ЗА ДРУГИ СВОЯ…
(История одного лондонского мемориала)
Марк Иоффе
В Лондоне толпы туристов. Первое место по посещаемости в Европе. Далее Париж, Рим и Вена. Слышал: - «Да это за счёт американцев».
А по-моему, не так. Здесь другое: чувствуется (как нигде) непрерывность истории. Её сохранность. Помогает географическая оторванность от континента да пуританская мораль. Здесь уважают традиции. Это сказывается на английском характере: пренебрежение к быту (доходящее до чудачества), скромность в еде (национальная кухня достижениями не блещет), вообще ограничения в расходах (порой до скупердяйства), закрытость, принимаемая за высокомерие, и при том добросовестность, доброжелательность и обострённое желание помочь. То, что называется – неравнодушие.
Вот и в лифте при спуске в старейшее в мире метро и на вокзале висят неравнодушные напоминания: “Beware of pick-pokets!” (Остерегайтесь карманных воров!). Словом, на полицию надейся, но и сам не заглядывайся. Страна чудаков. Это одна из причин, привлекающая туристов.
А ещё порой возникает полное ощущение, что погружаешься в минувшие времена. Лондон не просто город-музей. Не часто ведь прочтёшь слова подобные тем, что нацарапаны на стене одной из камер Тауэра: «Я такой-то, страдаю здесь, бедный и не надеюсь ни на что». Надпись 16 века полна отчаяния.
Или под музейным стеклом лежит топор, которым отсекли голову Анне Болейн – так более 200 лет назад уверял Карамзин в «Письмах русского путешественника». Лик истории, порой ужасный, словно не отворачиваясь заглядывает в глаза. Правда современные историки считают, что это не то орудие казни, обезглавили королеву вроде бы мечом.
Или, скажем, какой-то мост в английской провинции (по сообщениям прессы), который с 14 (!) века находится в частном владении, и посторонние не могут им воспользоваться. И это 700 лет спустя. Традиция до смешного.
В Лондоне есть на что посмотреть. Но особенно захватил меня музей городской истории. Создали его люди талантливые. Скажем, точный макет ночного Лондона 17 века. Макет как макет, и вдруг где-то в его тёмной глубине разгорается маленький язычок пламени. Что лучше иллюстрирует начало Великого пожара 1666 года, уничтожившего 80% зданий? А начался пожар в какой-то пекарне. Хозяева успели по крышам в другое здание перебраться, а вот служанка от испуга преставилась и стала первой жертвой пожара.
Заканчивая осмотр, наткнулся на маленькую комнату с полуоткрытым как бы от духоты высоким старинным окном. Что было в комнате, уже не помню, но ухо вдруг чутко уловило шум с улицы: топот копыт, ржание лошадей, крики мальчишек-газетчиков, грохот колёс кэбов. Вышел из комнаты – всё стихло. Зашёл – вновь всё повторилось. Звукозапись создаёт полную иллюзию, что за окном торговая лондонская улица 19 века. Вот это финал! Можно ли лучше ощутить историю?
Выйдя на улицу, заметил неподалёку маленькую церковь. В небольшом парке присел на скамейку. Церковь закрыта: вторая половина воскресенья. Вокруг никого. Под навесом галереи какие-то таблички с именами. Прочитал одну, другую. Да ведь это всё люди, погибшие, спасая других. Свыше пятидесяти трагедий, в основном, с конца 19 века. Это что? Спросить не у кого. Для себя решил: наверное, прихожане церкви, когда-то здесь похороненные. Может, церковное кладбище исчезло, а их имена оставили? С таким я кое-где уже сталкивался.
Ни один путеводитель на вопрос не ответил. Позже какой-то англичанин подумав, сам задал вопрос: - «А может это герои Лондона?» Угадал, но почти. Сам он из Манчестера, в Лондоне второй раз и об этом месте ничего не слышал. Позже по отзывам на английских сайтах я убедился, что не только он: многие никогда на этом месте не были.
И только закопавшись в Интернете, обшарив иностранные сайты, узнал я подробности.
Это Мемориал героев самопожертвования в Парке Почтальонов (Postman’s Park)…
Викторианская эпоха. Британская империя, самая мощная в мире, всё расширяет границы. Лондон – поистине мировая столица. Британцы чтут традиции. Так вот традиционно правительство мало внимания уделяло беднякам. Строятся заводы, прокладываются железные дороги. Промышленная революция приводит и к социальным переменам. Пресса начинает уделять внимание людям низших классов. А их в Лондоне полно. Он и сегодня город контрастов с нищими, бездомными, проститутками (как и Москва). А уж в конце 19 века тем более. Очень многие тогда жили в лондонских трущобах без всяких средств к существованию. Фотографии этих трущоб выложены в Интернете…
Викторианский художник Джордж Фредерик Уоттс был радикальным социалистом. Он даже дважды отказался от титула баронета и был неравнодушен к ужасающим условиям жизни лондонской бедноты. А к высшим слоям общества даже и не скрывал своей неприязни.
В газете “The Times” знаменитый художник поместил в 1887 году открытое письмо королеве, предложив отметить «золотой» (50-летний) юбилей её правления созданием в Гайд-парке памятника простым людям – героическим мужчинам, женщинам и детям – в виде громадной бронзовой фигуры. Но идея сторонников не нашла. Виктория дважды отказывала Уоттсу, её интересовали другие герои – имперские, - которые завоёвывали для королевы новые земли.
Джордж Фредерик Уоттс был упрям. Спустя десять лет он, продав свой дом, буквально наскрёб три тысячи фунтов стерлингов, чтобы финансировать проект, куда более скромный, чем задумывал. Семьсот фунтов внёс сразу: за стоимость открытой галереи: миниатюрные трагедии огромного смысла предстояло изложить на керамических табличках. Землю под проект предложил Уоттсу викарий церкви святого Ботольфа (именно её я и увидел) в лондонском Сити. Церковь вела тяжбы, борясь за свою территорию и была заинтересована в привлечении средств. Так появился Парк почтальонов. Старого почтамта рядом давно уже нет, но небольшой парк остаётся порой и ныне местом обеда служащих. Он тесно зажат офисными зданиями.
В 1900 году Мемориал героев самопожертвования открыли. Он рассчитан на 120 керамических плиток. На сегодня заполнены более пятидесяти. Они ручной работы и дороги. При открытии установили четыре плитки. Сам художник приехать не смог: ему уже было 83 года. Через два года добавили ещё 9 плиток. Чтобы идея не умерла, после кончины художника проект осуществляла его жена Мэри. Но постоянно финансировать дело Уоттса вдова не могла. Работы не раз приостанавливались. В 1930 году лондонская полиция собрала деньги в память о трёх своих офицерах, погибших за минувшие годы. И лишь через 70 с лишним лет появилась новая табличка – 2009 года.
А что дальше? Епархия Лондона обещала рассматривать заявки о новых героических случаях сколько угодно времени. Сегодня детище Уоттса – Мемориал обычным людям, сделавшим однажды свой героический выбор, остаётся в своём роде единственным в мире. Британия в ХХ веке выбрала других героев: военных, разведчиков, религиозных деятелей, учёных. Но где в наши дни герои повседневные?
Две фамилии – национальные герои, вернее, героини: Мэри Энн Роджерс и Эллис Айрес. Только не Лондона, а всей Британии. Сперва о Роджерс. Табличка эта одна из первых, появилась в 1902 году. Воспоминания были слишком свежи.
Тридцатое марта 1899 года. Последняя Пасха XIX века. Железнодорожные компании, имея ещё и пароходы, во всю тогда боролись за пассажиров, стараясь переманить их к себе обещаниями быстрых и дешёвых рейсов. Судоходная трасса через Ла-Манш (у британцев он зовётся «Английский канал») была самой напряжённой в мире. А маяк и ревун на скалах Каскетс – самые отвратительные. Это отмечал ещё в 1840 году инженер Роберт Стивенсон (дед знаменитого писателя). Скала Каскетс была кладбищем кораблей. После инспекционной поездки Стивенсон сообщил о необходимости заменить маяк и ревун. Однако Маячная и лоцманская корпорация Великобритании к совету не прислушалась: новый маяк и мощный ревун поставили лишь в 20-е годы XX века.
Все пароходы, невзирая на погоду, ходили на предельных скоростях, соревнуясь с другими компаниями. И лишь после пасхальной трагедии 1899 года суд обязал компании прекратить пароходные гонки и изменить график движения.
Пароход «Стелла» шёл в тот день из Саутгемптона на острова Гернси и Джерси, открывая летние льготные круизы. На Пасху было полно желающих провести праздники у родных, знакомых, просто съездить на экскурсии. Такое тоже предлагалось.
С самого начала «Стелла» попала в туман, но не намерена была (так требовало руководство компании) опаздывать в порт прибытия. А чтобы не столкнуться с кем-то ежеминутно давала гудок. До берега полтора часа. Так полагал капитан «Стеллы», считая обороты винта. Вдруг слабый звук ревуна и крик вперёдсмотрящего: - «По носу скала!» Это и была скала Каскетс. Не успев отвернуть, «Стелла» с ходу пропорола днище о подводные камни.
Поступил тут же приказ – эвакуироваться. Команда проявила величайшее мужество и отменную дисциплину. То, что происходило потом – это иллюстрация британского характера. Никакой паники (не как на «Титанике» спустя 13 лет). Мужчины с палубы спокойно наблюдали, как в шлюпки спускаются женщины и дети. Одна из шлюпок, правда, перевернулась из-за перегрузки. И большинство людей из неё погибло в бурунах среди скал. Спаслись, ухватившись за перевёрнутую шлюпку, 12 человек.
Шлюпка со «Стеллы»
Менее чем за пять минут (!) все шлюпки были уже на воде. А судно ушло под воду через 8-10 минут (!) Газеты писали о 14-летнем мальчике по фамилии Арнолдс. У него не было жилета и плавать он не умел. Мать расшнуровала свой подарок – футбольный мяч – и привязала конец шнуровки к петле куртки сына. Он час провёл в воде, но был спасён. А вот сама мать погибла.
Из 174 пассажиров утонуло 100. Из 43 членов экипажа рассталось с жизнью 24. Среди них – старшая стюардесса, 44-летняя Мэри-Энн Роджерс. Она готовилась занять своё место в шлюпке и вдруг заметила забытую на палубе одинокую пассажирку без жилета. Не колеблясь, мужественная женщина отдала ей жилет и уступила своё место.
Моряки просили Роджерс спуститься следом, но она из-за боязни перегрузки отказалась. И даже пыталась поднять всем настроение, весело прощаясь: - «До свидания, до свидания»! Успели ещё заметить её молитву. Она, подняв руки, громко сказала: - «Господи, прими меня!» И тут же «Стелла» затонула у неё под ногами. Тела Роджерс так и не нашли. О подвиге этом сообщила газетам спасённая ей пассажирка.
Мэри-Энн Роджерс
Роджерс жила в Саутгемптоне. Отец её имел прежде малопривлекательную и страшную профессию палача. В 21 год Мэри-Энн вышла замуж за местного моряка. Через четыре года овдовела. Муж погиб во время морских профилактических работ, его смыло за борт волной. На руках у вдовы двухлетняя дочь, а через три месяца после гибели мужа родился сын. Компания, где работал муж, предложила ей компенсацию на выбор: крохотное пособие или работу на судах с перспективой роста. Она выбрала второе, но моряком была первые пять лет неудачным: мучили приступы морской болезни. Она, как могла, боролась с недугом, собрав в кулак всю волю. Никто, тем более пассажиры, не должны были об этом знать. И победила.
Империя тогда не помогала пострадавшим подданным. Сразу же в Англии и Франции собрали средства в пользу вдов и сирот, погибших на «Стелле». Земляки Роджерс собрали 250 фунтов стерлингов (ныне около 20 тысяч) и передали их её престарелому отцу (он пережил дочь на полгода) для поддержки её уже взрослых детей. Столько же было собрано на памятник стюардессе. Его открыли на набережной Саутгемптона через три года. Он представляет из себя огромное гранитное кресло; оно пустое и обращено к морю. А в 1997 году плиту, посвящённую героине открыли в Санкт-Питер-Порте (остров Гернси), куда почти сто лет назад так и не прибыла «Стелла». Роджерс также изображена на витраже Англиканской церкви в Ливерпуле.
Двадцатишестилетняя Эллис Айрес была седьмым ребёнком из десяти детей рабочего-каменщика. А сестра Мэри (на 11 лет старше) являлась женой дилера Генри Чандлера. Ему принадлежал и собственный магазин (400 кв.метров) по продаже лаков и красок, там же предлагались бочки с нефтью и порох. О технике безопасности тогда не очень беспокоились. Семья жила прямо над магазином.
Айрес сперва была горничной врача-отоларинголога, а затем перешла работать няней в семью своей сестры. Позже местные жители говорили об Эллис, как о кроткой молчаливой девушке, занятой только работой. Её не привлекали ни семейные праздники, ни увеселительные прогулки. Думала она лишь о маленьких племянницах. Они всегда были чисты, опрятны и ухожены.
Эллис Айрес
Дом Чандлера на окраине Лондона был трёхэтажным. Над магазином спали в ту ночь хозяева с шестилетним сыном. А на верхнем этаже – комната Эллис с тремя девочками от трёх до пяти лет.
В ночь на 24 апреля 1885 года в магазине вспыхнул пожар. Пламя быстро пошло вверх, из окон внизу слышались взрывы, вырывались огненные языки. Здание пожарной охраны прямо рядом, но из-за сильного огня спасатели не могли даже приставить лестницу к стенам.
Эллис в одной ночной рубашке пыталась пробиться к сестре, но не смогла из-за дыма. Толпа внизу громко кричала, чтобы она спасалась сама. Но вместо этого девушка выкинула в окно перину, а затем на неё первую девочку. Вторая прижалась в испуге к няне и не хотела отходить. Эллис с силой выкинула её из окна. Кто-то из толпы ребёнка удачно подхватил. Эллис вернулась за самой младшей, уже тяжело обожжённой, трёхлетней Элизабет, так же эвакуировав и её. К сожалению, девочка не выжила из-за ожогов.
Спасая уже только себя, Эллис надышалась дыма и в полубессознательном состоянии упала из окна неудачно: она задела магазинную вывеску и мимо матраса рухнула на тротуар, повредив позвоночник.
Её доставили в ближайшую больницу. Из-за большой огласки этого случая персонал ежечасно вывешивал бюллетени о здоровье Эллис. Королева Виктория даже прислала свою представительницу, чтобы справиться о состоянии пострадавшей. Но девушка скончалась.
Пока она находилась в больничном морге, туда приносили много цветов. Газеты даже подсчитали, что их стоимость была более тысячи фунтов стерлингов (80 тысяч по курсу 2013 года). Семья её сестры погибла, причём сам Чандлер был найден на лестнице с маленьким закрытым сейфом в руках, полным дневной выручки.
Королевское общество по защите жизни от огня наградило отца Эллис Айрес суммой в десять гиней (840 фунтов по нынешнему курсу). Во время панихиды в одном из лондонских соборов не хватило места внутри, люди стояли на улице. Похороны Эллис собрали десять тысяч скорбящих, гроб к месту погребения из дома родителей несли 16 пожарных, на кладбище присутствовали 20 девушек в белых одеждах из сельской школы, где Эллис училась. Спасённых двух девочек приняли в сиротскую рабочую школу для подготовки в качестве домашней прислуги.
По открытой подписке было собрано сто фунтов стерлингов для могильного памятника Эллис Айрес.
Могила Эллис Айрес
Четырёх с половиной-метровый обелиск красного гранита в египетском стиле до сих пор самый высокий на Кладбище Isleworth. Надпись на обелиске кончается словами из Апокалипсиса: «Будь верен до смерти и дам тебе венец жизни».
А совсем скоро Эллис Айрес была «светски канонизирована»: её имя мелькало в газетах, книгах, школьных учебниках. Различные общественные движения использовали её в своих целях. Обстоятельства героической смерти девушки порой искажались: её представляли как образец слуги, готовой умереть за своих хозяев, а не ради любимых ею детей. В 1936 году улица, где произошла трагедия была переименована в улицу Эллис Айрес.
Некоторые короткие рассказы на табличках Мемориала отмечены своим временем: гибель от взрывов паровых котлов или под копытами лошадей. Но грозной опасностью во все времена остаётся вода. Случаев гибели при попытке спасти тонущих особенно много.
Путеводная звезда в моих поисках, ключ к разгадке тайны судеб героев – история Джона Клинтона. Имя это запомнилось почему-то особенно ярко, когда прочитал надпись: «В возрасте десяти лет утонул недалеко он Лондонского моста 16 июля 1894 года, спасая товарища, который был моложе его».
Отца Джона все уважали, хотя он был простой возчик. Мальчик рос решительным и смелым. Судьба словно испытывала его. За год до гибели он вытащил из-под колёс тяжёлого хэнсома (так называли кэбы) малыша. Чуть позже в том же году спас ребёнка у себя в комнате, который (едва Джон вышел) подполз к огню камина. На ребёнке загорелась одежда и оконную штору уже лизал огонь. Джон, обжигаясь, сбил пламя и спас и ребёнка, и жильё. В свой последний в жизни день он, придя из школы и напившись чая, вместе с младшим приятелем Кэмпбелом Мортимером пошёл гулять к Темзе. В районе Лондонского моста, переполненного транспортом дети сбросили обувь и одежду и стали плескаться у берега. Товарищ был невысоким. Он потерял дно и его стало уносить течением. Джон, спасая друга, вытолкнул его на мелководье, но сам был обессилен и течение унесло его. Он ушёл под воду и его отнесло к пирсу. Через 15 минут полиция обнаружила под пирсом его торчащую из воды руку.
Джон Клинтон был из небогатой семьи, оттого и похоронили его в общей могиле, а историю его короткой жизни в 1895 году рассказал в сборнике «Под эгидой креста» преподобный Артур Вильям Джэфсон, викарий церкви Святого Джона. Неподалёку в школе, в лондонском районе Уолворт, мальчик учился. И церковь, и школа работают до сих пор. И в этом тоже непрерывность истории.
Этот случай мне особенно близок. Я и сам попал однажды в такую же ситуацию.
Был в детстве у меня приятель Генька со странной фамилией Борода. Живой, непоседливый, порой и вовсе «без тормозов». Редкий день проходил у него без приключений: то портфель в Москва-реке утопил, то с подножки 19 трамвая чуть не сорвался (ходил такой номер по нашей Большой Полянке). А однажды чуть в люк канализационный не свалился (рабочие крышку неплотно закрыли). Домашние школьные задания времени у Геньки почти не отнимали – всё на лету схватывал. В первом классе даже грамоту похвальную получил. Для его мозгов школьная премудрость не была тяжела. Придя из школы, сбросив пионерский галстук, болтался он по улицам, играя со шпаной на деньги то в «расшибалку», то в «чиру». Родственники всерьёз сочувствовали его молодой тридцатилетней матери, вздыхая: - За что тебе, Фаина, такое наказание? Отца практически не видели: он был директором передвижного цирка лилипутов, то есть, вечно в разъездах. Если бы не дисциплина, быть Геньке круглым отличником.
Общаясь с ним (это я понял быстро): следовало быть всегда настороже. Таких всегда словно бес под руку толкает, о них и поговорка: «идущий в ад ищет себе попутчиков».
Помнится, мне только исполнилось восемь, Генька был на полгода моложе, пошли мы с ним гулять на Москва-реку. Вода тем апрелем поднялась очень высоко. Дошли мы, правда, только до Водоотводного канала: свернули напротив кинотеатра «Ударник».
Вода на канале пониже, но всё же скрывала ступени спусков. Сейчас от них и следа не осталось. А раньше спуски такие были. Для лодок, что ли? Летом на канале прокатные лодки вовсю колыхались (рядом Парк Культуры). А мимо них изящно скользили байдарки и маневрировали каноэ (это уже от спортивной станции «Стрелка»).
У меня и в мыслях не было спускаться к воде, но не таков Генька. Я и оглянуться не успел, а он уже там и галошами глубину измеряет. Не заметив скрытых ступеней оступился – и в воду. Сперва я хотел было крикнуть: - «Вылезай, а то уйду сейчас», но осёкся, увидев его белое лицо и услышав невнятный лепет. Он, барахтаясь в ледяной воде, тщетно пытался выбраться.
Я оцепенел. Но не мешкал высокий молодой мужчина (единственный на пустынной набережной): пулей слетел вниз и, не обращая внимания на воду (она была ему чуть не по колено), за шиворот Геньку вытащил.
Перепуганные, даже не поблагодарив неожиданного спасителя, мы поплелись домой. Минут через пять Генька внезапно расплакался, а на меня наоборот напал дикий нервный хохот: поразило почему-то, что он весь мокрый, а кепка сухая.
А через пять лет случилось похуже. В 13 я плавал, как рыба (это и знак мой). Ездил с родителями на моря, там и научился. Заплывал чёрт-те куда, буйков тогда почти не было, однажды даже лодку за мной посылали. Генька такой возможности не имел: лето на дворе проводил, плавал, по его словам, очень плохо.
В один из июльских дней решил я к тётке съездить. Она дачу снимала в подмосковном посёлке Клязьма. Рядом река Уча: не очень широкая, но глубокая и холодная. Через пару дней на даче я смертельно заскучал и решил уже обратно вернуться. И тут (вот чудо!) нос к носу с Генькой сталкиваюсь. Он тоже на неделю к кому-то приехал.
Сперва мы на радостях наелись малины и смородины у хозяев на его даче. Потом, клятвенно пообещав моей тётке на реку не ходить, именно туда и помчались. Прихватили по дороге какого-то Генькиного знакомого мальчишку. Мне не терпелось показать, как я плаваю.
Народу на обоих берегах полно, но купаются мало: вода прохладная. Генька сразу бросился в реку и лихо поплыл на боку. Я еле за ним поспевал. Вот, думаю, молодец, где только насобачился. А скромничал. На середине реки Генька вдруг поплыл сперва на спине, а потом и вовсе повёл себя странно: плыл как-то сидя. Я приблизился, чтобы спросить: что за стиль. Но меня внезапно остановило, как и тогда, его побелевшее лицо. Он прошептал: - «Спаси, тону». У меня в предчувствии беды сжалось сердце и я втайне подумалд, что он шутит. Нет, не шутил. Так бывает иногда с неопытными пловцами. Начинают здорово, а потом откуда-то берётся страх, охватывает растерянность, начинается паника. И гибель.
Я никогда никого не спасал и делать этого не умел. А просто схватил его руку. Он тут же другой рукой обхватил мёртвой хваткой мою шею. И мы пошли ко дну. Вернее, я с грузом. Геньке было легче: лицо над поверхностью.
Захлёбываясь водой и остатками воздуха, я открыл глаза: надо мной сквозь водяную плёнку, напоминая о жизни, пробивается солнечный луч. Мысль работала чётко: «Всё, конец. Как обидно в 13 лет. Что с родителями будет? Вот и тётку не послушал». И ещё: «Надо бы глубину измерить». Но тут же мысль эту отогнал: «Нельзя. Обратно с Генькой в горизонтальное положение тело не выправить». Отчаянно борясь за жизнь, болтая руками и ногами, по-собачьи, куда-то продвигался. Сколько это продолжалось? Вот подступило удушье. Лёгкие готовы были разорваться, в глазах завертелись круги. И уже сдавшись и теряя сознание, вдруг почуял, как кто-то крепко схватил моё запястье.
Генька разжал захват. Встали. Вода чуть ниже груди. Обидно было бы захлебнуться там, где есть дно. Но я-то этого не знал. А из глубины мы всё-таки выплыли. Спасший нас парень сердито гаркнул: - «Куда, идиоты, лезете, плавать бы научились». Я огрызнулся: - «Вот этот дурак не умеет, а я-то умею». Генька, выплёвывая воду, виновато смотрел на меня, при этом не говорил ни слова, только дрожал. Был весь синий. Я, наверное, такого же цвета.
Наш третий спутник, благоразумно оставшийся на берегу, сбивчиво рассказывал: - «На середине никого не было, только вы. Вдруг все заметили, что вы как-то странно плывёте обнявшись. Первым всё понял парень на том берегу: вскочил и понёсся к реке. На пути пригорок – так он его ласточкой перелетел, так прямо и в воду вошёл. Поплыл к вам, уже близко был, но вы и сами к нашему берегу приблизились, а его немного волной отнесло. И тут другой, с нашего берега, вас вытащил».
Родителям мы ничего не сказали, это осталось нашей тайной. А через год Генькина семья из нашего дома уехала и больше я о нём не знаю ничего. Никогда (ни до, ни после) смерть не подступала так близко: глаза в глаза. Однако рука судьбы беду отвела. Но не от Джона Клинтона ровно за шестьдесят лет до моего случая. Даже месяц мистически совпал: июль…
Врач Алекс Стюарт Браун был не из бедной среды: возглавлял королевский колледж хирургов. И тоже доказал свою храбрость. Осенью 1900 года Браун взял отпуск и решил отдохнуть в Булони. Сегодня это известный порт на берегу Ла-Манша, а тогда этот город слыл модным курортом с казино и сеансами гидротерапии. Именно сеансы и привлекли Брауна: после аварии у него был тяжело травмирован позвоночник.
Отпуск закончился трагически. Гуляя по пирсу, врач услышал крики о помощи. Прямо в одежде он бросился в море и вынес человека, не обращая внимание на боли в позвоночнике. Но потом два часа в мокрой одежде приводил спасённого в чувство. Продрог, заболел пневмонией. Человек, которого он спас, выжил, а 45-летний Браун скончался.
Его похороны собрали много провожающих, за катафалком вели его любимую пони. А в конце церемонии друзья-масоны (он и сам был член масонской ложи) бросили в могилу ветку акации – по масонским понятиям, акация символизирует бессмертие души.
Другой врач – Сэмюэль Рэббет 27 лет – в 1884 году пытался спасти четырёхлетнего мальчика от дифтерии. Она не была болезнью только бедняков и косила без разбора. От дифтерии скончалась и дочь самой королевы, принцесса Алиса, заразившаяся в момент кормления своих детей.
Рэббет сделал всё, что мог, но после неудачной операции трахеотомии решил через трубку отсосать мембраны из горла ребёнка, мешавшие дыханию. Почти не имея шансов на удачу, врач рисковал сознательно. Умерли оба, а до появления антитоксинов оставалось шесть лет. Ещё дольше, почти 30 лет, до введения вакцинации, одолевшей впоследствии грозную болезнь.
Молодые люди – Артур Стрэйндж, житель столицы и Марк Томплинсон из Ноттингема – в 1902 году поехали отдыхать в графство Линкольншир. Пошли купаться на то место, которое было в районе солончаков. Там особенно опасны некоторые участки – зыбучие пески. Глина и песок здесь – внешне твёрдая почва, а на деле твёрдость нестабильна из-за солёной воды ниже поверхности. Наступил – и почва внезапно становится жидкой, а вырваться почти невозможно.
Когда их две знакомые девушки отправились купаться к совсем неглубокой речке, они попали в глубокую яму в зыбучих песках. Мужчины отчаянно пытались их спасти, но трясина затянула всех четверых. Газеты тогда отмечали, что Артур и Марк погибли, выполняя свой благородный долг.
В Англии всегда было много зыбучих песков. Их уже двести лет как повсеместно закапывают, но иногда они ещё встречаются вблизи озёр, рек, моря.
Отмечены героические случаи и на железной дороге. Фредерик Альфред Крофт, 31-летний инспектор, находился 11 января 1878 года на дежурстве у станции «Арсенал» в Вулвиче. Среди тех, кто ожидал поезд было несколько полицейских с женщиной-лунатиком, которую предстояло отвести в специальную больницу.
Когда состав прибыл, безумная женщина вырвалась и спрыгнула перед поездом с явным намерением суицида. Крофт оттолкнул её и спас, но только ценой своей жизни.
Шестидесятилетний Вильям Гудрум из севернолондонской компании железных дорог в 1880 году был главным в команде, наблюдая за четырьмя линиями пути и предупреждая о приближении поезда. А его товарищи расчищали эти пути, находясь на треке. Поезд уже подходил и Гудрум дал сигнал, но из-за шума его не услышали. Тогда он выбежал на трек и стал громко кричать и размахивать руками, предупреждая об опасности. Рабочие отбежали от трека, а сам он не успел, был сбит и мгновенно скончался.
Машинист Уолтер Пирт и кочегар Гарри Дин с Виндзорского экспресса были ошпарены и сильно обожжены, когда произошла авария с паровым котлом. Но они не оставили свой паровоз и предотвратили крушение и пожар, доведя поезд до безопасного места. А потом скончались в больнице. Было это в 1898 году.
Газеты особо подчёркивали (в духе времени), что среди пассажиров была знаменитость: Первый лорд Адмиралтейства господин Гошен. Он и организовал подписку помощи семьям героев. У обоих остались вдовы, а у машиниста осиротело ещё и пятеро детей.
И в викторианскую эпоху оживлённые лондонские улицы были небезопасны. Попасть под колёса почти непрерывно несущегося транспорта, при отсутствии тогда светофоров, было легко. Только за 1885 год, как отмечала пресса, на улицах столицы погибло из-за наездов 460 детей, а более двух тысяч были травмированы.
В 1901 году 11-летний Соломон Галаман умер от ран, спасая 4-летнего брата. Они пересекали шумную Торговую улицу (Commercial street), когда малыш поскользнулся и чуть не попал под колёса кэба. Обезумевшие родители подбежали к детям и Соломон успел только сказать: - «Мама, я его спас, а себя не успел». Эти слова идеально подходят для многих героев Мемориала.
Встречаются случаи, для нас сегодня и необычные. В 1869 году Уильям Дрейк отдал жизнь, спасая в Гайд-парке, попавшую в беду даму, чьи лошади стали неуправляемы.
Или умершая от ран 17-летняя Элизабет Бокселл, которая пыталась спасти в 1888 году ребёнка в Кенсингтон-парке от убегающей лошади.
В 1931 году лондонская полиция собрала деньги на установку табличек с именами своих товарищей. Один из них Эдвард Джордж Браун Гринофф. Вечером 19 января 1917 года ужасный взрыв на военном заводе Silvertown унёс жизнь 73 человек (среди них 4-месячный ребёнок).
Во время войны бывший столичный завод кристаллической соды перепрофилировали на выпуск тротила и другой взрывчатки. Он находился в густонаселённом районе, что вызывало многочисленные протесты.
Когда вспыхнул пожар, в помещении, где находился плавильный котёл воспламенилось 50 тонн взрывчатки. Были уничтожены и завод, и ближайшие дома. Взрыв слышали за сто миль. Горящий мусор, разлетаясь на много километров, вызывал новые пожары. Было 400 раненых, многие остались без крова. Эта трагедия стала печально знаменитой в истории Лондона.
Констебль полиции Гринофф в тот день не был на службе. Он по собственной воле встал у горящего завода и предупреждал прохожих об опасности. Гринофф знал, что очередной взрыв может стать роковым для него. И когда это случилось, мужественный полицейский погиб. Посмертно он был награждён медалью Королевской полиции.
Причина взрыва была очевидна: несоблюдение техники безопасности. Засекреченный до 1950 года, правительственный доклад отмечал, что тротил хранился в рваных мешках и незакрытых пакетах. И склад, и производство были в одном здании. К этому времени был построен и выпускал ту же продукцию другой, более мощный и безопасный завод, а старый был не нужен, но правительство отказывалось его закрывать. Сегодня на месте катастрофы автостоянка. И памятный знак.
А через полгода другой полицейский, Альфред Смит, погиб при бомбёжке Лондона. Он патрулировал улицу недалеко от Парка почтальонов, где о нём сегодня написано на одной из табличек.
13 июня 1917 года среди бела дня 22 немецких аэроплана сбросили бомбы на Лондон. Когда началась бомбёжка, Смит имел право уйти с опустевшей улицы. Но в этот момент с ближайшего завода в панике выбежало 150 женщин. И Смит остался помогать им. Налёт ещё продолжался, когда отводя в бомбоубежище женщину с девочкой, полицейский был убит.
В тот день лондонские службы ПВО оказались абсолютно бессильны. До этого британскую столицу тревожили десять раз лишь дирижабли. Зенитные снаряды без труда расправлялись с неповоротливыми цеппелинами. Применялась и светомаскировка. Но 13 июня в небе впервые появились аэропланы Гота. На улицах и в домах было полно людей, погибли 162 человека. Среди жертв 16 детей – от прямого попадания бомбы в школу. Множество раненых.
Это одна из первых бомбёжек в мире заставила улучшить качество английских аэропланов, хотя машины Гота остались непревзойдёнными. До конца войны союзникам удалось сбить лишь три аэроплана. И лишь по Версальскому договору Германии пришлось выпуск грозных машин прекратить.
Эта варварская бомбардировка днём незащищённого мирного населения возмутила весь мир. Германию открыто презирали и ненавидели. В будущем подобное уже не удивляло.
Спустя десять лет ещё один полицейский, Перси Эдвин Кук, погиб, добровольно войдя в высоковольтную камеру метрополитена в Кенсингтоне, чтобы спасти двух рабочих, отравленных ядовитым газом.
Вместе с именами героев-полицейских в том же году появилось имя поначалу забытое: 13-летнего школьника из Уимблдона – Герберта Мэконохью. Спустя почти полвека! В 1882 году подросток отправился на летние каникулы в сельский посёлок на берегу моря вместе с пятью одноклассниками и женщиной-экономкой. Его родители работали в Индии и не могли из-за дороговизны и дальности встретиться с сыном. Во время купания начался отлив и двое ребят попали в беду. Тщетно пытаясь их спасти, Герберт утонул и сам.
После смерти вдовы Уотса Мэри редкое финансирование Мемориала и вовсе прекратилось. И лишь спустя почти 80 лет, в 2009 году, появляется новое имя – Ли Питт, 30-летний оператор копировальных машин. Он за два года до этого спас упавшего во время игры в один из каналов школьника. Прохожие вытащили мальчика с помощью каната, спущенного с гранитной набережной. А вот самому Питту канат не помог: не хватило сил.
Прочитав всё это, могут возразить (и уже возражали): да таких случаев в любой стране полно. И у нас их найти можно. Можно, конечно, да не ищут. И не собираются. Вот и выходит вполне, как по горькому замечанию Солженицына: - «Если на всех погибших оглядываться, кто кирпичи будет класть?»
А Мемориал есть. Но не в России. Вместо этого идут довольно бессмысленные споры: на каком языке вести богослужение. Церковнославянский не очень понятен, так может на современном русском?
Ко всем без исключения героям Мемориала относятся слова из Евангелия от Иоанна: - «Нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих». Душу, то есть, конечно, жизнь. Как и друзья не друзья, а просто любой человек, попавший рядом с тобой в беду. Именно так и поступил молодой священник Г. Гарниш в 1885 году, пытаясь спасти тонущего незнакомца. Жаль, что тот утянул и его под воду.
А что касается языка, то впору вспомнить Ахмадуллину:
- «Меня влечёт старинный слог.
Есть обаянье в древней речи.
Она бывает наших слов
И современнее, и резче».
Вот более старые переводы:
- «Больше сей любви никто же имати, а кто душу свою положит за други своя». Или:
- «Нет больше любви той, аще кто положит душу свою за други своя».
Сравните сами.
