В сердце моем не моя влюбленность
Чья-то чужая определенность,
Чьи-то чужие слова, я забуду их на рассвете © Знак Водолея

Россия отодвинул от себя пустой стакан и взглянул на свою руку. Все его левое предплечье с внутренней стороны было покрыто бледными шрамами от порезов.
О нет, никто не резал его там, он сделал это самостоятельно...
Брагинский провел кончиками пальцев по белесым полоскам: за годы его жизни они значительно уменьшились и стали почти не ощутимы. Цвет их сливался с его бледной кожей. Когда-то их было видно гораздо сильнее, и это страшно злило его.
За окном начинался рассвет. Он был пьян, он устал, но спать почему-то совсем не хотелось.
В голове всплыли слишком неприятные воспоминания.

***
-Пытался сбежать. - Отдышавшись, прорычал Польша, держа молодого Россию изо всех сил.
Иван уже был подростком, хотя и не таким большим, как хотелось бы. Но он был очень слаб, голоден и изувечен. Справиться с Польшей он так и не смог, а решив бежать, был в результате им захвачен.
Его лицо было бледнее обычного, грудь, пока еще здоровая, без швов, удерживающих вырванное так скоро сердце, тяжело вздымалась. От бега все его тело сильно ослабло, его колотило мелкой дрожью.
-Если вы еще раз нападете на меня, я сам с ним расправлюсь, хорошо? - Почти весело пропел Феликс, ухмыляясь в лица ошалевших от его наглости Монголии и Орды.
-Какое бесполезное занятие. - Надменно произнес Монгольская Империя, смотря на Руссию сверху вниз. - Бежать-то некуда. Зачем?
-Он не хочет сдаваться. - Кивнул Орда. - Тело как у трупа, а глаза живые. Гораздо живее, чем у тех русских, на которых мы устраивали пир.
Монголия захихикал. Руссия сжал зубы от злости. Они обещали не проливать крови, и они ее не пролили - положили на людей доски и сделали из них мебель. Ваня был наивным. Он хотел, чтобы они выполнили свое обещание, и они сказали, что сдержали его. В своем, особом, издевательском смысле.
Эмоции так сильно бушевали в нем, что в какой-то момент голова его безвольно повисла, а тело обмякло.
Польша почувствовал, как пленник навалился на него и стал гораздо тяжелее.
-Эй, ты чего? - Феликс потряс непутевого мальчишку. - В обморок он, что ли, грохнулся?
Московия медленно поднял голову и Феликс не узнал его глаза: широко открытые, не моргающие, совершенно безумные.
Ваня смотрел на блондина исподлобья, с хладнокровным, жестоким лицом, и он совсем не был похож на того слабого, затравленного мальчика, которого хотели поймать все, кто ни попадя.
-Тварь. - Прорычал Брагинский, вкладывая в это слово всю свою ненависть и злобу, на которую только был способен. А способен он был на многое, ведь это был Александр.
Польша удивленно распахнул свои зеленые глаза.
-Я ненавижу тебя. - Голос мальчишки казался гораздо старше, ниже и звучал он пугающе, будто шел из самой глубины глотки, из-за чего очень походил на рычание.
Ваня хорошо это запомнил, поскольку у него было четкое ощущение, будто он смотрит на все со стороны.
Со стороны слышал свой, полный ненависти, голос, со стороны видел ослабевшее, но напрягшееся тело... Глаза, словно бы его были, но кто-то другой смотрел через них. Как будто одолжил его глаза.
Ваня чувствовал ненависть даже в этом взгляде, в самих глазных яблоках, агрессия была настолько сильной, что пропитала все вокруг. Но даже ощущая это, он словно оставался наблюдателем.
-Я уничтожу тебя как только у меня появится такая возможность. - Прорычал Александр снова.
Польша на какой-то миг испугался. Иван заметил это по его расширившимся зрачкам. Но раздражение и злость Феликса всегда были сильнее любого его другого чувства.
-Нашелся тут, хищник хренов. - Процедил Польша сквозь зубы.
Вырваться было сложно. Тело было еще слишком маленьким и слишком уставшим. Но ярость Александра абсолютно не контролировалась. Поэтому, он сделал то, что смог сделать в своем плачевном положении: рывком бросился к руке Польши, державшей его, и изо всех укусил ее.
Феликс сдавленно вскрикнул. Злость вспыхнула в нем еще сильнее.
-Ну кусай, кусай. - Почти фанатично пробормотал он.
И будущий Россия кусал. Так сильно, как только мог. До такой степени, что ладонь Феликса мгновенно распухла и, впоследствии, посинела.
Когда боль от укуса стала невыносимой, Феликс ослабил хватку и Руссия смог вырваться. Польша не заставил себя долго ждать. Он вцепился в Ивана и изо всех сил приложил его головой о стену. Затем ещё и еще.
В голове у Московии все поехало. Сопротивляться было крайне сложно, и, слабо пытаясь вырваться, он получил несколько ударов кулаком по телу, а затем и в живот.
Парень закашлялся и согнулся пополам. Польша воспользовался моментом, схватил его за плечи и швырнул Брагинского на пол.
-Это я тебя ненавижу. Знал бы ты, как бесишь. Урод. Не могу тебя видеть, как я раньше вообще с тобой общался, мразь.
Откуда взялась эта ненависть у других стран? Откуда она рождалась в нем, словно не имея на самом деле источника, обволакивая вокруг все, чего касался его взгляд.
Бесконечное желание других стран ненавидеть его и причинять ему боль; бесконечное желание Александра убивать. Откуда все это?..
Польша что-то говорил Монголии, но Ваня его не слушал. Парень с трудом дополз на четвереньках до ближайшего дерева и кое-как смог подняться.
Его сильно шатало. Он чувствовал себя униженным и раздавленным.
В голове мелькнула мысль, что так у него было всегда.
Когда он смог стоять, Польши уже не было.
-И что ты натворил? - Отругал его Монгольская Империя.
Руки у Вани задрожали. Разум заволокло туманом, и внутри него бушевало то, что называется безумием.
Почему-то больше всего его обидело то, что в этой ситуации обвинили именно его.
Руссия почувствовал, как противный ком в горле уже трудно сглотнуть, а слезы обиды и горя медленно ползут по щекам.
Не помня себя, он ринулся бежать в свой дом, а точнее в то, что от него осталось.
Орда, было, сделал шаг к нему, но Монголия остановил его.
-Пусть бежит. Все равно никуда не денется. А то потом совсем помрет, и что мы будем делать?

Иван вбежал в свою небольшую избу, холодную и сырую, ведь проводил он в ней, в последние годы, очень мало времени.
Глотку рвало криком. Глаза покрылись пеленой и стали видеть очень плохо. Боль, вперемешку с тягучим, обволакивающим отчаянием, заставляла его сходить с ума, бить кулаками по стенам, вмазываться в них всем телом, швырять оставшуюся дома мебель так, что она рассыпалась в доски.
На пол и в стены летело все: вещи, одежда, посуда.
Безумие дает человеку силу, и с помощью нее Иван сейчас крушил то, что никто еще пока не отобрал: свой собственный дом, где когда-то был счастлив.
Одним рывком Руссия перевернул кровать и, продолжая совершенно ненормально кричать, пинал ее ногами, а чуть позже сломал еще и окна.
Когда первый этап безумия закончился, а ярость немного утихла, наступил второй: парень рухнул на колени и начал рыдать. Трясущимися руками он нащупал на полу нож, что лежал возле опрокинутого стола, схватил его и принялся рубить им по оголенному предплечью.
-Почему?.. Почему?.. Почему?! - Сквозь слезы и всхлипывания бормотал он сам себе, оставляя на руке кровоточащие порезы. - Я ведь хотел одного... Только одного друга, мне больше не надо... Хотя бы одного...
Нож был очень тупым, и потому порезы получались уродливым, но не очень глубокими. Ваня рубил им по руке с такой силой, что позже у него по предплечью расползлись синяки.
-Я ведь только хотел дружить... Почему они ненавидят меня? Почему все ненавидят меня? Почему нужно ненавидеть кого-то, если он не такой, как все?! -
Слез становилось все больше, они падали на пол, собираясь в мокрую лужицу, вперемешку с пролитой кровью.
-Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, тварь, сдохни, сдохни, сдохни... - Словно в трансе, повторял он сам себе, смотря на израненную руку и продолжая аутоагрессию.
Он говорил это про себя. В тот момент, Московия себя ненавидел. Но резался он не для того, чтобы умереть или почувствовать боль. Просто его психика постепенно доходила до края. В его действиях не было логики, мир словно перевернулся с ног на голову, а голова его стала оплотом сюрреалистического безумия.
Когда психоз, наконец-то, закончился, Руссия перевернул кровать в нормальное положение и лег поспать.
На утро он был совершенно нормальным, все тем же тихим и замкнутым мальчиком, запрятавшим свои чувства далеко-далеко.


***

-Эй, Иван, ты собираешься ложиться? - Торис подошел к России сзади и покачал головой: опять пьет. Опять будет плохо.
-Ага. - Бездумно бросил Брагинский, пряча руку под стол.
Литва заметил это и сладкое желание подарить нежность зацвело у него в груди. Он осторожно подошел ближе и потянулся руками к знаменитому шарфику.
-Не смей прикасаться там. - Ледяным тоном вдруг произнес Брагинский.
Руки Ториса миновали его шею и плавно опустились на плечи.
-Все в порядке. - Нежно ответил он. - Я никогда не стал бы делать того, чего ты не хочешь...

***

Россия лег к Литве на кровать.
Пока он собирался, Торис заснул.
Рука медленно потянулась к плечу спящего, но Ваня быстро ее одернул.
Страх, сковывающий все тело, шел откуда-то из глубины подсознания.
Кто-то в его голове словно бы говорил, что к людям нельзя прикасаться. Наверное, этобыл Саша...

***

18 февраля - день рождения Ториса. Водолей.
Отмечали вдвоем. Россия подумал, что Торис очень старается угодить ему. Даже в свой праздник, он говорил, какой Россия сильный и как много пережил от других, не потеряв при этом собственной чести.
И нет, Россия не был ангелом, даже близко. Не считая увечий, что он наносил себе с завидной частотой, он также нападал и на других. Но делал он это не больше остальных стран. Так почему же его ненавидели и считали жестоким куда больше этих других?..
Военные силы его были очень отсталыми, на войну Россия ходил чуть ли не с голыми руками, получая впоследствии тяжелые травмы и ранения.
А из-за полученной детской травмы России стало еще легче сочетать в себе несочетаемое: его личности распались и жили в нем сами по себе.
Но Ториса не пугало это. Он считал Россию кем-то вроде учителя, кем-то, на кого можно равняться. В те годы еще Россия этого не понимал.
Он и сам-то не считал себя таким уж хорошим. Зачастую, даже испытывал к себе ненависть, понимая, что с его психикой явно что-то не так, а исправить это он совсем не может.
Большим ударом для него стал тот факт, что он не мог углубить свои новые отношения, к которым постепенно начал привыкать.
У него было несколько случаев, когда он пытался, искренне пытался построить отношения с другими странами, но как только дело доходило до постели, все ломалось.
Стараясь проявить активность и "быть сверху", Россия мог причинить боль в связи с неопытностью и неосторожностью, и это приводило его в ужас. Как ошпаренный, он отстранялся и замыкался в себе, не забывая при этом сто раз извиниться и почувствовать себя настоящим чудовищем.
Если же Иван ждал инициативы от партнера, все становилось еще хуже: инстинктивно ли, на уровне подсознания - но он не подпускал никого к себе близко. Это чувствовалось. Это отталкивало и причиняло боль: все равно, что прилипнуть к чему-то холодному на улице, в сорокоградусный мороз.
В результате всего этого, Россия оставался один. Можно ли было назвать это отношениями?
Скорее, отчаянные, редкие и жалкие попытки...

Однажды, голос внутри его головы, что звался самым мудрым, сказал ему:
Ты выдержал все это, находясь в полном одиночестве. Конечно, есть последствия. Но ты выжил. Прекрати себя обвинять.
Эти слова были правдой.
Однако, эта правда не помогала России.

***
Тем временем, где-то за Амуром, жизнь текла своей чередой. Яо и Ён скандалили уже который час, но так и не пришли к единому мнению.
-Почему ты не хочешь меня послушать?! - Сотрясаясь от душащих рыданий, кричал Китай. Ён лишь нахмурился, проявлять эмоции сегодня явно не входило в его планы.
-Потому что Кику прав.
-С чего ты взял, что прав он, а не я?! С каких пор ты вообще слушаешь то, что говорит Кику?? Ведь это же я его вырастил, я сам... А теперь... Что же получается...
-Я слушаю Кику с тех пор, как Ты разучился слушать меня. - Корея обиженно нахмурился. - Кику меня понимает. Он знает, что я пережил.
-Что ты пережил?? - Пуще прежнего завопил Яо, глядя в бездонные глаза своего возлюбленного. - Чем я тебя так обидел? Никто никого не слушает. Это нормально. Ты тоже не отличаешься чуткостью!
-Я хотя бы пытался.
-Если так, то может, нам стоит расстаться навсегда?
-Может и стоит. Раз ты не против. - Ён нервно потер плечо и вышел за дверь.
Яо сполз по стене и опустился на колени.
Горе душило его, осознание собственного одиночества, когда ты не понят, не нужен больше, когда, прежде ты был кому-то наставником и опорой, и вдруг ты внезапно становишься никем, а значит, теряешь свою ценность, в тебе более никто не нуждается - сводило его с ума.
Китай плакал и плакал, вытирая длинными рукавами лицо, но легче не становилось.
В какой-то момент он вдруг вспомнил, как раньше они обсуждали все вместе с Ваней.
Как он заботливо и участливо вклинивался в чужие проблемы, как он просил целовать его на ночь...
Вани больше нет, и не будет в его жизни. И кажется, Кореи тоже. А во всем виноват только он. Он. Он. Он. Старый, никому не нужный, хлипкий...
Парень согнулся и обхватил свою голову руками. Пожалуй, он хотел только одного - чтобы все скорее кончилось...
От душераздирающих страданий его отвлек настойчивый стук в дверь.
Не думая о том, как он выглядит (уже было все равно), Китай распахнул ее и увидел на пороге подозрительно радостного Артура.
-Ну, привет. Чем это ты тут маешься? Как жизнь?
-Бывало и лучше. - Без лукавства фыркнул Китай. Он знал, что Артур слышал его истеричные завывания, да и к тому же глаза были словно обозначены красным ободком от количества пролитых слез.
-О. А я как раз к тебе по делу с тем, что может тебе помочь.
Яо скептически осмотрел англичанина.
-Сомневаюсь, что такое вообще существует.
-Еще как существует. - Кивнул Англия. - Знаешь, что такое "опиум"?