Вона іще з дитинства обожнювала у ньому усе: його очі, посмішку,ходу, веселий сміх і впевнений голос. А він спочатку навіть не помічав маленьке дівчисько з трохи кирпатим носиком і небесно-блакитними очима на півобличчя. А потім йому було смішно, що дитина червоніла, коли помічала погляд його темних очей: він сміявся, проходячи повз неї з високою рудоволосою красунею або стрункою білявкою у мініспідниці. А вона наївно і щиро мріяла про чисте і світле кохання; хотіла швидше стати дорослою, аби мати бодай один шанс пройти через увесь двір під руку з ним, як оті "лялечки" здовгими ногами. Вона ненавиділа свої одонадцять років і чорне, неначе осіння ніч, волосся, і невиразне личко з кирпатим носиком.
За два роки вони нарешті познайомилися: її старша сестра почала зустрічатися з ним.
Відтепер вона вже не червоніла при зустрічі, а він не сміявся, дивлячись уїї яскраво-сині очі.
Вона кохала його ще сильніше, її серце тільки боляче стискалося від думки, щойого вуста цілують обличчя сестри, шепочуть іншій слова любові. А він так несподівано і раптово побачив у ній друга, котрий ніколи не зрадить, завжди вислухає і зрозуміє. Вони почали годинами розмовляти, сидячи на підвіконні її під"їзду. І дивними здавалися друзі із семирічною різницею у віці. Проте їм було байдуже. Він ніколи не зачіпав лише однієї теми - її почуттів, кохання до нього. Але їй було досить тієї довіри і дружби, що існувала між ними.
Минув іще один рік. Він зустрічався вже з іншою... вона й надалі обожнювала його і вже майже не плекала надії на взаємність, хіба десь у найглибшому куточку свого юного
серця. А він міняв дівчат, як рукавички, проте щоразу зі своїми проблемами поспішав до неї - вже не маленької дитини з сусіднього будинку, а відданого друга, хто знала усе його життя, здавалося, читала його думки, неначе розгорнуту книжку.
Минали тижні, місяці, роки...
У свої вісімнадцять вона і досі не зрадила найпершого свілого почуття. Кохання було хронічним, невиліковним. Вона навчилась жити зи думкою, що так і має бути. Вона вже не відчувала болю у грудях, коли він довірливо розповідав їй про нову пассію, відтепер уже коханку, а не просто "ляльку" для прогулянки через двір.
Її краса задурила не одну голову, та жоден хлопець не подобався їй. Усі здавалися жалюгідними у порівнянні з ним.
Але одного разу він запросив її на весілля. Весела, невимушена розмова давніх
друзів... І раптом, наче грім серед ясного неба: "У травні я одружуюсь".
І тільки сльоза заблищала у синіх очах, і лише співчуття майнуло у майже чорних.
Вона не чула більше його слів, не хотіла бачити ці очі, що знали про її кохання, співчували, але любили іншу. Сліз не було, ніяких істерик чи з"ясувань стосунків, лише скалічене почуття, надія, понівечена і вбита ще до народження. Останній призирливий погляд на його сильну постать і красиве, мужнє, на мить неначе скам"яніле обличчя із спічуттям у теплих очах...
Вона просто пішла геть, не обертаючись, не відповідаючи на телефонні дзвінки, не розуміючи безглуздих вибачень.
Чому усе сталося саме так ? Вона не звертала уваги на його коханок, що мінялися ледве не щомісяця, але дружина ?! Ні, цього вона не змогла пробачити навіть йому, єдиному, найкращому в світі.
А він намагався щось пояснити; чекав на неї біля інституту, шукав на вулицях, телефонував додому... Йому було боляче бачити її страждання, але змінити щось він був не в змозі. Вона любила і ненавиділа водночас. А він, розгублений і безсилий, просто гостро відчував свою провину. Провину тому, що одружувався з іншою. Він не кохав її, але не міг втратити.
Вони не розмовляли. Лише зневажливий погляд яскраво-синіх очей, неначе гостре лезо ковзав по його обличчю і стрімко тікав, гублячись у вуличному натовпі.
Лишився тиждень до весілля... Вона рахувала дні і години до тієї миті, коли він стане недосяжним для неї назавжди... Сліз не було... Був лише тихий щем у грудях і болісне відчуття невимовної туги...
Цей день починався з думки: "Я не хочу, аби він одружувався; вона ніколи не любитиме його так, як я..."
А увечері вона дізналась, що усе кардинально змінилось.
Він у лікарні. Стан критичний, до ранку може не дотягти. І знову поруч була саме вона. Він кликав її, і вона прийшла, прийшла незважаючи ні на що. Жодної образи не лишилося у її серці, тільки молитва: "допоможи йому, Господи !"
Він вижив, лишившись інвалідом, майже безпорадним із понівеченим тілом і скаліченим обличчям, без жодного натяку на колишню красу.
Його наречена навіть не з"явилась у лікарні. Про одруженя з калікою не могло бути й мови.
А вона гляділа його, опікувалась ним у лікарні, годуючи з ложки, примушуючи тренуватися, аби мати шанс бодай самотужки рухатись.
Вона пропускала перші пари (бо засинала біля його ліжка геть знесилена) і тікала з останніх, щоб нагодувати його, вчасно отримати процедури і не порушити режим.
Вона була його життям. Ніхто не цікавився долею двадцяти п"ятирічного хлопця, у якого практично не було майбутнього... Його мати померла три роки тому, а батько жив десь на іншому кінці світу з новою дружиною у п"ятиповерховій віллі її батька. Та й колишні друзі-однолітки і партнери по бізнесу лише зрідка телефонували, цікавлячись здоров"ям, або перераховуючи чергову суму на лікування одному із засновників своєї кампанії.
Усім було байдуже. Усім, крім неї. Вона присвятила йому свій час, дарувала усе своє тепло, віддавала свою безмежну любов людині, на одужанні якої навіть фахівці поставили жирний хрест.
Вона гуляля з ним на інвалідному візочку тихими алеями парку, розповідала про своє життя у ті декілька годин, що була не з ним. Вони годували пташок біля фонтану, дивилися футбол по телевізору, пили холодне молоко із сирними млинцями і просто були разом.
А пізно вночі, коли за вікном шелестіли липи і співали поодинокі пташки, вона заморена, але щаслива, засинала просто сидячи на стільці у його кімнаті, схиливши голову над нерухомим тілом у білих простирадлах, і так дрімала до світанку, знесилена і втомлена, але з надією і вірою в майбутнє.
А він лиш тихо шепотів її ім"я, торкаючись слабкою рукою м"якого , шовковистого волосся, і... плакав... Плакав від безсилля і ненависті до своєї немічності й безпорадності. Він плакав вперше. Вперше від болю за юне серце, що без останку віддавалось йому, від болю за її життя, за її вісімнадцять років, за її безнадійне кохання. Він ніколи не скаже про свої почуття. Так буде гірше. Їй не потрібен інвалід. Нехай сьогодні їй боляче, проте скоро вона його забуде. І не буде прощання, благання, розлуки і сліз. Він не вартий її любові, не вартий жодної сльозинки. У її житті було надто багато болю, і він не міг дозволити, аби вона страждала знов...
Солоні струмочки обпікали пошматоване й зашите, наче витерта ганчірка, лице, а тремтячі пальці ласкаво торкалися чорного, як осіння ніч, волосся, і він боявся, боявся втратити її назавжди.
...М инали дні у напруженій боротьбі за життя і здоров"я, минали й ночі у постійному страху перед розлукою...
І вона зробила диво ! Ніхто не вірив, що таке можливо, але уже за півроку вона поставила його на ноги ! А через місяць ступав несміливо декілька кроків.
Він міг обійтися без неї, проте відпустити її йому було несила. Вона усе рідше приходила в лікарню, а він лиш сильніше відчував свою безпорадність перед її почуттями і своєю любов"ю. Але мовчав. Вона і не здогадувалась, що нарешті дочекалась взаємності.
Але тепер було запізно. Він майже остаточно видужав і виписався з лікарні. І знову був у своїй великій квартирі, і знову лежав на великому ліжку, але один. Без неї... Відтепер лише її він уявляв у цій кімнаті, і тільки х нею мріяв розділити цю постіль, це кохання і це життя.
І знову травень, і знову весела і невимушена розмова друзів, і тихий шепіт: "Я тебе люблю", і дика тиша після слова: "Я хочу одружитися лише з тобою"... і посмішка гірка у відповідь йому: "вже надто пізно, я піду"... Вона пішла; спинилась у дорозі, повільно підняла заплакане обличчя і сині очі прокричали:
"Ти запізнився, я не повернусь".
Він хотів наздогнати її і міцно стиснути в обіймах, аби ніколи більше не випускати, але ноги не слухалися його, а голос просто зник.
А вона неначе мариво чи нічне видіння, повільно рухаючись, все більше віддаляючись, тікала геть, ховаючи обличчя у долонях, чомусь так гірко плакала...
Вона насправді не прийшла. Він чекав нв неї і день, і два, і тиждень, знову шукав у інституті і на вулиці.
Але її не було. Вона зникла, втекла з дому, кинула університет, нічого не пояснила друзям, а просто зібрала речі, взяла валізку і поїхала невідомо куди.
Він не спав ночами, шукав принаймні якісь її сліди, він плакав і молився, він не міг собі пробачити скалічену юністьтієї, щоприсвятила йому своє життя, подарувала тепло і ласку, зрозуміла, але не простила...
Вона ніколи більше не бачила цих теплих очей, ніколи не чула цього веселого сміху, ніколи не згадувала його ім"я, але довіку любила того, хто нехтував її коханням, чиї двері надто пізно розчинилися перед її юністю і щирістю...
...Усе скінчилосяраптово, так само несподівано, як і починалося. Вона пішла і не повернулась, а він нічого не міг вдіяти.
І лише їхні серця, надламані, із густою, наче павутинка, сіткою тріщинок, усе життя билися в унісон, але нарізно...
І лише їхні руки так і не сплелися у одвічному бажанні обіймати; і лише їхні тіла ніколи не пізнали ласки темно-карих і яскраво-синіх очей...
Він і вона... ніхто не розуміє...
Він і вона... любитимуть до болю...
Він і вона... розійдуться навіки...
Він і вона ... ось забаганка долі...