Мне снился сон – расскажу вратце.
Люди потеряли молитву. У них пропал сон. Они утратили экстатичность, кроме одной – экстатичности, связанной с потреблением. Забыв про сон, они всё время куда-то несутся что-нибудь делать или потреблять. Они даже забывают лечиться, и часто сгорают на лету. А тут произошло новое открытие – в каждом гиперсупермаркете установили аппараты для прямой передачи….не мыслей, мыслей давно уже ни у кого нет, а чувств и настроений, полуснов-полужеланий, короче, всего того, что раньше называлось «психикой». В церквах проповедники цитируют Тютчева: «О, если бы душой, без слов сказаться было можно!» Они не замечают, как сами подменили «душу» «психикой», да мало кто и слушает их. В основном все бегут за покупками и «транслировать себя», пока еще не телесным образом, но это тоже скоро придумают. Самое смешное, что происходит это не в Нью-Йорке или Пекине, а в городе, напоминающем старую Москву или Киев, годов 80х. Никакие шоу и ТВ людям неинтересны – им хочется прямой трансляции себя.
Я тоже встаю в очередь и иду посмотреть, как происходит «трансляция себя напрямую». Из-за меня происходит сбой на эскалаторе (чтый да разумеет!), а затем я попадаю куда надо. Оказывается, это такой светлый зал, где надо ложиться под аппарат, надев на глаза металлические черные квадратики. Молодежь лежит, люди постарше сидят, как на хоккее, и ждут своей очереди. Для эстетов предлагается «язык знаков», состоящий из черных и красных квадратов. Мысленно их воображаешь, транслируешь и таким обраом общаешься. «Зачем это?» - думаю я, и тут понимаю, что письменность давно тю-тю, ее нет, язык тоже упростился донельзя, поэтому и предлагают – чисто для эстетизма – язык квадратов. Но всем интереснее себя транслировать напрямую. Происходящее похоже на массовый анабиоз, на отлет в космос, а зрители настолько бурно обсуждают происходящее и так негодуют, что я нисколько не восторгаюсь предстоящим мне кайфом, что я ухожу. На улице весна, март, тает снег, светит ласковое солнце. Очередь продолжает ломиться в зал. Один мальчик выглядит очень странно – он заглядывает людям в глаза и пытается что-то сказать. Я заговариваю с ним. Оказывается, ему интересно узнать, а как это – смотреть на всё самому, называть это и беседовать. Он корявый, но красивый, как и его речь. Мы поднимаемся на башню, выходим на балкон. «Смотри, говорю я, - вон тропинка в снегу, и по ней ползут люди». – «Да, - говорит он, - тропинка!» И ему это внове.