказал: 

- Хочу быть гонщиком. 

- А на какой машине? 

- На “порше”... 

- “Кайенн” небось? 

- Нет, спортивный болид... 

Когда я возвращался, из спальни выскочил семилетний Павлик: 

- А ты, а ты - кто? 

- Я просто дядька. 

- А ты дядька-милиционер? 

- Нет, так себе... 

- А бандита побить сможешь? 

- Нет... 

Павлик подумал и отпустил меня: 

- Ну и иди тогда себе... 

Я вернулся на кухню уверенный, что оба парня с точки зрения мозгов абсолютно нормальны. Игорь как раз закончил разговоры с Таней и повернулся ко мне: 

- Вот он журналист, задавай вопросы... 

И я задал: 

- А второй раз как произошло? 

- Да на озере-то, тут такое было, так все бегали... - начала она и снова сорвалась в крик, закрыв лицо руками. 

Такса и Игорь уже вдвоем смотрели на меня укоризненно и печально... 

* * * 

Мы уходили, Таня не плакала и вновь улыбалась: 

- Вот прям, пришли вы, и мне легче стало, - говорила она. 

- А из соцслужбы никто не приходит? - спрашивает Игорь. 

- Нет, не приходят... 

- А эти из братьев Иеговы приходят? - спрашиваю я. 

- Ага, приходят, да я и сама по воскресеньям езжу в Ульяновск на собрание, говорим, нашу священную книгу читаем, Богу молимся... 

Я внимательно смотрю в глаза женщины, она по-прежнему хорошо и добро улыбается, мне кажется, что она, запертая в нищем дому с двумя ущербными сыновьями, лукавит мне. Муж ее бросил. Одного ребенка дважды изнасиловали, убив в нем все, ради чего можно жить. А сейчас государство убивает его в третий раз, лишив помощи. Второго ребенка за компанию с первым объявили дебилом, чтобы окончательно выгнать их из общества на задворки, открестившись от этой семьи, как от досадной мелкой проблемы вроде камешка в башмаке. И эта женщина, которой я сейчас внимательно смотрю в глаза, верит в какого-то Бога? 

- А я не верю в Бога, - говорю в эти глаза. 

Женщина начинает улыбаться совсем ласково, словно неразумному: 

- Да как же в него не верить... Вот он мне вас прислал... 

КОГДА ПАДАЛ СНЕГ 

Вдруг пошел редкий медленный снег. В ночном Ульяновске сразу стало как-то уютнее жить. Мы стояли с Игорем на высоком мосту через железнодорожные пути на станции Ульяновск-3. Здесь, в отстойниках, стоят вагоны с продуктами. Бездомные шкеты регулярно приходят потрошить их. 

Стоя на мосту под медленным снегопадом, я думал о детях, с которыми самое страшное уже произошло. Этим детям уже не помочь. И они забились по своим щелям - общество объявило им “комендантский час”. Как приговор ненужным, лишним людям, чтобы не мешали комфортно жить остальным, более благополучным и довольным. 

Жизнь устроена так, что все мы живем на одной улице, по соседству. Как мальчик Данила и неизвестный мне педофил. Ходим одной дорогой, в одну школу. Мы все вырастаем на одной грядке, в одной стране. И только Бог, которому молится женщина Таня, знает, почему одни становятся жертвами, а другие - их палачами. Если он, конечно, есть, этот их Бог. 


Марат Хайруллин, 
спецкор “МН”, Ульяновская область"

"Отказники.Ру"  ссылка на статью в архиве