Один мой друг завел себе ангела, настоящего,
с белыми крыльями и тревожным светом в груди.
Ему предлагали рыбок, кота, гигантского ящера –
не брал: рыбок целое море, а ангел – всего один.

Нормальный попался ангел: красивый, послушный, ласковый.
Слегка мелковат, но зато освещает комнату в темноте
и балует всех под вечер такими сказками,
каких человек не сложил бы, да и не захотел.

Мой друг недавно устроился на вторую работу.
Ангел в доме – не мышка, в содержании дорог.
Он же видеть не хочет супов, котлет и компота,
ему подавай нектар, креветки, пармезан в помидорах.

Он пьёт только чистый виски, спит исключительно сидя,
но чтобы кто-нибудь рядом всё время стоял с опахалом.
Друг мой стоит. Сдувает пылинки. Всё в наилучшем виде.
Недавно они завели грифона, будто забот не хватало.

Я временами ворчу, говорю, зачем тебе это?
Пользы ведь от него никакой, зато по горло возни.
Друг молча смотрит. В усталых глазах – острые блики света.
И что-то такое...такое...
Не могу объяснить. (с)

старший брат - в морозном небе солнечным днем ликующая гроза
младший брат - тонкая ветка-плеть, ломкая зеленая бирюза
старший смехом и громовым кулаком темноту прогонять мастак
младшему в детстве в глаз попал осколок радужного моста
так объяснил отец - мол, потому ты иначе видишь миры вокруг
но ты не должен бояться, ты должен уметь их не выпускать из рук
младший хочет быть сильным, упорно ищет знания - в них ключи
но иногда по ночам что-то рвется, он задыхается и кричит
старший спит крепко, но тут просыпается, вздыхает: ну вот, опять
чего ты боишься, глупый, я же обещал тебя защищать
младший дергает острым птичьим плечом и мучительно трет глаза
хочет вытащить осколок назад
старший сгребает брата в охапку, старший - теплый, сильный, живой
младший замирает, к груди прижимается растрепанной головой
старший гладит его, все хорошо, твои страхи - глупости, ахинея
и прекращай так тереть глаза, вон, совсем уже покраснели
старший верит в себя, младший верит ему вдвойне
они засыпают. младший мерзнет во сне

как ладонь - холодная, мокрая, наотмашь бьющая по губам
отражение младшего в зеркале. нездоровая худоба
и на плече раздирает кожу голубоватая мертвая чешуя
что мне делать
кто же я
кто же я
так холодно, что темно, в глазах все сосуды лопнули, больно
я не вынесу больше
младший кусает губу, поддевает ножом чешуйки, зажмурившись, режет
кровь его красная, теплая. как и прежде

младший, как в детстве, приходит к старшему, старший, как в детстве, его обнимает
младший шепчет: брат, внутри меня пропасть растет, разрывая меня, ломая
брат, мне страшно, мне кажется, будто бы кожа с меня снята
старший отказывается признавать, что с младшим что-то не так
старший хочет, чтоб все было просто, гладит младшего по плечу
я защищу тебя, защищу
все будет хорошо, нет никаких кошмаров, кроме тех, что снаружи
но им-то я не позволю наш мир разрушить
старший верит в себя. младший не засыпает и не может согреться
осколок внутри доходит до сердца

бывает, что точка невозврата - искра, вспыхнувшая, только тронь
младший сажает хаос на собственную распахнутую ладонь
и смеется - чего боялся, подумаешь, разорвало живот
до рагнарека-то заживет
пока старший учится понимать и видеть, пока наконец взрослеет
младший становится ожесточеннее, отчаяннее и злее
но как он ни рвется - схлестываются, сплетаются их пути
брат мой, я знаю, что я виноват, но позволь мне тебя спасти
я и не такие вершины брал, я отыщу через бездну брод
брось
ты как был дураком, так и остался: никак не уразумеешь
из меня улетели все птицы, остались змеи
замок нашего детства давно на куски распался
брат мой
не брат
разжавшиеся пальцы

старший не из тех, кто сдается, считая, что не бывает чудес
он приходит к отцу: что мы будем делать теперь, отец
нам нужно найти его, нужно...
всеотец говорит: успокойся. сядь
что бы я ни делал, во всем есть смысл, постарайся это принять
есть проблема, нас много - сильных, привыкших действовать напрямик
и поэтому нам нужен изгой, чтобы был хитроумен и многолик
чтоб извернувшись, придумывал тысячи планов, ярких и непохожих
мне жаль, но тут бесполезен змееныш, чешую маскирующий кожей
ради всеобщего блага нам нужен взрослый и сильный змей
и таким ему придется вырасти. а ты и пытаться не смей
помешать - ты наследник, ты должен понять. не разочаруй меня
старший склоняет голову и выходит в зарево дня

молниями режет темноту сверкающая гроза
брат мой, неужто ты думал, что я поверну назад
какой бы ни был - чешуйчатый, безумный и ледяной
мой
брат, я иду. мы справимся вместе, прогоним любое зло

младшему снится гром
и ему тепло

© Леди Лайя

у нас проблема, Хьюстон.
только давай без лжи во спасение,
иначе сразу отбой.
"всё будет хорошо!" - самое хреновое утешение,
гораздо лучше "я не знаю, что будет дальше, но проживу это вместе с тобой"
.

Хьюстон,
Хьюстон, у нас проблема.
мы взрослеем, грубеем, с головою уходим в быт.
и это давно доказанная теорема:
ничего нет больнее пропасти между тем, кто ты есть, и кем хочешь быть
.

мы взрослеем, Хьюстон.
реже чувствуя, реже плача.
чаще оставляем всё на автопилоты.
мне страшно, Хьюстон, ты лишь представь, что
лет через двадцать кто-то устроит разбор мной невыполненных полётов
.

у нас проблема, Хьюстон.
мы уходим в сериалы, книги, запираем двери,
и для этих сюжетов реальность - фон.
но нужно прорваться, несмотря на то, что в тебя не верят,
ведь песня остаётся песней, даже если её записали на диктофон
.

Хьюстон,
Хьюстон, у нас проблема.
в новом мире нет места для сказок и бабочек в животе.
ждать счастья, не ждать, вот в чём дилемма,
но тот, кто однажды увидел солнце, сможет выжить и в темноте
.

у нас проблема, Хьюстон,
у нас проблема. который год.
у нас проблема: мне дико пусто.
но я верю, Хьюстон, что всё пройдёт

Ок Мельникова

Князь Курбский скачет по полю по направлению к литовской границе, а за ним, ругаясь страшными словами, скачут на резвых конях русские пограничники. До литовской границы князю осталось скакать пять минут, а пограничники, если их не задержать, догонят Курбского через две минуты. Поскольку все средства Курбского ушли на подкуп дерптской стражи, он решает задержать преследователей, кидая в них единственные оставшиеся у него ценности в следующем порядке: шапку, кафтан, штаны, сапоги и нижнее белье, - в надежде, что пограничники станут их делить и отстанут. Известно, что шапка отдалит миг расплаты на двадцать секунд, штаны - на минуту, кафтан - на столько же, сколько шапка и штаны вместе взятые, сапоги - на столько же, сколько кафтан плюс шапка минус штаны, а на нижнее белье пограничники, вопреки чаяньям Курбского, не позарятся. Сумеет ли Курбский доскакать до литовской границы прежде, чем его схватят русские пограничники, и если да, то в каком виде он пересечет эту самую границу? И что скажут литовские пограничники, когда увидят такое зрелище?

©

чо скажут-чо скажут. да ничо. привычные.

Darling, I so miss u.

место пожаловаться. этот блог меня должен ненавидеть. но надо же сливать куда-то позитив. нет?
хочу вернуться в Эссауиру, Джогджакарту и Убуд. за тридцать лет жизни три места куда хочется вернуться на долго. ну ладно, если убрать Джогджу то Убуд остается в любом случае.
надеюсь это все полнолуние. надеюсь. единственное, что действительно спасает - пока я понимаю, что схожу с ума это означает, что я в своем уме. нет?

Еще один такой удар под дых и на работе решат что я законченная истеричка. Слав, это очень больно, ты знаешь? С другой стороны ты умер счастливым человеком, это не утешение, это маленькая справедливость среди всей этой дикости...
Когда я буду танцевать с огнем в первый раз я буду танцевать для тебя. Это хоть какая-то цель чтобы перестать реветь.
а в остальном... встретимся как нибудь.) если не здесь то где-то еще. спи спокойно.


но я так устала терять

У каждого есть такой друг,
Который вроде не друг, почти недруг, почти недуг,
Которому не протянешь рук,
А только бездумно прыгнешь вслед.
Это больше, чем дружба, и меньше, чем все, что после неё.
Это, черт возьми, не понять самому, что такое.
Это мельком взгляд, брошенный через плечо.
Это что-то детское и родное.
Это тот с кем можно поговорить
О самых тайных углах своего мирка,
Поскулить о том, что ты пустошь, дырка от номерка,
О том, как жизни быстра река,
И как тебя дурака
Никто не понимает.
Ну….
Почти у каждого есть такой друг,
Который на все заламывания рук
Даёт хлесткую такую пощёчину.
Говорит : ”Вытри. Бесит. Пустое. Звук
Таких беспочвенных мук – пресен.
У тебя, мол, есть уже все самое важное, дорогое.”
Это такой человек, что всегда между будущим и вчерашним.
Но ни разу не в сегодняшнем, в сию минутном и настоящем.
Он может быть лучше всех лучших друзей,
Когда-либо рядом стоявших.
Ближе всех ближних и дальше всех уходящих.
И каждый раз после него, все действительно просто и ясно -
Что суетно, что бренно. Что важно, чем чревато. И чем опасно.
И уже почти, почти совершенно, не страшно
Идти вперёд. (с) Without-face

просто в очередной раз убедилась, что среди толпы полузнакомых людей мне дико неуютно. до желания удрать и спрятаться.

Не умею молиться.
Вместо света и слова,
которые- бог,
Вспоминаются лица.
Кувшины с хмельною судьбой.

Я счастливчик.
Мне вами дано похмелиться.

Здесь рассвет над заливом
И дождь по проселку вприпрыжку,
Страх остаться счастливым
И прошлые беды забыть,
Ощущенье зимы,
Изумление хватившего лишку
И, грозой над весенней
цветущею сливой,
Над глазами - заботой сожженые лбы.

Я смотрю.
Я желаю измученным развеселиться.
Это все, говорю.
Это все что я вам подарю.
Я, увы, не умею молиться.

Ладыженский

« есть много разных смешных историй
с планеты, имя ее - земля...
жил город. в городе было - море,
и каменистый неровный пляж.

встряхнувшись сонной большой собакой,
поутру город спускался вниз,
...плясало море свое сиртаки,
шуршало, как перебор страниц.

и город словно лежал на блюде,
качался чайкою на волне...
с весной в него приезжали люди,
и море гладили по спине.

и осторожно мочили ноги...
а город тихо дремал и ждал.
во сне он видел откос пологий,
обрыв, закатную злую даль,

обломки строек, пронзивших выси,
крылатый, вольный, безгорный мир,
прозрачно-хрупкий, бескрайне-чистый,
недосягаемый, как кумир.

вдали же, в милях и милях бега,
в спокойном северном сентябре
жил город. в городе было - небо,
на шпиль надетое набекрень.

по небу плыли стальные птицы,
и облака,и фабричный дым...
и небо было как зонт на спицах:
привычным, мятым, слегка седым.

и было - было! - оно бездонным.
и дети города на заре
ловили капли его в ладонях,
тонули в призрачном серебре.

и им казалось - они взлетают...
а город грезил. и видел сон:
маяк в прибрежном тумане тает,
скрипит штурвальное колесо...

на свете много таких историй,
порой - попсовых, порою нет.
на небе все говорят о море,
на море все говорят о не...»©

визажист из меня может и херовый, но я учусь. учусь рисовать лица и корейский. ничотаг практика

Aлиса - гражданка России.
Дело даже не в паспорте:
Алиса живёт в апельсине.
Здравствуйте.

Мать головой качает:
Вот чему учит улица!
Дочка не отвечает.
Хмурится.

Брат и отец психуют.
В доме - наряд милиции.
Девушка - ни в какую :
Принципы.

Молвит, что остаётся
Под кожурой оранжевой ;
Что походить на солнце
Важно ей.

Алиса не депрессивная,
Чем-то дурным не славится.
Ей просто жить в апельсине
НРАВИТСЯ
(c)

Сладкий янтарь - варенье из одуванчиков.
Липкие пальцы путаются в траве...

Сколько таких вот девочек, сколько мальчиков,
Не пожелавших вовремя повзрослеть?
Новые дни - дорогами незнакомыми.
Небо в карманах, радуги в рукавах.
Землю теряют, сделавшись невесомыми
И позабыв о взрослых своих делах.
Каждое утро - "Лунной рекой" и нежностью,
Вечер - вишнёвым цветом и тишиной.
Столько у них беспечности и безбрежности,
Что и подумать страшно. А за спиной...
Те же заботы, горечи, расставания.
Тот же звучащий выстрел и тот же сор.

Море в глазах - стоцветное наказание.
С ним и трёхзначный возраст - не приговор.
(с) Элеонора Саймон

Красив, умен, слегка сутул,
набит мировоззрением,
вчера в себя я заглянул
и вышел с омерзением.

© Игорь Губерман

приснилось, что умер Крис, проснулась с мыслью "господи, всё это один большой, глупый, злой сон". а потом проснулась окончательно.

Говорили, его постель порастает мхом, и коса его светлая с сорной травой сплелась. Говорили, бесчувственно тело его - хоть пляши на нём. Говорили, что больше не встанет великий князь. Он лежал, ощущая затылком любовь к земле, пустоглазый, прозрачно-немощный, как святой. На востоке горели крепости, дым чернел, подползала смерть - он не мог шевельнуть рукой.

В изголовье бессонном цвели восковые огни, тонкий сумрак стелился по полу, лежал в углах. Горевала жена, и склонялась в усталой тоске над ним, и пыталась спасти его собственной болью - да не могла. Неустанно молилась, и колокола звонили, и кликуши стонали, что скоро беда прибудет. Только князю не стоны были нужны, а силы - как и Богу не слуги были нужны, а люди.

И случилось однажды: она поднялась с колен, повелела повсюду унять колокольный звон. И сказала: того не спасти, кто себе же и сдался в плен. Быть ему мертвецом или мужем - решает он. Поскакали гонцы через вдовью сухую степь, по обветренным скулам далёких пустых холмов, понесли во все стороны слово её: остановим смерть, если каждый для этого сделает всё, что мог.

Принялась за шитьё, аккуратно и ровно легли стежки, и закончив, уснула спокойно, к подушке щекой прильнув.
А наутро очнулся великий князь, сосчитал полки, попрощался с женой, и ушёл на свою войну.
©

наверное когда я смогу себе простить все те "не" которые случились - получится наконец привыкнуть к тому что я есть
на рождество снег наконец-то выпал, как по заказу. пушистая-пушистая сказка, пусть холодная и недолговечная но как же она красит.
сейчас всё стоит закованное в иней, в городе оттаяло а у нас акварельная красота за окном)