01.09.2011

Предок из пальца

Благодаря находкам сибирских археологов в научных представлениях о происхождении человека назрел глобальный переворот. Специалисты со всего мира приехали на Алтай обсудить, как интерпретировать открытия, спутавшие им карты

Если верить антропологам, человеко подобные существа живут на Земле больше двух миллионов лет. Странно все же, что мы так давно здесь. И ведь не помним почти ничего — что такое пять-шесть тысяч лет исторического времени по сравнению с миллионами?

Допустим, наши предки были дикими, волосатыми и с маленьким мозгом. Но вот непосредственно homo sapiens, человек нашего биологического вида, с такими же, как у нас, генами и мозгом, бродит по планете уже 150–200 тысяч лет. Поразительно, но за первые сто тысяч лет своего существования он ничем не прославился: антропологи утверждают, что из Восточной Африки он не выходил и ничего, кроме примитивных каменных орудий, не оставил — ни рисунков, ни украшений, ни захоронений. Разве ж это люди? И как они в итоге очеловечились?

Эти вопросы не давали мне заскучать по дороге из Новосибирска на Алтай — часов десять по бескрайней равнине, над которой кружат коршуны («Для Сибири это не расстояние», — говорят сибиряки, о какой бы поездке ни зашла речь).

Мы ехали к Денисовой пещере — на встречу светил мировой палеоантропологии, знающих о происхождении человека больше, чем кто-либо другой на планете. Светила собрались, чтобы обсудить особенности перехода к верхнему палеолиту — именно так назывался симпозиум, организованный здесь Институтом археологии и этнографии СО РАН.

Верхний палеолит — это «прогрессивный» каменный век, когда люди наконец начали вести себя по-человечески: рисовать на стенах, придумывать ритуалы, шить одежду, радовать археологов страшного вида бусами из зубов доисторических животных и фи­гурками безликих «палеолитических Венер» с огромными грудями. Переход к верхнему палеолиту — наверное, самый загадочный и самый важный рубеж в человеческой истории.

В Денисовой пещере нашли чрезвычайно древние и невероятно продвинутые в техническом отношении изделия, а рядом с ними — крохотную косточку, заставившую антропологов пересматривать представления об эволюции доисторических людей. Видимо, фундамент этих теорий был не слишком прочен, если полуистлевшего кончика мизинца хватило, чтобы их пошатнуть.

Последние несколько десятков километров мы ехали в полной темноте по грунтовой горной дороге для любителей экстремального вождения. Часа в три ночи ворвались в мирно спящий археологический лагерь и варварски стали стучаться в первую попавшуюся дверь. Небо было усыпано звездами, шумела горная река, по сторонам угадывались темные силуэты Алтайских гор.

Миллион лет на Караме

Утром мы увидели, что находимся в ущелье. Одну из образующих его гор археологи называют Дедка (очертания ее вершины напоминают бородатый профиль — вроде Карла Маркса), другую — Бабка (в ней пещера). По ущелью течет река Ануй, в долине реки и по склонам гор разбросано множество уютных деревянных домиков с электричеством и отоплением — это крупнейший в России археологический стационар «Денисова пещера».

Освоиться в лагере мы не успели: с утра пораньше светила науки отправились смотреть Караму, а мы увязались за ними. Карама — древнейшая в России стоянка доисторического человека. Когда-то она располагалась на берегу Ануя (древние всегда селились по берегам рек), но сотни тысячелетий его русло миллиметр за миллиметром вгрызалось в землю, и теперь река журчит внизу.

Выглядит стоянка весьма прозаично: большой квадратный котлован вроде тех, что роют под фундамент дома, внутри — глубокая прямоугольная яма поменьше, похожая на могилу. Ее стены словно слоеный пирог, все слои пронумерованы. Каждый из них — эпоха.

Светила толпятся возле ямы, кто в грязи, кто в высокой мокрой траве.

— Извините за сырость и грязь, — открывает официальную программу симпозиума руководитель экспедиции, заместитель директора Института археологии и этнографии Михаил Шуньков.

Начинает накрапывать дождь. Как тут выживали древние? С середины октября по май здесь лежит снег, и даже сейчас, летом — то дождь, то клещи (за один вечер я снял с себя четырех, правда, все они мирно паслись, не пытаясь меня укусить).

— В ледниковый период климат был совсем другой и здесь было что-то вроде оазиса посреди тундры. Было значительно теплее, чем сейчас, местами даже росли широколиственные деревья: дуб, клен, липа. Это открыли палинологи, специалисты по пыльце, и в свое время это тоже была сенсация…

Шуньков не торопится назвать возраст стоянки, нанизывая одно доказательство на другое, употребляя через слово непонятные археологические термины. Наконец говорит:

— Мы пока придерживаемся осторожной оценки — как минимум 800–900 тысяч лет. Но в душе лелеем тайную надежду получить вскоре неопровержимые доказательства более древнего возраста этих отложений.

Иностранцы недоверчиво улыбаются и качают головами. А что им еще остается? Миллион лет — это неслыханно! Особенно для Сибири.

Пробившись сквозь группу ученых, оторопевших от «миллиона лет», я успеваю задать руководителю экспедиции несколько вопросов:

— Что это были за люди?

— Это были homo erectus, наши далекие предки, вышедшие из Африки около двух миллионов лет назад и постепенно заселившие Евразию.

— От них остались кости?

— Нет, только каменные орудия. Здесь такие природные условия, что даже гранит вывет­ривается. Они изготовляли самые примитивные каменные орудия — так называемой олдувайской культуры, которая почти не менялась миллион лет. Они отбивали у гальки один из концов и заостряли его. Это были орудия на любой случай жизни: ими можно было резать что-нибудь, пилить, долбить, обрабатывать дерево или шкуры.

— А что значит «стоянка»? Они здесь жили?

— Да, видимо, у них были какие-то временные постройки наподобие чумов. Никаких следов долговременных строений мы не нашли.

— А почему именно в этом месте?

— Помимо необыкновенно благоприятного климата здесь один из самых коротких путей из Северной Азии в Центральную, по которому проходили сезонные миграции разных доисторических животных. Все это привлекало древнего человека, для охотников здесь был рай. Зимой можно было переждать холода в пещере, а в теплое время года жили в долине, на склонах гор и отправлялись в походы за добычей. В горах есть множество гротов, которые летом использовались как естественные холодильники.

Вот так-то: в то время как на широте Новосибирска жалась к земле чахлая приледниковая тундра, а чуть севернее вздымался на километровую высоту чудовищный Таймырский ледниковый барьер, первобытным жителям Алтая нужны были холодильники!

Что нашли в пещере

Денисова пещера раскрыла огромную черную пасть прямо над дорогой. Туристы бодро карабкаются туда, но вскоре разочарованно спус­каются вниз. Случайному зрителю смотреть в пещере особо не на что: в ней лишь один большой грот, да и тот по большей части перекопан. От центрального зала отходят две галереи, в одной из них прямо сейчас ведутся раскопки. Археологи сосредоточенно копаются на дне глубокой ямы, не поднимая голов, чтобы взглянуть на делегатов конференции.

Из большого отверстия в верхней части грота пробиваются солнечные лучи.

— Природа словно специально создала эту пещеру такой удобной, — радуется Шуньков. — Это отверстие и освещает ее, и служит отличным дымоходом. Мы тут проводили опыт — разводили на железных листах костер. Сразу стало очень тепло и уютно, и весь дым уходил.

Видимо, древние тоже считали пещеру неплохим местечком: за последние 300 тысяч лет она никогда не пустовала — такие памятники в мире можно по пальцам пересчитать. Последним здешним обитателем был от­шель­ник-старообрядец Дионисий, живший в XVIII веке. От него и название.

— Уникальность Денисовой пещеры в том, что здесь практически вся древняя история собрана в одном месте в одном разрезе, — Шуньков гордо показывает на десятиметровую яму в центре.

Стенки раскопа — тоже слоеный пирог, время в разрезе, 22 слоя, нашпигованных каменными и костяными изделиями разных эпох. Уже тридцать лет археологи с величайшей осторожностью вскрывают слой за слоем. Самый знаменитый из них — одиннадцатый.

Шуньков коротко и сухо рассказывает о находке:

— Ближе к нижней границе одиннадцатого слоя, то есть к 50 тысячам лет назад, мы стали находить изделия, характерные для верхнего палеолита: ожерелья из зубов животных, иглы из костей птиц, подвески из ракушек, украшения из поделочного камня. Среди них был браслет из хлоритолита — редкого камня, меняющего цвет в зависимости от освещения и принесенного сюда с месторождения на границе с Казахстаном за двести километров отсюда. Но самое интересное, что приемы обработки камня совершенно нетипичны для ранней стадии верхнего палеолита: станковое сверление, внутренняя расточка, шлифование и полировка. Это набор технических приемов гораздо более поздней эпохи, бронзового века. То есть мы имеем дело с палеолитической индустрией, намного превосходящей все известные нам ранее. Все указывает на то, что она принадлежит человеку современного облика и поведения.

Похоже, в этих краях концентрация научных сенсаций явно зашкаливает. Можно было бы усомниться: мол, придумают что-то ученые, желая туристов в регион завлечь… Но датировки перепроверяли специалисты из Оксфорда, потом из Аризоны. Всего было четыре проверки, и все они дали близкие результаты. Сенсации, кстати, на этом не кончаются.

— Мы были уверены, что здесь обитал homo sapiens c фантастически передовой для своего времени культурой, — продолжает Шуньков. — Но в 2008 году в том же одиннадцатом слое мы нашли первые человеческие кости — ногтевую фалангу мизинца девочки лет семи. Когда наши коллеги из Института Макса Планка расшифровали ее геном, стало ясно, что мы имеем дело с новой разновидностью человека.

Время собирать камни

Сергей Исупов уже привык исполнять почетную обязанность «археолога по связям с общественностью». Сейчас ожидается особо большой наплыв журналистов, и ему поручено «быть в состоянии постоянной эрекции». У него талант рассказчика — вернувшись из экспедиции, я обнаружил, что почти все, что есть в интернете о Денисовой пещере, позаимствовано из его статей.

— Помните у Экклезиаста: «Время разбрасывать камни и время собирать камни»? — проповедует Исупов. — Они разбрасывали, мы собираем.

Его атакует юный телевизионщик с камерой:

— Вам сейчас нужно будет сказать, на сколько метров вглубь удалось продвинуться археологам.

— Мы не оперируем такими понятиями, нам это не важно: у нас ведь нет плана по кубатуре, — терпеливо объясняет Исупов. — Мы выбираем квадрат для работы и убираем в нем почву сантиметр за сантиметром с подробнейшей фиксацией всего, что находим, и тщательной фотосъемкой. Копаем в пещере с начала восьмидесятых, но и сейчас конца работе не видно. Место, где мы были, — это вестибюль, прихожая. Здесь работали геофизики — их приборы показали, что за пробкой из рыхлых отложений в восточной галерее идут огромные пустоты. Они говорили нам: «Да пробейте вы эту пробку, это легко!» Но мы не окопы копаем — работаем очень осторожно, ведь там может оказаться что угодно. Логика археологии подсказывает, что самое интересное впереди: в дальних частях пещеры находок всегда больше.

Меня же терзают смутные сомнения:

— А не могли ничего напутать с датировкой?

— Мы сами долго не могли поверить, но теперь уверены. Больше сомнений высказывалось по поводу расшифровки ДНК. Сначала говорили о генетическом загрязнении, а когда поняли, что его быть не может — процедуру повторили больше ста раз, — стали говорить, что это генетический уродец.

Я вспоминаю, что это классическая реакция палеоантропологов на обнаружение новых эволюционных ветвей человечества. Когда в XIX веке в Германии нашли первый череп неандертальца, его приняли за «монголоидного русского казака-дегенерата». А ведь открытие денисовского человека — нечто еще более из ряда вон выходящее, если учитывать его необыкновенные технологии.

— Это же как черт из табакерки — хоп! — переворачивает все представления, поэтому ребята настроены очень скептично, — вторит моим мыслям Исупов. — Это открытие, порождающее другие открытия, прогресс. Оно всех заставило шевелиться, думать, пусть даже агрессивно, главное — думать.

— А почему нашли только палец?

— Человеческие останки в такой среде сохраняются очень плохо. И потом, раскопки сначала велись в вестибюле пещеры, где люди вели хозяйство, — в таких местах не хоронят. А в восточной галерее мы вслед за пальцем нашли два зуба и фрагмент черепной кости, но их геном пока не расшифрован. Возможно, копая дальше, мы наткнемся на погребение.

Я решаюсь задать главный вопрос:

— Мне вот что непонятно: почему люди нашего антропологического типа так долго не проявляли своей разумности и вдруг стали вести себя по-человечески — перешли, так сказать, к верхнему палеолиту?

— Это вопрос вопросов, над ним бьются лучшие умы. Каких только не было гипотез! И появление языка, и наличие свободного времени, и переход к питанию приготовленным на огне мясом… Но пока это тайна за семью печатями: у нас слишком мало материала.

Исупов предъявляет каменные орудия разных эпох.

— Вот лезвие каменного ножа. Оно закреплялось сыромятной кожей на деревянной или костяной рукоятке. Ножу около 50 тысяч лет.

— А насколько уникален данный объект? — неожиданно спрашивает юный телевизионщик.

— Ну, насколько может быть уникален набор ножей на кухне у хозяйки…

— А где же знаменитый браслет? — спрашиваю я.

— В Академгородке, в музее нашего института — его многие хотят увидеть. К нам даже подбирался один европейский ювелирный дом, чтоб получить эксклюзивное право на производство браслетов по реконструированной нами модели.

Мы возвращаемся к пещере, где Исупов будет проводить экскурсию для телевидения. Пока готовят камеру, он показывает мне надписи на стенах:

— Вот 1899 год, а вот 1892-й. Зря говорят, что все эти «Киса и Ося здесь были» — это совки пооставляли. Еще крестоносцы, когда Константинополь брали, оставляли свои монограммы на стенах Святой Софии.

— Можете ли вы сказать в камеру, что это открытие сравнимо с египетскими пирамидами? — К нам подходит юный телевизионщик.

— Ну какой смысл в этом сравнении? — удивляется Исупов.

— Чтобы все поняли, какое это важное открытие.

— Ладно, — сдается Исупов и неожиданно начинает говорить как профессиональный телеведущий: — По значимости это открытие сравнимо с обнаружением гробницы Тутанхамона и исследованием египетских пирамид.

— Ты представляешь, — потрясенно рассказывает телевизионщик приятелю, вернувшись в дом, куда поселили журналистов, — он сказал, что по значимости это открытие сравнимо с египетскими пирамидами!

Налаженный быт

Уже полдня идет дождь. Алтайцы то ли шутят, то ли всерьез говорят, что в этом виноваты археологи. По легенде, в Денисовой пещере (здесь ее называют Аю-Таш — «медвежий камень») жил черный шаман, умевший превращаться в огромного медведя и насылавший на местных жителей дождь, который шел не переставая несколько лет. Белый шаман изгнал злодея, все дожди скатал в комок, сделал его камнем и спрятал в Денисовой пещере, ну а археологи потревожили его.

— У алтайцев все эти черные дыры пользовались дурной славой, — рассказывает Исупов. — Для них любая пещера — вход в нижний мир. По легендам, здесь обитали подземные духи ночи. Им приносили жертвы — мы на­шли здесь, например, котел для жертвоприношений XII–XIV веков: там были наконечники стрел и копий, детали конской упряжи и еще всякая мелочь. Но каждая вещь, поскольку она предназначалась духам мертвых, тоже должна была умереть: их умышленно портили — даже в дне котла дыру проделали! Вообще они боялись сюда заходить. В случае крайней необходимости они, перед тем как зайти, проводили обряд магической дефлорации этой черной дыры: чтобы на какое-то время прогнать духов, они стреляли из луков. Мы нашли очень много наконечников стрел, расплющенных о стены.

Пока идет дождь, мы коротаем время в лагере. Река Ануй делит его на две части. В одной аккуратные домики, построенные на западный манер, — это «буржуйская сторона», как ее называют археологи. Там живут светила. В буржуйской столовой зарубежные гости вместе с начальством едят буржуйскую, то есть нормальную, еду.

В журналистах же безошибочно распознали представителей низшего сословия и вместе со студентами-практикантами кормят в столовке попроще добротной советской едой: гречкой с мясом, перловкой с мясом, супом с мясом и макаронами с мясом.

Будущие археологи — по большей части очаровательные студентки. И в раскопе, и в местной полевой лаборатории для них полно скрупулезнейшей работы.

— Мальчики тут не задерживаются, — поясняет Сергей Исупов. — У них на второй день начинается «синдром парикмахера», — он начинает истерически размахивать руками с воображаемыми ножницами, изображая парикмахера-маньяка, — не получается, не получается, не получается!

Во время раскопок весь грунт собирают в ведра, которые по канатной дороге отправляют вниз, к реке, на промывочный пункт. После тщательной промывки с помощью сит с разными размерами ячеек добычу просушивают и направляют на дальнейшее исследование в полевую лабораторию.

Там команда юных дев, вооруженных пинцетами и гусиными перышками, перебирает крохотные находки. Археологов интересует любая мелочь, например зубы грызунов, по которым можно судить о климате в период, когда они жили. В итоге ученые из нескольких областей науки создали модель палеоэкологического развития региона за последний миллион лет.

Все находки каменные или костяные: другие материалы не хранятся тысячелетиями. В том же одиннадцатом слое, например, нашли семь костяных игл с просверленным ушком, по виду практически не отличающихся от современных портняжных — несмотря на более чем сорокатысячелетний возраст. Для их хранения использовались футляры из трубчатых костей птиц. И это притом что в Европе — в менее древних слоях — найдено всего пять или шесть игл! Похоже, по меркам каменного века денисовский человек жил очень и очень неплохо.

Об этом же свидетельствуют украшения (имевшие, видимо, и магический смысл) — подвески из клыков медведя и лисицы, зубов марала, ожерелья из бивня мамонта. А бусы из скорлупы яиц первобытного страуса пре­одолели расстояние более чем в тысячу километров — такие страусы водились лишь в Монголии и Забайкалье. Мы можем лишь гадать, было ли это связано с миграцией племени денисовцев, или в первобытном обществе был налажен обмен между племенами, жившими на огромных расстояниях друг от друга.

Что показал анализ ДНК

Светила наконец собрались на симпозиум. Организовано все очень по-европейски: анг­лийский язык, мультимедиа-презентации и даже кофе-брейки на свежем воздухе. Помимо антропологов, археологов и палеонтологов участвуют генетики, поглядывающие на всех немного свысока: им-то гадать не приходится, у них точная наука.

Главная звезда симпозиума — палеогенетик Сванте Паабо из Лейпцига. Под его руководством была разработана технология, позволяющая выделять из ископаемых костей пригодную для расшифровки ДНК. Это была непростая задача: в древних останках сохраняется очень мало ДНК, и с ней происходят разные химические изменения — она деградирует до коротких кусочков. Постепенно команда Паабо смогла получать и ядерную ДНК из миллионов и даже миллиардов фрагментов. В 2009 году в его лаборатории в Институте эволюционной антропологии имени Макса Планка был расшифрован геном неандертальца, а теперь и денисовского человека.

На вид Сванте — типичный безумный гений, инопланетянин, все время улыбающийся каким-то своим видениям.

— В нашей лаборатории мы уже 25 лет занимаемся выделением ДНК из древних костей, — рассказывает он. — Нам удалось исследовать много останков неандертальцев из разных мест. Генетически все они формируют одну группу, сильно отличающуюся от современных людей.

По словам Паабо, при образовании нового организма происходит 200–300 мутаций. От поколения к поколению мутации накапливаются. Если сравнить геномы двух людей, то примерно каждая тысячная «буква» генетического кода у них будет разная.

Зная среднюю скорость мутаций, по количеству генетических различий между двумя особями мы можем примерно определить, когда жил их общий предок. По данным анализа ДНК, общий предок современного человека, неандертальца и денисовца жил от 800 до 450 тысяч лет назад в Африке. Потом неандертальцы с денисовцами отделились от нашей эволюционной линии и вы­шли из Африки. Затем опять разделились: неандертальцы стали заселять Европу и Переднюю Азию, денисовцы — Сибирь и Восточную Азию.

Известно, что мы с неандертальцами общались довольно плотно: примерно 2,5% их генов обнаружено у европейских и других народов — их нет только у африканцев, никуда со своего континента не выходивших.

А происходила ли гибридизация между денисовцами и современными людьми? Каким-то образом часть своего генома денисовцы передали папуасам Новой Гвинеи (от 5 до 7,5% их генов совпадают) и некоторым другим народам Океании. Но в самой Азии никаких следов их генома не осталось: по каким-то неизвестным причинам они вымерли, несмотря на свой продвинутый интеллект и технологии.

— На самом деле мы пока знаем только одну точку на Земле, где три разных эволюционных ветви людей жили в одно и то же время, — это район Денисовой пещеры, — закончил свое выступление Паабо.

Во время одного из перерывов на свежем воздухе мне удалось задать Паабо несколько вопросов:

— В школе нас учили, что живые существа принадлежат к разным биологическим видам, если они не могут скрещиваться и давать плодовитое потомство. Но неандертальцы давно считаются отдельным вымершим видом человека, да и про денисовцев все пишут, что открыт новый вид, homo altaiensis…

— Мы очень осторожны в своих формулировках и никогда не называли неандертальцев отдельным видом. Мы говорим: другая «группа» или «форма» человека. Действительно, разные формы смешивались, и именно поэтому мы не даем денисовскому человеку латинского названия, как это принято для биологических видов, мы не называем его homo altaiensis.

— Согласны ли вы с мнением сибирских антропологов о том, что общим предком всех трех эволюционных ветвей человека — денисовцев, неандертальцев и людей современного типа — был homo erectus, человек прямоходящий?

— Насколько я понимаю, от нашей общей линии сперва отделился homo erectus, позже — неандертальцы вместе с денисовцами. Не исключено, кстати, что денисовцы смешивались с homo erectus. Это еще не дока­зано, но некоторые генетические признаки есть. В таком случае геном и облик дени­совца могли иметь некоторые архаические черты.

— Можно ли по геному сказать что-то о морфологии и физиологии денисовца?

— Надеюсь, что-то специалисты вскоре смогут сказать. В США некоторые мои коллеги занимаются иммунобиологическими исследованиями древних людей. Результаты пока не опубликованы, но коллеги считают, что своим иммунитетом, давшим нам возможность расселиться по всему миру, мы обязаны некоторым генам неандертальцев и денисовцев. Я же совершенно не занимаюсь этими вопросами — если я увижу чей-то геном, смогу сказать разве что про цвет волос.

— А правду говорят, что неандертальцы были рыжими?

— Один из исследованных нами неандертальцев был рыжим, насчет остальных пока неизвестно.

Сейчас, когда геномы открыты для публики, анализировать их могут даже студенты. Так, в прошлом году студент из Стэнфорда за день до своего выступления на одной из конференций генетиков получил от Паабо расшифровку генома неандертальца. Этого времени ему хватило, чтобы показать, что неандертальцы, как и современные люди, были лишены бакулюма — кости в пенисе, имеющейся почти у всех обезьян. У неандертальцев, как и у нас, имеется участок ДНК, отвечающий за рост этой кости, но он блокирован.

Тем временем косточка денисовской девочки отправилась в США — будем надеяться, что американские генетики добудут из нее еще немало интересной информации.

Не обижайте неандертальцев

— Задолго до наших открытий Анатолий говорил: «Пожалуйста, не обижайте неандертальцев, они среди ваших предков», — вспоминает Сванте Паабо.

Анатолий — это директор Института археологии и этнографии СО РАН, действительный член РАН Анатолий Деревянко.

Действительно, за несколько лет до того, как Паабо выяснил, что у нас есть гены неандертальцев, Деревянко писал: «Мы не должны столь бесповоротно вычеркивать неандертальцев из нашей родословной». Сейчас он организовал этот симпозиум — во многом для того, чтобы лучше познакомить коллег со своими взглядами на происхождение человека, которые в научном сообществе пока мало кто разделяет.

Для начала Деревянко проводит впечатляющую «артподготовку», чтобы показать светилам масштабы исследований возглавляемого им института.

— В этом году институт организовал около 70 экспедиций общей стоимостью 9 миллионов долларов, в них работают более полутора тысяч человек. Я не думаю, что в мире есть какие-то учреждения, которые могли бы тратить такие суммы на полевые работы. Мы развернули экспедиции не только на пространствах бывшего СССР, но и во Вьетнаме, Монголии, Черногории, Иране. Кстати, одна из целей экспедиции во Вьетнам — доказать, что африканская Ева не посещала Юго-Восточную Азию…

Убедившись, что должное впечатление на зарубежных коллег произведено, Деревянко на время покидает аудиторию, а я устремляюсь за ним:

— Как воспринимают ваши открытия другие ученые?

— Наши результаты, конечно, приняты — вышли статьи в Nature и Science, но у коллег остается очень много вопросов. И главная полемика разворачивается вокруг того, был ли единый вариант развития человека, или существовало много культур и вариантов его становления. Сегодня преобладает точка зрения, что все человечество произошло от небольшой группы homo sapiens, вышедшей из Восточной Африки 90–70 тысяч лет назад. Но как это может быть, если та индустрия, которая была в Восточной Африке, совершенно не прослеживается в Евразии? Как могли люди из Африки прийти в Австралию, не оставив никаких следов? Более того, на севере самой Африки человек современного анатомического типа появился 30–35 тысяч лет назад, а в Австралии — гораздо раньше, 60–70 тысяч лет назад. Это же нонсенс!

Деревянко начинает излагать свою версию:

— Я не отрицаю ключевой роли, которую сыг­рали африканцы в формировании человека современного типа. Но на основании многочисленных археологических данных я считаю, что наш вид, homo sapiens, формировался и в Африке — как homo sapiens sapiens, и в Европе — как homo sapiens neanderthalensis, и в Сибири — как homo sapiens altaiensis, и в Юго-Восточной Азии — как homo sapiens orientalensis. То есть у современного человека была очень широкая база формирования. Все эти ветви человечества имели общего предка — скорее всего, homo erectus. Какие-то из этих ветвей оказались тупиковыми, но все они участвовали в формировании человечества, ведь в процессе миграций между ними происходил обмен генами и технологиями.

— Зачем человек вышел из Африки?

— Гипотез множество. В любом случае в Аравии в то время были те же природные условия, и человек понятия не имел, что он откуда-то вышел, — люди просто расселялись в привычной для себя среде.

— Почему останков неандертальцев найдено гораздо больше, чем денисовцев?

— Ареал расселения неандертальцев — в основном Европа и отчасти Ближний Восток, а там очень много копали.

— Почему люди стали вести себя разумно — рисовать, создавать символы и так далее?

— Это очень сложный философский вопрос. Кроме возникновения искусства и символической деятельности верхний палеолит выделяется тем, что именно тогда был в совершенстве освоен новый материал — кость, которая стала использоваться так же широко, как и камень. Из камня ведь не сделаешь ни иглу, ни шило, ни рыболовный крючок. То есть помимо какой-то революции в мозгу произошла и технологическая революция, сравнимая с изобретением колеса. Она сыграла свою роль и в культуре, и, вероятно, в поведении. Только все это происходило очень медленно, резкой границы не было. Вот, например, неандертальцы уже хоронят мертвецов, но сложно определить, когда этот процесс еще играет чисто гигиеническую роль, а когда становится ритуалом. Это происходило очень и очень постепенно…

Все мы одной крови

Подвожу итоги. Итак, когда-то было три эволюционных ветви человечества, отличающиеся друг от друга гораздо больше, чем современные расы, но все достойные называться Человеком Разумным. Три альтернативных человечества развивались бок о бок. Может, их отношения и стали решающим фактором, запустившим переход к верхнему палеолиту? В районах, где такой встречи не было, верхний палеолит если и появляется, то очень поздно.

Покидая зал, где проходит симпозиум, я слышу, как одно светило говорит другому: «Strange. But very interesting».

— Возвращаетесь в город? Мне вас искренне жаль… — говорит на прощание Сергей Исупов.

Фото: Johannes Krause/Nature/AP; Александр Кряжев/РИА Новости (2); Институт Археологии и Этнографии СО РАН (4)