Снился мне странный постапокалиптический мир, в котором Советский Союз проиграл Великую Отечественную. Половина населения земного шара уничтожена, Германия над всеми.

...мы сидим на концерте для офицеров. Я ─ хрупкий болезненный светловолосый советский мальчик-пианист, лет 13. Рядом со мной моя дородная пожилая учительница музыки. Вокруг ─ красавцы-арийцы в форме. Мне очень страшно. Я тоже должен буду для них выступить. Но пока играет музыка ─ я стараюсь об этом не думать, не смотреть по сторонам, я просто наслаждаюсь звуками. Прижимаюсь к своей учительнице, кладу ей голову на плечо, закрываю глаза. Она обнимает меня, как своего ребёнка. Ей тоже очень страшно, но она хочет защитить меня.
Подходит человек и говорит, что позже я должен буду сыграть в их небольшом спектакле. Киваю. Как-будто я могу не согласиться.

Но вот на сцене начинают петь песни. Глумливые унизительные песни о советских солдатах. Я краснею. Мне становится душно от стыда. Я встаю, чтобы уйти, но по дороге к двери понимаю, что тогда это конец. Меня убьют, а я так хочу жить. Я должен делать вид, что всё в порядке. Выбираю точку в стене, куда смотреть, натягиваю на лицо подобие улыбки. Стою неподвижно. Мне так стыдно, боже, мне так стыдно. Не выдержав напряжения, я падаю. Это то ли обморок, то ли нет. Шатаюсь, встаю. По-прежнему пытаюсь делать вид, что всё в порядке.

За мной приходит офицер, и ведёт меня готовиться к выступлению. За мной бежит моя подруга, девочка может быть на год старше. Мы перешёптываемся.
─ Ты, вообще, знаешь, что в этом спектакле будешь играть проститутку?!!
─ Ну... я...
─ Это... Это очень странно! И ненормально! Всё это подозрительно!
─ Не переживай, всё будет хорошо! ─ сам я так не думаю, но пытаюсь её успокоить.
─ Знаешь, это может очень плохо закончиться. Я не знаю, что они задумали, но... Боюсь, после этого тебе уже никогда не захочется жить.
─ Да нет, всё будет нормально! ─ на самом деле, мне даже не страшно, я в ужасе, парализовывающем ужасе.

Дальше мы идём одни. Почему-то сворачиваем к пустому классу (наверное, здание бывшей школы). Я не боюсь, не хочу туда заходить. Он поднимает меня на урки и заносит. Я молча пытаюсь вырываться, он смеётся. Мне страшно. Он сажает меня на парту, сам становится ко мне вплотную, между моих разведенных ног. Я хочу убежать, спрятаться, но наши силы несравнимы.

Он смотрит мне в глаза, и рассказывает о том, что знает, как я пытался спасти своих друзей, вывезти их. И что он этому помешал, ещё тогда. Что все мои друзья мертвы. И что это из-за меня, только из-за меня.
Я снова краснею, всё тело бросает в жар. Ужас, что он всё знает. Ужас, что всё было зря. А он продолжает говорить и говорить, смаковать моё поражение. Глядя мне в глаза, и наслаждаясь моим страхом, отчаянием. Его член упирается в мои... эээ... яйца. И мне так безумно стыдно. Настолько стыдно, что перестаю понимать, что он говорит.
И как я могу кричать, чтобы он меня отпустил, если... у меня тоже стоит? И он это видит. И от того, что у меня стоит на человека, который уничтожил мою жизнь, растоптал мою гордость, убил моих друзей, стыд просто пронзает каждую клеточку моего тела. И от этого возбуждение становится в миллион раз сильнее.
Страх, унижение, стыд, и то, что он может делать со мной всё, что захочет, я в его власти, ─ всё это усиливало ощущения в геометерической прогрессии. А когда моё тело дёрнулось ему навстречу, чтобы потереться о него... о, если бы можно было провалиться сквозь землю, я бы провалился! И все мои эмоции ─ у него на ладони! И он улыбается.

***

И в этот момент, с чувством дичайшего нечеловеческого возбуждения, я проснулась. Оно было таким сильным, что о том, чтобы уснуть обратно, не приходилось и думать. Безумное разочарование, что в реальной жизни такие ситуации невозможны.
Это было так сильно, что не подобрать слов. Коктейль из дичайшего страха, ужаса, возбуждения, стыда и отчаяния.