Камень скамьи дарит приятную прохладу после раскаленного пресса солнца. Алкид сидит в роще возле дома. Ненавистное солнце падает в море. Солнце падает… а море тщится его проглотить в глупой надежде, что уж на этот-то раз оно не ускользнет.
Солнце всегда ускользает и это предначертано.
Море всегда алчет – так было и так предначертано.
И только камень всегда равнодушен к тому, что предначертано.
Камню все равно – цикл его существования настолько иной, что он даже не успевает заметить извечной чехарды двух стихий.
Алкид слушает камень. Слушает пальцами, ибо уши его слышат лишь предсмертные стоны.
Усталый полубог всматривается в камень. Всматривается пальцами, ибо смертельно напуганный младенец скрылся из глаз его и никогда уже не вернется. Малец, равнодушно взиравший когда-то на пресмыкающихся посланцев всемилостивейшей бабушки.
Старик пытается пощупать камень, но ощущает только ошметки мертвой плоти и крошево костей.
Игра завершилась, не успев начаться.
Ну что, глупая старая развалина, неудавшаяся половинка неудавшегося бога, каково это – быть полубогом?
Теперь-то ты знаешь ответ, вот он – протяни руку и он твой.
Не хочешь?
Молчишь, старик…
Молчишь, по старой привычке. Вот только привычка твоя умерла вместе с тобой и теми, кто вздумал следовать за тобой.
Твое молчание, старик, смердит как смоляные болота Аида.
Безумие, твой давний приятель, смотрит на тебя из камня ликом истеричной старухи.
Безумие рвется клочьями твоего дыхания.
Безумие пенящимся вином питает твою плоть, взамен жидкой водицы крови.
Вином, по имени Гера.

Ты был легендой, старик, мифом.
Ты решил своими руками сотворить новый. Ты хотел стать творцом – хотя бы в этом.
Ты столько раз видел, как это происходит, ты возомнил, что настолько хорошо изучил эту гидру, что сам способен стать ее подобием, управлять ею?
Поступок, сам по себе достойный легенды.
Вот она и случилась.
Легенда, про то, как немощный, ничего не видящий и не слышащий старец обнаженным вихрем смерти несся по дому, по саду, по утесам… Вихрем безумия, не оставившим после себя даже намека на жизнь.

Как жаль, аэд, что ты опоздал к заходу. Это не та легенда, которой бы следовало увидеть свет этого мира.
Только разве она спрашивает позволения? Ты был пьян и ноги твои никуда не торопились… Возблагодари свои ноги, аэд. Отныне молись своим ногам. Ногам и неразбавленному вину - дару далекой финикийской лозы. Молись, ибо только им ты обязан жизнью с этого дня.
И укороти свой язык, аэд - пожалей не старика, а того, кем он был. Того, кем он будет жить в легендах.
Попробуй жалость на вкус, аэд.
Попробуй и выплюнь кислятину.