"Они стояли в подъездах, сидели на скамейках бульваров,
шли по улицам, взявшись за руки"
               (Фрида Абрамовна ВИГДОРОВА,«СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ», 1962)

     Я люблю рассматривать картины советских художников. Всех. Плохих и хороших, известных и навсегда потерявших для истории свои имена. Можете назвать это ностальгией, тоской по утраченной родине. Но я называю это тоской по утраченной любви – той самой, большой и светлой, саму идею которой так и не смогли испортить даже самые отпетые арт-конъюнктурщики.

По той же причине я люблю перечитывать книги советских писателей. Самые любимые: Павел Нилин, Александр Вампилов, Василий Шукшин, Вера Панова,  Фрида Вигдорова, Виктор Астафьев. Это были настоящие мастера – изысканная холодноватая насмешливость Нилина, изящная чуть отстраненная язвительность Вампилова, теплая домашняя ирония Шукшина, откровенная и такая очаровательная улыбка Пановой, милая интеллигентная наивность Вигдоровой, жадная древесная дикость Астафьева…

Читаешь, смотришь – и невозможно оторваться. Отточенная простота человеческих чувств – живая философия жизни. Обычные истории про обычных людей. И никакой набивший оскомину госзаказ на воспевание эпохальных строек, мартеновских печей, бригады комбайнеров и прочей теперь уже забавной чепухи уже не может затмить того простого и главного в соцреализме, что многие годы являлось для нас столь привычной составляющей нашей советской жизни и что теперь обернулось для нас почти недостижимой мечтой –  идеи искренности, открытости, честности самой что ни на есть настоящей любви.

Нет, не все было так плохо в том самом соцреализме, над которым не потешался только ленивый. Да – инфантилизм и наивность художественных средств, да – идеализация и лакировка действительности, да –  все это раздражало, и не столько потому, что  расплодившимися бездарями доводилось порой до абсурда, сколько своими масштабами, принявшими в период брежневского застоя размер культурного бедствия.

Но вот прошли годы, и мы уже тоскуем по тому главному, что столь щедро давал нам затюканный неуместно продвинутыми критиками соцреализм – по душевному теплу, по светлому будущему, по тихому домашнему чуду, по гордому честному труду у воспетых мартеновских печей. Вечные ценности – пусть даже растиражированные литературными серостями – не терпят чернухи и порнухи (в самом широком, профессиональном смысле этого слова), они требуют пафоса.

Это потом пафос стараниями бездарностей обернется убогими клише. Это раньше пафос стараниями посредственностей был пошлостью. Ныне же  пафос советского искусства превратился в историческую особенность, антикварную ценность.

Пафос любви в том числе. Его атрибуты незыблемы: заботливо наброшенный пиджак, робкое касание рук, румянец на девичьих щеках, девичья гордость, трепетный поцелуй, трепетный взгляд, букетик полевых цветов, непременное гуляние в парке, неукоснительное сидение на скамейке, непреложное катание в лодке, бесстрашное выявление недостатков на производстве. Да – в кривых, неумелых руках поденщиков все эти инструменты превращались в дешевку. И только настоящие мастера знали секрет изготовления настоящего пафоса…

                                               

Вновь учусь идти по жизни
Я по лезвию ножа
Влево, вправо не свернуть мне
Нет пути назад
.
Только есть дорога прямо
К острию ножа
Я вперед иду упрямо
Зубы свои сжав
.
А вокруг кричит реклама
В пестроте огней
«Не ходи дорогой прямо
Сзади веселей
.
Что ты хочешь, то ты купишь
Только заплати
Там такого не получишь
Впереди пути
.
Поскорей бери от жизни
Всё что можешь взять
Да гони взашей кто скажет
“Надо отдавать”
.
Надо брать пока берется
Вот он наш закон
Пусть не нравится кому-то
Нам по нраву он»
.
Я иду по тропке узкой
Лезвия ножа
А вокруг смеются люди
Рот рукой зажав
.
«Посмотрите, вон “блаженный”
Что вперед идёт
От богатой сытой жизни
В никуда придёт
.
Сам пускай жует он “басни”
Что он нам плетёт
Он, мы точно с вами знаем
Счастья не найдёт»
.
Спорить я ни с кем не буду
Смысла нету в том
Каждый шишки набивает
Своим личным лбом
.
Невдомёк тем, кто смеётся
Сзади, слева, справа -
Идти вперед по лезвию
Заслужил я право.

Откос татарником зарос,

И легкий звон колышет лето,

Рожденный в завитках волос

Сережками из бересклета.

И этот звон живет во мне.

Как самой первой страсти нота.

А что ты делаешь вовне

Моей судьбы - твоя забота.

Ты для меня всегда как сон,

Который я в рассвет отправил.

Останься в музыке времен,

Как исключение из правил.

(Михаил Дудин)

Я когда-то летала,

Стала я приземленной.

И на наших мужчин

Не смотрю изумленно.

Пустота на душе,

Как разрушенный терем.

Жизнь трагична,

Коль скоро

Мы любимым не верим.

Нынче осень, как поздняя слава,

Ненадежна и так хороша!

Светит солнце весеннего сплава,

За холмы уходить не спеша.

А по кромке зеленой у леса

Зеленеют в воде камыши.

И под тенью густого навеса

Тишина и покой. Ни души.

У опушки сухого болота

Вырастает вторая трава.

Красота! И стрелять неохота -

Поднимаются тетерева.

Я нарочно оставил двухстволку,

Чтоб не трогать внимательных птиц.

А по лесу звенит без умолку

Комаринная песня синиц.

В рыжей хвое лесные дороги.

Листья падают, тихо шурша.

И душа забывает тревоги,

И обиды прощает душа.

Видно лето не кончило повесть,

И запас у природы богат.

Бронзовея, прямые, как совесть,

Смотрят старые сосны в закат.

 Автор - Михаил Дудин.