Вечер. В одной из красивейших рощ, которых немало на границе Курской и Воронежской областях, в лагере N-ского дивизиона после учебного дня оживлённо и весело. У палаток взвода управления это оживление чувствуется особенно. Разведчики с телефонистами, не смотря на сумерки, продолжают усердно резаться в «козла» на высадку. Их голоса и задорный смех звонко разливался по роще. У штабной палатке на опушке на окраине рощи, снуют посыльные, офицеры и старшины. А у курилки собрались все телеграфисты, за перекуром ведут разговор о сегодняшней глазомерной съёмке. Молодой худенький солдат Шевченко, виновато улыбаясь, пытался оправдаться за то что у него плохой глазомер и не такой зоркий глаз как у других его товарищей.

 – Ничего не получиться у меня «на глазок», когда работаешь, кажется что всё в порядке, а закончить и проверить так самому, тошно становиться…, а вот с приборами я, товарищ старший сержант не подкачаю.

Действительно приборами Шевченко владел в совершенстве, и любые топографические задачи решает в уме. Любит он математику и мечтает, после службы поступить в университет на механико-математический факультет в школе он бывало на контрольных работах по алгебре, геометрии и тригонометрии первым решал самые трудные задачи и под завистные взгляды товарищей первым сдавал работу. Особенно он любил геометрию с применением тригонометрии. В армии он усердно продолжает заниматься математикой и в свободное время самостоятельно изучает аналитическую геометрию. Товарищи к нему относятся внимательно, с уважением и, сейчас переживают за неудачную работу.

– А ведь товарищ старший сержант говорил, что у нас есть хороший инструмент, с ним мы и привязку и другие задачи всегда делали без ошибок, и на фронте вы сами говорили, что с инструментом работали даже под огнём, когда и голову боязно поднять от земли.

 – Это всё хорошо Шевченко, я с вами спорить не собираюсь. – промолвил комвзвод. А вот глазомер вам всё-таки необходимо развивать, упорно и каждый день. И немного подождав, спокойно продолжил:

 – Глазомер это брат, великое дело. В соё время Суворов, Ушаков, Нахимов большое внимание уделяли глазомеру. А сейчас ему и тем более уделяют ещё большее внимание и тем более у артиллеристов. Я вам давно хотел рассказать один случай. Он замолчал, закурил папироску, облокотился на колено, оглядел нас и, убедившись, что все его слушают начал свой рассказ:

 – Как сейчас помню, наша дивизия после форсирования реки Прут, вышла за речку Жижиа, есть такая речка в Румынии, летом она почти вся пересыхает, так вот за этой рекой остановилась наша дивизия на высотах, недалеко от города Яссы и заняла оборону. Немцы и румыны немного оправившись, попытались нас снова отбросить за Прут. Стояла жаркая погода, в августовском небе не было ни облачка и как говорят фронтовики и лётчики лётная. Немцы бросили на нас авиацию и свою и румынскую свежие танковые  СС-овские части, и даже особые румынские полки, мы день и ночь не смыкали глаз, отбивали атаку за атакой. Наши батареи вели огонь прямой наводкой. Мы с разведчиками и связистами держали оборону вместе с пехотой, а порой один вместе с батарейцами. День и ночь горели немецкие танки, и чёрный дым тяжело висел в воздухе. На десятые сутки противник окончательно выдохся и сам перешёл в оборону. Наступило затишье. Мы отошли на отдых во второй эшелон недалеко от переднего края и занялись боевой подготовкой. Мы топографы, привели в порядок своё хозяйство, получили новые карты, бумагу и приступили к решению различных задач на местности.

В эти дни наши офицеры находились на сборах у начальника артиллерии дивизии в дивизионе оставался один начальник штаба и заместитель командира по политической части. Как-то раз после обеда нас всех срочно вызвал к себе начальник штаба.

 – Вызвал  я вас, - сказал он, - для того, чтобы поставить перед вами серьёзную задачу, от успешного решения которой будет зависеть очень многое, а главное ваша честь и честь дивизиона.

Мы все насторожились и смотрели в его слегка прищуренные и улыбающиеся глаза. Н.Ш. медленно ходил по утоптанному полу просторной землянке просторной землянки.

 – Вчера товарищи – продолжал он – у офицеров на сборах, проходили ответственные учебные сборы. В стрельбах принимала участие батарея дивизиона, дивизион вы сами знаете, считается лучшим, привязку делали топографы этого дивизиона, вы их тоже знаете, топографы хорошие, не смотря на это, откровенно говоря, товарищи, «топорики». Он всегда в шутку называл нас так. Стрельбы прошли неважно и, как стало известно мне – во многом остались виновны топографы. Плохо была привязана основная позиция. При этом он развёл руками и многозначительно поддакнул. Помнится мне, да и всем нам, тогда стало как-то не по себе. Будто не топографы и дивизион, а все мы виновны в плохой привязке

– Теперь – говорит начальник штаба, – очередь за нами. Сейчас на огневую позицию выйдет батарея Макарского, вы пойдёте с ними и сделаете привязку её и наблюдательного пункта, я буду надеяться на вас, как всегда, что вы постоите за честь нашего дивизиона.

 – Жильцов – обратился он к нашему помкомвзвода – вы будете за командира взвода. Наш командир взвода находится на сборах со всеми офицерами.

 – А теперь смотрите сюда. И он подозвал нас к раскладному столу на котором лежала новенькая карта.

 – Вот на этом  склоне высоты 193,6 показав на карте карандашом кружок – будет огневая, а вот здесь НП. Учтите, что на высоте 193,6 этого пункта нет, и вообще нет каких-либо выделяющихся ориентиров. Задача трудная и нужно постараться… Я думаю, что вы «не ударите лицом в грязь».

Прибыв на место, мы действительно убедились, что перед нами была поставлена действительно трудная задача. Чёрные глыбы развороченной земли, свидетельствовали о том, что здесь недавно прошли ожесточённые бои. Эти печальные следы войны испещрили румынскую землю. Глядя на изуродованную местность, трудно было найти то место, где стоял тригопункт. В трёх местах возвышались дзоты, и мы никак не могли распознать, под которым из них погребён этот знак, а может и не под ними, но где никто не мог распознать. Правда на одном из дзотов торчал какой-то камушек, и по всей вероятности, от него работали топографы. Пожалуй, они сами и забыли его. В этом и была их ошибка.

Да и гадать было некогда, солнце уже давно перевалило за полдень и с каждым часом быстрее катилось к закату. А вокруг, куда ни взглянешь, нигде не видать каких-либо вспомогательных знаков и ориентиров. На западе за рекой Жижиа были видны какие-то останки села. Там стояла церковь, от которой тоже почти ничего не осталось. Немного левее села чернел наполовину вырубленный и сожженный лес. Признаться, мы тогда здорово приуныли. Один Жильцов, казалось, не унывал, он весело напевал какой-то романс Глазунова и вымерял шагами высоту вдоль и поперёк, и что-то подсчитывал в уме. Затем он остановился возле нас и сказал

– Хлопцы, ничего не выйдет у нас, если мы начнём работу здесь, в трёх из пяти случаев мы получим невязку до ста метров, а то и больше.

Глазомер у Жильцова был прямо всем на диву. Он, бывало, вытянет перед собой руку и в ней свою авторучку или нож и замерит любой угол и любое расстояние с такой точностью, что нам приходилось только завидовать его глазомеру. Шаг у него был всегда твёрдый, всегда точный, идёт ли он строевым, спешит ли куда или прогуливается, поступь у него всегда одинаковая. И знал он свой шаг с точностью до сантиметра. И мы в этом убедились, замерив для интереса, когда он сам не знал. А приборы он уважал не хуже вас Шевченко. Любили мы его за его мастерство и за его простоту и весёлость, стараясь во всём подражать ему.

- Придётся нам, – говорит он, - возвратиться на огневую позицию и поискать там чего-нибудь.

Через полчаса мы были на огневой, но и там не было  лучше – засечку мы не смогли сделать, ни прямую, ни обратную. Правда, неподалёку от огневой находился небольшой обрыв в виде оврага. А в двухстах метрах от него в лево, поворот грунтовой дороги, а с огневой эти ориентиры не просматривались. После тщательного обследования мы увидели, что размеры на местности не соответствовали размерам на карте. Мы и сами видели, что у нас здесь ничего не получается – ни инструментальный ход, который был нами отработан(как говорил наш лейтенант – «классический») и ни какая земная ни прямая, ни обратная. Но пора возвращаться на огневую позицию. Тогда мы решили провести два хода от конца обрыва и от поворота дороги. Но как только мы их проделали, то увидели на планшете и на карте такую сильную невязку, что нам стало слишком горько.

По одному ходу огневая получалось на одном месте, а по другому на другом. А расстояние между ними было порядка 50 метров. Вот и гадай теперь какая огневая настоящая, а которая неверная. А может они обе не правильные. Тогда мы ещё раз проверили наши ходы. Результат был тот же. Мы вообще редко когда делали ошибки, только при больших ходах. Проверили и ещё больше приуныли, думали, что осрамимся и не оправдаем доверия, перестанут нас уважать в дивизионе разведчики и связистки ходу не будут давать. У нас с ними вроде соревнования было – кто лучше выполнит свой долг, кто больше проявит находчивость и инициативу. Иной раз мы даже держали пари, и мы никогда не проигрывали никому. Настроение наше упало, и почувствовали мы себя хуже, чем при бомбёжке или как при обстреле. Только Жильцов, как бы ни в чем, ни бывало, продолжал ходить вдоль обрыва и вымерять его своими шагами. Но я, признаться на его затею смотрел как на безнадёжную. Он, тем временем вылез наверх и весело позвал нас. По его лицу было заметно, что он как бы разрешил давно знакомую ему задачу.

 – Хлопцы! – говорит он нам, – а ведь конец обрыва не там, откуда мы начинали нашу «работу» – высказал  свои соображения он. 

– Как это конец обрыва не там где его конец, что-то не понятно – промолвил я.

– Не там говорю, а вот здесь – и он резко ударил каблуком сапога сухую землю.

– Глядите сюда – он отошёл немного в сторону и отломил кусок земли у обрыва и показав его нам спросил

– Скажите что это за почва?

Мы с любопытством смотрели на сухой желтоватого цвета комок земли, но не могли понять, куда клонит сержант. А Жильцов, видя наши недоуменные взгляды, растёр на ладони этот комок земли.

– Это, хлопцы мои, настоящий суглинок – и при этом многозначительно причмокнул языком

– А теперь – продолжал он – пойдём сюда и он зашагал к концу обрыва, где он также отломил кусок грунта и показал его нам – это была настоящая глина

– Неужели вы и теперь не догадываетесь в чём здесь секрет? – спрашивал он, улыбаясь и его серые глаза задорно блестели, но никто из нас четырёх не мог ему ответить.

– Эх вы хлопцы мои, хлопцы взгляните на карту и прочтите, когда на ней была последняя рекогносцировка местности – аж при царе Малюте!

– Неужели, товарищ сержант этот обрыв дождями размыло – спросил Жильцова мой друг Жора Княжко

– Нет, хлопцы, здесь не так дождями размыло, как самими румынами. Ведь здесь залегают пласты настоящей строительной глины, которую румыны с давних пор брали отсюда для строительства, только последние три – четыре года, очевидно, перестали брать, видно туговато румынам пришлось с немцами жить и воевать, так что не до строительства было.

Глядя на этого сержанта, я восхищался его находчивостью, той энергией, которая не рвалась наружу, а вытекала где надо сама собой. Он был настоящим москвичом и всегда гордился этим.

Сделав поправку «на глазок» Жильцов предложил заново проделать привязку. На этот раз обе огневые на планшете слились в одном месте. Хотя привязка сделана была нами в государственных координатах, несмотря на это мы облегчённо вздохнули и отправились на наблюдательный пункт.

Но в этот день сделать привязку Н.П. нам не удалось, так как по дороге нас застигла ночь. Эту ночь у Н.П. я провёл почти без сна. Мысль о том, что мы могли ошибиться, не покидала меня с самого вечера. Я даже представил себе, как начальник артиллерии первым стрельнёт, а разрыва так и не увидит. Вот думаю, будет позор, так позор. У нас такого случая в течении всей войны не было ни разу, и причем тогда когда привязка вообще осуществлялась «на глазок». Первый разрыв мы всегда видели неподалеку от цели. Помниться тогда ко мне подошёл Жора Воронко, он стоял «на часах» с автоматом и спросил сплю ли я. Я ответил что нет. Он и говорит:

– Слышишь  Саша как гудят танки, я вот уже целый час слушаю их «музыку». Куда они идут не пойму.

А я со свой назойливой мыслью в голове ничего не замечал вокруг. А по долине реки Жимил вот уже вторую ночь шли колонны «тридцатьчетверок» и «самоходок»(мы их называли «зверобоем». Шли они на северо-запад куда-то, и треск их моторов звонко разносился по долине. Казалось, что они идут где-то совсем близко. И, если подняться и посмотреть в ту сторону, то их можно увидеть рядом.

Немецкие самолёты-разведчики с тревогой рыскали над дорогами, «вешали фонари» изредка сбрасывали бомбы, которые с треском рвались в стороне, никому не принося вреда.

Прислушиваясь к грохоту машин, я почувствовал облегчение.

После небольшой паузы Воронко, как бы угадав мои мысли тихо прошептал:

 – Чует моё сердце, ох и зададим мы немцу жару... только держись, тикать будет бех оглядки. Успела испариться роса

Ночь пролетела быстро. Наступающий день был тихим, безоблачным и к «работе» мы приступили с рассветом. Ещё и не успела испариться роса, как НП был привязан способом обратной засечки. Затем мы выстроили боковой НП и решили ряд задач по целям. Ещё не закончили мы работы, как из-за горы выскочил «Виллис», подпрыгивая на кочках, подъехал к НП. Это прибыл к нам сам начальник артиллерии дивизии с каким-то майором. Жильцов доложил ему по всей форме, и попросил продолжить работу.

 – Нет, не стоит, – сказал он – а связь с батареей есть?

 – Так  точно, есть – ответил Жильцов.

 – Хорошо, а данные вон той цели? – начальник артиллерии указал в направлении макета пушки, неподалёку от темневшей рощи.

 – Есть – спокойно ответил Жильцов.

 – Ну что ж – обращаясь к стоявшему рядом офицеру – Начальник артиллерии – попробуем и заодно проверим привязку – при этом он лукаво посмотрел на Жильцова.

Жильцов слегка смутился и бойко ответил – топографы сделали всё, что могли товарищ полковник – и, уже потупив глаза, добавил – будет как тогда в Пелененках

 – О, тогда обязательно попробуем – с улыбкой сказал полковник.

 – А ведь мы, майор – обращаясь к своему спутнику – тогда на Украине отступали вместе с Жильцовым и в Пелененках такое задали одному её механизированному батальону, что я до сих пор не могу без смеха вспомнить эту картину. Они нас сволочи, можно сказать врасплох у этих Пелененках. У нас в это время осталась одна гаубичная батарея, которая застряла в одной из лощин. Была распутица после дождя. Да и к тому же в машинах кончался бензин, а они на своих машинах вытянулись цепочкой из села. С нами выходил остаток от одной стрелковой роты. Мы эту роту положили впереди на высоте, по обеим сторонам дороги и развернули в лощине орудия. Жильцов, брат, привязку сделал «на глазок». Первый снаряд упал перед головной машиной, а второй – прямо в неё. Колонна остановилась. Затем, чувствуем, что снарядом мы накрыли концевую машину и, колонна стала. Немцы не поймут в чём дело, а податься им некуда, вот тут мы и задали им «перцу». Пехота «кроет» их из пулемётов, а мы осколочными, тогда мало кто из них ушёл целыми. А мы, братец, и бензинчиком разжились и своих догнали.

А затем обратившись к Жильцову он попросил данные по (МАИСТУ)пушки. Мы уже все находились в траншеях НП; телефонисты, которые перед приездом начарта наладили связь, ждали теперь команды.

Полковник, посмотрев на планшет, а затем на карту и подсчитав что-то в уме, спокойно скомандовал:

 – Передать первому орудию по местам!

И как только орудие было изготовлено к стрельбе, начарт скомандовал:

 – По орудию,

– гранатой,

– взрыватель осколочный,

– заряд шестой,

 – буссоль 05-00,

 – прицел 96

 – Зарядить и доложить!

Телефонист быстро передавал на огневую команду за командой. Мы все находились на своих местах в окопах и внимательно прислушивались к передаваемым командам. Каждое слово гулко отдавалось в ушах, сердце билось у меня, быстро-быстро. Но я старался, не выдавать своих волнений. Мельком поглядывал то на Жильцова, то на начарта. Рядом со мной стоял Жора,  усиленное сопению которого выказывало и его волнение. Все пристально смотрели на цель. В этот миг казалось и сама природа вокруг насторожилась, замер утренний ветерок, а воздух, поднимавшийся от земли обдавал жаром грудь и лицо.

 – Первое готово! – выкрикнул телефонист.

 –Огонь! – скомандовал начарт. Телефонист немедленно передал команду и сразу же выкрикнул:

 – Выстрел!

Я на полувздохе затаил дыхание. А через несколько секунд раздался глухой гаубичный выстрел и, вслед за ним  над нами стал нарастать шуршащий звук тяжело летевшего снаряда. И вдруг звук этот внезапно пропал, как будто его кто-то выключил. Я впился глазами в макет орудия. Сердце колотилось в груди. Разрыва же нигде не было видно. В голове молниеносно проносились картины нашей привязки. Промазали, подумал я тогда и огорчённо посмотрел на начарта. Внешне он был спокоен и тоже смотрел на цель. Ему, конечно же, больно за промах подумалось мне. Но вдруг я почувствовал, что все поддались вперёд. Мельком я увидел, как щёки у Жильцова покрылись красными пятнами, а глаза заблестели особым блеском. Майор бросил планшетку. В тот же миг я посмотрел на цель. И там где только что стоял макет орудия – медленно расплывалось  серовато-чёрное облако дыма. Вслед за этим раздался хрустящий взрыв и в воздухе приятной музыкой запели тысячи осколков.

 – Ух! Вот тебе и Пелененки! – многозначительно   выдохнул начарт – чистая работа

 – Удивительно – промолвил  майор, продолжая глядеть на цель, вместо которой уже чернела свежая воронка – если бы это не было действительностью, то я бы оставался при своём мнении, что такие случаи бывают только в кинокартинах.

 – А я, между прочим, думал – не подвох ли это и не пристреливались ли наши уважаемые топографы до нас – хитровато улыбаясь, проговорил начарт. Но заметив обиженный взгляд Жильцова он поспешно добавил:

- Вы  не обижайтесь, Жильцов, это я право так говорю, что наделали вы нам делов.

Скоро должны прибыть офицеры, а по чему они будут стрелять, по вашей воронке, а? Главной то цели нет.

Мы, топографы чувствовали себя как на самом большом празднике, и будто мы выиграли трудную победу. А когда по приказанию начАрта мы торжественно мы построились, он обявил нам благодарность за отличную привязку. Мы с небывалым подъёмом дружно ответили:

 – Служим Советскому Союзу!

И надолго эти торжественные слова остались в нашей памяти.    с сайта http://xn--b1apcn2cr.xn--p1ai/

Серия сообщений "Рассказы моего отца.":
Часть 1 - В "сухом" болоте.
Часть 2 - В сухом болоте.
Часть 3 - Рассказы моего отца. Глазомер.
Часть 4 - На мирные наши дома.
Часть 5 - Работать как диктор Левитан.
Часть 6 - Это было в 1944-45 годах. Служил я командиром ТЩ "Рыбинец"