13-го марта мне сделали первую операцию. Во время операции, я проснулась. Это была самая пугающая часть. Когда лежишь, смотришь в потолок, и чувствуешь, как в тебе ковыряются. Я пыталась пошевелиться, чтобы как-то подать знак врачам, что ау, я тут, я жива, я всё вижу. Но во всём теле, единственное, чем я могла шевелить, это глаза. Так что я дико вращала глазами, чтобы меня заметили. Сразу вспомнились все истории о том, что были ситуации, когда человек во время наркоза шевелиться не мог, но не усыпал, а чувствовал всю боль. Я не знаю, байки ли это, но вспомнив, пересрала я знатно. Вскоре, я снова отключилась.

Очнувшись после наркоза, я, по старинке, начала рыдать. Ничего еще не болит, но хочется рыдать от обиды на весь белый свет. Что я здесь одна, что меня никто не любит, что мама далеко, что мне приходится всё это переносить, а кому-то не приходится... Кстати, в больнице я была не одна, на самом деле, в палате меня ждал мой жених Ли Ён (спойлер: мы уже расстались).

─ Ууууууу... Аааааа..... Уааааааа....
─ У тебя что-то болит? Тебе плохо?
─ Нет... Ууууууу...

Хотя момент перекладывания меня с операционного стола на каталку, а потом с каталке на кровать, был дивным по своей тяжести.
Дальше я уснула.

Первые три дня я ничего не ела, только пила и спала. До меня постоянно докапывались то врачи, то сиделки, то Ли Ён, что я должна есть, что так нельзя... Что нельзя всё время спать. Почему нельзя? Идите к чёрту, дайте мне умереть спокойно.
Болело, вообще, всё. Абсолютно мать его всё.

Через три дня блаженный сон меня покинул. И мне захотелось сдохнуть с удвоенной силой. Из ляшек, боков и верха попы мне отсосали жир. Это значит, что кожу, фактически, отодрали от слоев мышц и жира. Освежевали. И дышать больно. И повязки врезаются в грудь так, что хочется выть. Кожа болела от соприкосновения с кроватью, от того, что её оторвали, а я на ней лежу.

Я лежала, рыдала, и думала, но не дура ли я? Да, у меня была маленькая грудь. Но красивая же! Идеальная форма, всё было, чёрт побери, в порядке! Зачем я вообще во всё это ввязалась?
Кровать, по твёрдости, была сравнима с доской. На ней и в обычном состоянии было бы больно лежать. А уж мне... Убейте меня.
Я попросила медсестер что-то с этим сделать. Потому что мне больно лежать. Они долго нудели, что никаких других матрасов у них нет. Тогда я устроила большую такую истерику. Крупненькую.
Магическим образом подо мной оказились два одеяла, и связка из нескольких подушек. А сразу нельзя было?
─ Ты первая кто жалуется! Всем до тебя нормально было!
ДА МНЕ ПОХУЙ! МНЕ ПРОСТО ПИЗДЕЦ КАК ПОХУЙ!!! ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ ЭТИ ВСЕ СДОХЛИ, МНЕ БЫЛО ПОХУЙ!!! А ТВЁРДО ИМ ИЛИ МЯГКО, МНЕ ПИЗДЕЦ ТЕМ БОЛЕЕ ПОХУЙ! МЕНЯ ЕБЁТ ТОЛЬКО КАК МНЕ!

Потихоньку я начала пытаться есть. Поругалась с Ли Ёном, сказала, что он плохо за мной ухаживает, пусть укатывается. Он укатился. В самом деле, санитарки всё делают куда лучше. Не задают тупых вопросов вроде "почему ты не доела" (потому что я хочу сдохнуть, а не есть), не обливают меня водой, при попытках напоить, и поднимают с кровати, поддерживая под шеи и спину, а не потянув за руки (ты долбоёб?)

Спать можно было только на спине. С непривычки, это безумно сложно. Врач сказал, что спать на животе можно будет только через месяц. Ох, месяц, месяц. Тысяча и один способ изогнуть жопу, что менять точки соприкосновения кожи с кроватью. И повязка на груди, казалось, пыталась меня перерезать и убить. На все мои жалобы на слишком тугую повязку, мне отвечали, что так надо, что профессор не разрешал ничего трогать.

19-го марта я была уже жива настолько, что поползла сдавать HSK. Со мной поехала Юэнь Юэньша, меня отвезли на больничной машине. Предусмотрительно я взяла подушку для попы. В аудотории оказались деревянные табуретки, с площадью сидения 20х20 сантиметров. Китайцы, я смотрю, реально любят страдать. Я взяла ещё одну табуретку, сдвинула их вместе, а сверху положила подушку. Завидуйте.

Оффтопик про HSK. Сдавала я HSK4, который нужен для магистратуры на художественные специальности. Внезапно, он, и правда, оказался лёгким. Я закончила задания раньше всех на 10 минут, спокойно свалила обратно в больницу страдать. Мне специально не стали делать 13-го числа подбородок, чтобы я могла нормально разговаривать, мало ли. Месяц спустя я узнала, что набрала около 270 баллов из 300 (проходной 150. Из них 96 баллов из 100 за аудирование, а грамматика и письмо примерно поровну, 85-87 (из 100), что-то такое. Аудирование прям порадовало.

Подбородок назначили на 24 число. До этого времени я лежала, смотрела сериалы, ругалась с Ли Ёном. Бесил просто неимоверно. Он приезжал, сидел со мной несколько дней, не выдерживал моих придирок, уезжал. Через пару дней снова возвращался, и всё по новой. Повязка всё так же безумно давила на грудь. Что повышало мою раздражительно просто до 100%. И играйся на телефоне без звука. А мне со звуком можно. А тебе нет.

За день до операции на подбородок таки сняли повязку. Правый имплант сполз вниз.
...
Если бы я это делала за деньги, я бы подала на них в суд.
Профессор начал ругать медсестер:
─ Ах я сделал ей такую идеальную грудь! А вы всё прошляпили! Вовремя не поменяли повязку! Ей всё передавило, и имплант сполз!
Медсёстры молчали. Думаю, ах ты ж сука.
─ Вообще-то, вы сами всем запретили менять мне повязку! Сказали, что сами это сделаете!
─ Ну да... но ты могла сама напомнить! Сказать, что тебе передавило.
─ Вообще-то, я каждый день об этом говорила. И каждый день просила переделать мне повязку.
...
Зла не хватает. До сих пор. Просто пиздец, на самом деле.

24-го мне должны были делать подбордок под местным наркозом. Но из-за сползшего импланта, мне снова сделали общий. Общий наркоз ─ это как положить своё здоровье на наковальню, а потом дико хуячить по ней молотком.

Снова операция под общим наркозом. Я просыпаюсь и понимаю, что грудь у меня сделана. Хрен знает как, потому что профессор не захотел никому, включая меня, объяснять, как он собирается это исправлять, но сделана. А подбородок нет. Я подумала, что что-то опять с наркозом пошло не так, что я снова раньше проснулась, меня захлестнула волна ужаса, и я начала рыдать. Спрашивала, что случилось, почему я так рано проснулась? А эти суки, вместо того, чтобы сказать, что всё в порядке, так задумано, общий наркоз мы тебе только для груди делали, а подбородок сейчас под местным сделаем... так вот, вместо этого они просто молчали и игнорировали меня. Могли хотя бы ответить: всё в порядке. Но вместо этого все обсуждали между собой что-то своё, просто не обращали на меня внимания. Бляди.

Потом мне таки вкололи еще и местный наркоз, и вставили имплант подбородка. Я думала, это как-то снизу подбородка делается, что будет шрам... А, оказывается, небольшой разрез делается внутри рта, чуть ниже нижней десны. Так что снаружи ничего не видно. Круто.

В этот раз, всё же, было намного легче. Пока я лежала в комнате, где лежат другие люди сразу после операции, подключённые к приборам, я даже успела наборщить на чьих-то родственников, потому что они слишком громко разговаривали. Нехуй тут. Я спать пытаюсь, у меня очередная операция, а какие-то суки, как заведённые, пиздят. Вот уж точно, ни ума, ни культуры, ни сочувствия.

Оставшееся время до выписки я была ещё более злоебучая, чем до этого. Если до этого я хотя бы верила, что они знают, что делают, и доёбывала только относительно собственного комфорта, то теперь и этого доверия не было. И я доёбывала ещё их относительно контроля перевязки. Хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. В очередной раз убедилась в этом. 

Под грудью, где сполз имплант, обнаружилось несколько проколов. Ну, спасибо, что не разрез. Предполагалось, что разрезы только в подмышках, а по самой груди ничего такого не видно. Теперь нет. Теперь у меня там шрамы от проколов. Суки ебучие.
И эту операцию делал лучший врач их больницы, профессор, и наблюдали меня столько дней, а не пинком под зад отправили домой на третий. Если это их лучшая операция, боюсь представить, что там у остальных.
─ Я такой молодец, поправил тебе сползший имплант. Знаешь, очень мало врачей могут сделать такую операцию.
Иногда лучше жевать, чем говорить.

29 марта, или около того, я отправилась домой. Ничего тяжелого поднимать мне нельзя, так что все вещи нёс Ли Ён. В тот же день я с ним рассталась.

В середине апреля нужно было делать красивую фотосессию для рекламы. Я представила, ЧТО нафотает обычная китаяская студия. И настойчиво рекомендовала (читай: заставила) всё фотографировать в студии по моему выбору. Фотографии, в самом деле, вышли прекрасные. Мои новые сиськи, круглые бёдра и подбородок. Класс.

Когда настал черёд фотографий в красном платье, профессор так перевозбудился, что сказал:
─ Зачем тебе нужны все эти парни, твои ровесники? Тебе нужен зрелый мужчина, вроде меня! Встречайся лучше со мной!
Я смеюсь. А что я могу ещё делать?
Фотограф спрашивает:
─ А вы не женаты?
─ Нет, я не женат!
Я снова смеюсь. Он до этого говорил о своей жене.

Дальше он начал подкатывать совершенно по китайской схеме: рассказывать, как много он зарабатывает (правда, много, да и кто бы сомневался ─ ведущий хирург в лучшей пластической клиники города), и как мне с ним будет замечательно.
Снова смеюсь. Почти восхищаюсь своими железными нервами.
Всё это происходит на глазах Юэнь Юэньши, дизайнера клиники (которая пришла проверить, что сфотают всё, что нужно), оператора клиники, фотографа, миньонов фотографа... Там, похоже, все перенервничали, кроме меня. Стоит отметить, что все сотрудники в клинике его до усрачки боятся. Так что они только круглили глаза и очень незаметно переглядывались.

После шутинга Юэнь Юэньша сказала фотографу:
─ Она так нравится нашему профессору! Он должен был сделать ей одну операцию, а сделал шесть. ─ взгляд на меня.
─ Ага, я знаю. ─ после таких ответов меня все считают очень уверенной в себе. А что я могла ещё ответить?