Я хотела написать благодарственный драббл за поздравления с днем Рождения, но драббл разбух и... в общем, как всегда) Так что выкладываю с двухнедельным опозданием. Спасибо за поздравления!

А еще на дайри ничерта не понятно, как добавлять в доступ тех, у кого есть только ник, без дневника, да и с дневником не особо понятно, как закрывать записи. Я лазила, лазила, искала, устала и забила. Черт с ним, пусть все останется в открытом доступе.

Ps. Linni, поздравляю с днем Рождения!

******

 

Рождество впервые за много лет наступило внезапно: командировки, суета, какие-то дела – все навалилось, воруя время и силы, не оставляя возможности затормозить и подготовиться, и, может быть, загадать желание. Хотя без последнего вполне можно было обойтись: одно–единственное желание все равно никогда не сбывалось, загадывалось ли оно в свете падающей звезды, под бой часов в новогоднюю ночь, при плевке в колодцы или при любых, не менее странных обстоятельствах, «сто процентно исполняющих любую прихоть», как утверждал неугомонный Эдриан.

Ну, у него–то все исполнялось без каких–либо потерь с его стороны.

А уж судя по его довольной роже, с которой он ввалился в украшенный одними и теми же игрушками каждый год Большой зал,  его девка все–таки дала согласие на помолвку, хоть и задирала свой острый нос выше крыши Астрономической башни и заявляла, что она до двадцати пяти хочет свободной жизни и никаких обязательств.

Ну да, это против–то желания Эда – и до двадцати не было ни малейших шансов. Даже когда Маркус на пятом курсе больно и основательно объяснил, что никаких друзей в его жизни нет и не предвидится, Эдриан, вытирая ладонью кровь с разбитых губ, лишь пожал плечами; а через полгода Флинт  удивленно поймал себя на мысли, что Эдриан поселился везде –  на тренировках на соседней метле, в Хогсмите, бредущий рядом по дороге, в библиотеке, сующий нос в книгу Маркуса, и даже в его собственной спальне на второй кровати, на которой отродясь никого не бывало с момента приезда Флинта в Хогвартс.

А уж слабой девке рассчитывать на победу так и вовсе не приходилось.

Возможно, стоило набраться решимости и попросить Эдриана загадать желание за Маркуса, тогда, может быть, что–нибудь и сдвинулось бы с той мертвой точки, на которой застряло давно, еще на шестом курсе, когда…

Маркус поморщился и попытался сосредоточиться на речи директора, перекрывая поток глупых мыслей в голове. Макгонагаллвещала гораздо короче незабвенного бородатого Дамблдора: не забыла упомянуть общий вклад в победу, особо нежно улыбнулась Поттеру, помолчала в память о погибших, – и через каких–то десять минут ученики и приглашенные гости уже рассаживались за столы в предвкушении особых блюд, приготовленных трудолюбивыми домовиками Хогвартса.

Стоило набраться. И решимости, и огневиски, хотя последнее могло появиться на столах строгого учебного заведения только в случае, если пост директора по какой–то невероятной причине займет Трелони.

– Тыквенный сок, – с отвращением сказал Монтегю, отодвигая от себя бокал. – Вот по чему я точно не скучал!

В его сумке с самого приезда что–то обнадеживающе позвякивало, и Маркус не без оснований понадеялся, что огневиски все-таки  появится на их столе, пусть и позже, в комнатах для решивших остаться на ночь гостей.

– Это для нежных грифферов, – сказал Пьюси и вопреки собственным словам сделал большой глоток. – Они же крепче никогда ничего не пили, боюсь даже представить, что будет…

– Я видел пьяного  Поттера, – насмешливо перебил Блетчли. – Шлялся два дня назад по Косому переулку, я его еле узнал.

Сидящий напротив Малфой неожиданно залился ярким румянцем и с преувеличенным вниманием уставился в собственную, еще пока пустую тарелку.

– Пиздишь!

– Сам ты… врешь, – обиделся Блетчли на Монтегю. – Говорю тебе: брел от стенки до стенки и что–то бормотал. Я хотел подслушать, чтобы потом продать информацию Скитер, но пока добежал, он уже трансгрессировал. Бухой кретин.

Пьюси простонал почти с сочувствием, а Малфой оторвался от созерцания тарелки и прищурился. На мгновение Маркусу показалось, что в его серых глазах мелькнуло нечто, похожее на озабоченность, но видение рассеялось, не прожив и доли секунды.

– Я однажды трансгрессировал пьяный, – поделился Дерек. – Потом группа авроров по частям собирала. Два маггла видели, так один поседел у меня прямо на глазах.

История была старой и неоднократно обсужденной, и комментариев не последовало. Зато оживился сидевший до этого молча Боул и, отложив вилку в сторону, поведал о приключениях собственной задницы в маггловском районе месяц назад. Эта история была не просто знакомой, а еще и случившейся у Маркуса на глазах, поэтому внимание быстро рассеялось и переключилось на соседний стол.

В отличие от их скромной компании, возле которой никто так и не сел, вокруг Оливера Вуда, на голову которого был напялен уродский красный колпак, восседала целая толпа друзей, поклонников, воздыхательниц, бывших сокурсников  и прочего сброда. И хоть разум и подсказывал, что большинство из них роится там ради сидящего по его правую руку  Поттера, но по меньшей мере две девки точно постоянно глазели только на Вуда,  словно невзначай касались рукавов его парадной мантии и нелепо поправляли идеально уложенные прически. Вуд, разумеется, велся как дебил на их ярко накрашенные глаза,  плавая во внимании и с каждой минутой все больше напоминая сам себя во времена школьного капитанства: говорливого, взъерошенного, суетливого и улыбающегося во все зубы.

Как есть дебил.

Желание набраться стало нестерпимым, до зуда в горле. Маркус хлебнул воды, только сейчас заметив, с каким мерзким пониманием следит Монтегю за его взглядом.

– Это еще ничего, – лениво произнес Грэхем, чуть заметно усмехнувшись. – Я слышал, что кто–то в прошлом году трансгрессировал прямо в маггла, и того разорвало на месте.

Паркинсон прижала ладонь ко рту и скривилась так, словно сожрала лимон.

– Потом у магглов писали, что это самоубийство, – продолжил Грэх, покрутив пальцем у виска. – Как можно убить себя так, что бы твои кровавые ошметки раскидало на четверть мили по стенам? Говорят, там до сих пор следы видны. Ебнулись!

Паркинсон сорвалась с места и унеслась в сторону дверей.

– Пролетели эту тему, – сердито сказал зеленый Пьюси. – Я вот слышал, что Поттер женится на день Рождения своей невесты  и приглашены почти все чистокровные семьи в Лондоне и половина в Англии. Кто уже получил свою нарядную открытку?

Грэх поморщился, остальные поддержали шутку одобрительными смешками.

– Небось, уже дюжину перьев переломали, так торопились нам написать, – кивнул Боул. – Особенно мне – помню, когда мы издевались над его рыжей на отборочных, она так и кричала: «Я обязательно пришлю вам первым приглашение на свадьбу!»

– Я получил, – тихо сказал Малфой.

– Точно, – с улыбкой подтвердил Эдриан. – Вчера, когда спал в обнимку с плюшевым единорогом. Даже не мечтай, тебя ни в один приличный дом еще двадцать лет не пустят. Скажи спасибо, что хоть сюда пригласили.

– Я получил, – твердо повторил Малфой, и Пьюси удивленно замолк. – Только свадьбы все равно не будет.

Блетчли заинтересованно вытянул шею и напрягся.

– Откуда инфа?

– Оттуда, – огрызнулся Малфой. – Говорю не будет – значит, не будет. Слово Малфоя.

Маркус задумчиво хмыкнул, разом вспоминая все витающие в воздухе слухи о невозможной связи, а Эдриан радостно оскалился:

– Где–то я уже такое слышал много лет назад. Погодите–ка… А, вот! «Я сделаю Поттера в следующем матче! Слово Малфоя!»

Боул фыркнул.

– «Я буду самым молодым министром магии! Слово Малфоя!»

Малфой покрылся бледными пятнами и скрипнул зубами.

– «Я…» – начал Блетчли, но его перебили: Макгонагалл поднялась со своего места и объявила о начале бала. Заиграла музыка; не прошло и минуты, как Макгонагалл уже кружилась по залу, положив ладони на плечи мелкого Флитвика, и добрая половина бывших и нынешних студентов, понемногу смелея, последовала ее примеру.

– Кстати, о министре магии и его доблестных помощниках, – громко сказал Грэх, перекрикивая своим басом музыку. – Они тут для красоты или следят за группой неблагонадежных  гостей?

Судя по тому, как смотрела половина зала в сторону их стола, второе было вернее.

– Я за второе, – озвучил Пьюси мысль Маркуса, но закончил в свойственной себе манере: – Грифферы – более чем неблагонадежные гости. Видал я, как дружок Поттера обращается с палочкой – за ним глаз да глаз нужен.

Грэх что–то ответил, но дальше Маркус не расслышал ни слова: Вуд поднялся из–за стола, таща за руку какую–то девицу с огромными бедрами, которые не могла скрыть даже самая широкая мантия. Девка жеманно хихикала и наиграно упиралась, хотя ее круглая морда излучала самую неприкрытую радость, пока Вуд кивал в сторону площадки и что–то приговаривал. Она сдалась –  да и кто бы не сдался? – и они завальсировали, прижимаясь друг к другу так близко, что между ними навряд ли можно было пропихнуть даже волшебную палочку. Вуд вел так, словно уворачивался от бладжера, тряс колокольчиком на конце колпака, но девке было наплевать: ее способности к танцам еще меньше отличались грациозностью. Следовало бы ввести наказание для таких, как она, и приговаривать к поцелую дементора за такую неуклюжесть, пусть не всех, но ее точно. Впрочем, достаточно было бы просто выгонять таких… вообще всех девок с танцплощадок, и посмотреть тогда, как зачахнет Вуд без привычного внимания.

Маркус настолько утонул в мыслях, что не сразу понял, что Пьюси уже не в первый раз дергает за рукав.

– Марк! Марк, это, кажется, к тебе!

Флинт раздраженно проследил за его взглядом и обернулся; неизвестный Патронус, ярко–голубой медведь, непонятно откуда взявшийся, открыл пасть и сказал звонким голосом:

– Кинг стрит, 19. Четыре маггла, магическое существо неизвестного происхождения, ребенок до шести лет.

Подтверждения ему не требовалось.

– Не ходи, – сказал Пьюси, проводив теряющуюся в толпе фигуру медведя недовольным взглядом. – Веселье только начинается, Рождество, ну что они сделают?

Тогда Вуд попрется один, а детская магия порой бывала очень непредсказуемой.

– Потом столько выслушивать, что проще сходить.

Флинт коротко кивнул бывшей команде, схватил пальто и поспешил к выходу, с мрачным удовлетворением понимая, что Вуд следует за ним, оставив разочарованную девку стоять посреди зала.

 

*****

 

«Магическое существо неизвестного происхождения» сильно напоминало смесь соплохвоста и квинтолапа, вобрав в себя все недостатки обоих видов. Кроваво–красная, с невероятной кучей глаз и ног, с клешней вместо рта – тварь вполне заслуженно могла бы претендовать на первенство среди самого мерзкого, что Флинт встречал в своей жизни. Если бы Вуд не стоял позади, напряженно пыхтя в ухо, Маркус, пожалуй, предпочел бы отступить и скрыться в любом направлении, лишь бы оказаться подальше отсюда.

Но Вуд стоял позади, и, хоть дверь была открыта нараспашку, уйти Маркус не мог.

– Что это? – хрипло спросил Вуд. – Ты такое раньше видел?

Голос выдавал его страх с потрохами, и стало почему–то легче.

– Видел, – сказал Флинт. Получилось шепотом. – Грифферский капитан после поражения всегда был примерно такой же лохматый, красный и…

Он замолчал от толчка в плечо и усмехнулся.

– Араниа экземи? – неуверенно спросил Вуд.

– Это против пауков, недоумок. Бомбарда?

– Нет,  Флинт, это его убьет!

– Мама, что они с ним сделают?!

Флинт вздрогнул от неожиданности, ругнулся и посмотрел на заревевшего ребенка, крепко стиснутого руками матери. Все семейство выскочило на террасу и теперь осторожно заглядывало в заледеневшее окно в очевидной надежде, что если двоим незнакомцам и не удастся убить непонятную тварь, то непонятная тварь хотя бы успеет наесться ими и, сытое и довольное, уберется восвояси.

Мысль повеселила;  костлявый и тощий Вуд точно встрянет у нее посреди горла.

– Мама, давай его заберем! – вновь заголосил ребенок. Он вырвался из рук напуганной до смерти женщины и рванул в дом под ее вопль. – Он хороший! Я знаю, я его сделал! Мама!!!

Вуд заорал раньше, чем мелкий успел добежать и коснуться острого жала:

– Бомбарда Максима! 

Раздался грохот; заклинание, рикошетом отскочив от панциря твари, попало в зеркало, тут же разлетевшееся на миллионы осколков по всей гостиной.

– Ой, – растеряно сказал Вуд.

Щеку неожиданно обжигающе кольнуло, и кожа заныла от боли, но времени выяснять, что с ней, не нашлось: тварь развернулась задницей и приподняла жало, нацеливая его на Вуда, что никак не могло служить хорошим предзнаменованием. Впрочем, Вуд не зря считался удачливым сукиным сыном: огромная металлическая рама зеркала, не выдержав заклинания, покачнулась, а затем с жутким скрипом  опустилась на незащищенную голову твари, придавив ее к полу.

Наступила тишина, через несколько секунд сменившаяся истошным плачем.

– Интересная логика, – язвительно сказал Флинт, подходя и переворачивая существо панцирем вниз носком ботинка, – считать «Бомбарду» плохим заклинанием, но «Бомбарду Максима» – хорошим. Вообще–то это усиливает ее действие, если ты не знал.

– Я знал, – с горечью сказал Вуд, и Маркус удивленно посмотрел в его сторону. Вуд рассматривал погибшую тварь со смесью отвращения и печали. – Не успел подумать.

Его голос звучал совсем расстроено, и желание язвить куда–то пропало. Семейство вползло в дом, но подходить ближе не решалось:  навряд ли они встречали в своей жизни что–то страшнее, чем змей в зоопарках, так что понять их было можно.

– Он хотел собаку, а мы подарили компьютер… – ошеломленно сказала женщина. Она присела на колени перед мелким и прижала его голову к своей груди. – И тут вдруг… он плакал, хотел… оно… посреди гостиной! Я такого в жизни… Откуда?!

Оттуда же, откуда Пьюси получал невесту, Блетчли – прибыльные статьи для Скитер, оттуда, откуда самые безродные магглы получали желаемое, всего лишь закрывая глаза и желая, желая, желая…

Оттуда, откуда Флинту никогда ничего не доставалось, словно подарки каждый год обидно заканчивались в мешке аккурат к тому моменту, как подходила его очередь,  – из Рождества.

– Обливиэйт, – зло сказал Маркус, направляя палочку на женщину, а затем – на остальных членов семейства, стирая их воспоминания и заменяя другими, в которых ребенок оступается и падает на зеркало.  – Через несколько лет вас ждет еще много сюрпризов.

Они уставились на него одинаково остекленевшими глазами, зато наконец–то смолк бьющий по мозгам рев; тварь растворилась в воздухе, словно и не было. Маркус убрал палочку в карман и, больше не глядя ни на кого, вышел на запорошенную снегом террасу. Можно было вернуться назад в школу,  можно было отправиться в министерство писать отчет, делая вид, что до праздников нет никакого дела, можно было вызвать Пьюси и зайти в ближайший бар, сохраняя на лице безразличное выражение…

А можно было отправиться домой, завалиться на пустую кровать и до утра смотреть в потолок. И, пожалуй, сейчас этого хотелось больше всего.

– Ненавижу эту работу! – в сердцах сказал Вуд, появляясь рядом, и Маркус мысленно согласился. – Ненавижу! Почему если стихийная детская магия – то обязательно что–нибудь живое?!

– Они не настоящие, – напомнил Маркус, вытирая кровь, неприятно стекающую по шее за воротник. – Ты когда на трансфигурации превращал чашки в ежей, а потом обратно, тоже их жалел?

Вуд не ответил, но по его помрачневшему лицу и так все стало ясно. Флинт спустился на две ступеньки и побрел по тропинке к калитке, ожидая хлопка трансгрессии за спиной. На удивление, Вуд поперся рядом, хотя раньше сбегал при первой же возможности, даже не прощаясь. Очевидно, гибель твари по–настоящему его расстроила: он шел, склонив голову к земле, и что–то угрюмо бормотал себе под нос. Стоило бы рискнуть и начать разговор о чем–нибудь левом, чтобы Вуд дошел как можно дальше, чтобы не трансгрессировал домой, где его уже наверняка дожидалась та самая девка… Флинт вспомнил о  данном себе твердом обещании не тешиться пустыми надеждами и промолчал. 

На широкой вечерней улице почти никого не было: машины исчезли, а редкие прохожие спешно проносились мимо, шурша яркими праздничными пакетами и одаряя друг друга понимающими улыбками.  Маркус огляделся и зашагал вперед, не особо разбирая дороги. 

– Ты не имел права использовать Обливиэйт, Флинт, – сказал Вуд, догоняя. – Мы должны были вызвать стирателей памяти.

– Доложишь? – без интереса спросил Маркус.

– Нет, – после короткой заминки сказал Вуд. –  Мы бы их два часа ждали.

«А проводить их в твоем обществе, Маркус Флинт, мне совсем не улыбается» – закончил Флинт про себя.

– Но в отчете все равно нужно написать, что… – Вуд перебил сам себя и сказал: – У тебя кровь. Я правда не подумал, когда орал. Просто страшно стало, что он дотронется до жала и…

– Угомонись, – попросил Маркус. – Ты можешь уже идти, я тебя простил.

– Я не просил прощения! – возмутился Вуд. – Ты вообще ничего не успел сделать!

Маркус кивнул и запихнул озябшие ладони в карманы.

– Но могу помочь вытащить осколок, – предложил Вуд. – Хочешь?

– Нет.

– Будешь ходить с кровавой рожей?

– Буду.

Вуд неодобрительно фыркнул и схватил за плечо, заставляя остановиться. Он вылез прямо перед  носом и всмотрелся в щеку Флинта под тусклым светом маггловского фонаря, затем протянул руку и осторожно пощупал рану. Его лицо было чересчур близко, так близко, что Маркус порадовался, что Вуд делает свое дело молча: его двигающихся губ и дыхания на собственном лице Флинт бы не выдержал. 

Маркус закрыл глаза и попытался отвлечься.

– Больно?

– Тебе нужно было идти в медсестры, – сказал Маркус, стараясь не кривиться и не стонать: больно действительно было, и дыхание все же опалило щеку. – Как можно мечтать о нашей работе, даже не понимая, что на ней придется делать?

– Я не мечтал о нашей работе, – рассеянно отозвался  Вуд, делая что–то пальцами, отчего по коже на лице разлилось приятное онемение, а по телу – озноб от мягких прикосновений. – Если тебе она нравится, не значит, что она должна нравиться всем.

Маркус нахмурился, открыл глаза и отстранился на полшага. Говорили… ну, не то, чтобы говорили… но когда Вуд рассказывал на обязательном собеседовании в конце пятого курса о своих планах на будущее и мечте о работе на должности ликвидатора последствий детской стихийной магии, Маркус сидел за дверью, внимательно слушая и удивляясь, какого гиппогрифа ноги сами принесли сюда, и даже не подозревая в тот момент, насколько важная информация едва не проплыла мимо ушей. Только много лет спустя, на суде, когда надменный  председатель – или кем он был – столь же надменно поинтересовался, «чем Маркус может реально помочь обществу» вместо трехмесячного заключения – словно громадных штрафов, хвативших бы на отстройку нового министерства, было недостаточно, – мечта Вуда сама всплыла в голове. Надежда была слабой: конечно, сожженные дотла квиддичные поля еще долго не могли принимать игроков, но дружки Вуда – герои, как и он сам – наверняка могли к тому времени пристроить его куда как на более приличное место.

И все же надежда себя оправдала. Через три дня, когда Маркуса выпустили и впихнули в бесконечно серое и скучное помещение, Вуд был первым, кто попался навстречу. А то, что их поставили работать в пару как «бывших сокурсников», с лихвой окупало и занудные обязанности, слишком изредка разбавляемые происшествием вроде сегодняшнего, и многочасовые лекции по безопасности, и нескончаемые отчеты, которые вряд ли кто–нибудь когда читал. Маркус однажды со скуки написал неприличное слово на весь второй лист и так и отдал начальнику, и, судя по тому, что за прошедший месяц никаких замечаний не последовало, отчет благополучно сгинул в архиве.

Мысли пронеслись в голове за мгновение, вызывая недоумение и требуя ответов, но  вряд ли Вуд понял бы, почему Маркус долгие годы помнит о его мечтах.

– А предметы ты какие брал на шестом курсе? – спросил Флинт, вновь закрывая глаза. Рука Вуда незамедлительно вернулась на место, кожу потянуло, и соображать стало труднее. – Мне Снейп сказал, что выгонит нахуй, если я не придумаю что–нибудь кроме квиддича.

– Макгонагалл каждую неделю маме письма писала, – согласно пожаловался Вуд. – То же самое говорила, правда, без «нахуй». Пришлось что–то врать… уже даже и не помню, что, но мне расписание под завязку Заклинаниями забили.

Понятно, что ничего не понятно.

– Ты не мечтал о такой работе, и все же ты тут. Почему?

Рука у Вуда дрогнула, замерла на доли секунды – и пальцы исчезли.

– Почти нормально, – глухо сказал он, и Флинт явственно различил в этих словах намек на излишнее любопытство. – Я, конечно, не специалист, у меня всего пять занятий по целительству, но шрама не будет.

Впрочем, грифферы и сами были любителями совать нос в чужие дела, поэтому Маркус, кивнув вместо благодарности,  настойчиво продолжил:

– Тебе же тут скучно.  Девок в отделе нет, кроме Мэдж, премий не дают, игр не устраивают, даже героями не объявляют.

– Премии дают, а в герои я не стремлюсь.

– Галлеон за двадцать лет службы! – презрительно сказал Флинт, безуспешно борясь с привычной злостью на самого себя, на войну и на все разом, перечеркнувшее все надежды и отобравшее все состояние.  – Я карманных денег на неделю больше получал.

– Для тебя вся работа заключается в премии?

– А в чем еще? Никакого карьерного роста, никаких перспектив, если не переведешься, – а тебе даже Трелони пророчила светлое будущее. Еще год – и тебя ни в одну команду обратно не примут.

– Тебе какая печаль? – раздраженно поинтересовался Вуд.

– Просто интересно, за какие заслуги благородного гриффера могут  бросить на самое дно.  Я был лучшего мнения о тебе в школе.

Вуд сердито раздул ноздри и уставился на грязный снег, неопрятными кучами сваленный вдоль дороги.

– Это не самое дно. Все равно в Англии осталось всего два тренера, у них и своих игроков хватает.

– Поэтому «Паддлмир Юнайтед» на прошлой неделе взяли нового вратаря?

– А не потому, что он  – зять тренера, Флинт? Ты слышал такое слово – связи?

Маркус поднял брови.

– А не потому ли, что Вуд – ленивый недоумок…

– Замолкни!

– … прохеривший отличное место…

– Замолкни, Флинт!

– …ради кровавого убийства непонятных тварей…

Вуд яростно выдохнул.

–… с дружком по фамилии… погоди, забыл… а, святой Поттер! Ему сейчас весь мир зад лижет, не мог замолвить за тебя словечко?

– Не трогай Гарри!

Маркус оскалился.

– Святой Поттер оказался не таким уж и святым?

– Святой Поттер вытащил тебя… Блядь!  – заорал Вуд. – Да и… Да пошел ты! Даже две минуты нормально поговорить не можешь!

Флинт порастерял слова и злость одновременно; Вуд крутанулся на месте, явно намереваясь скрыться и не отвечать больше ни на какие вопросы. Маркус бездумно дернулся вперед в попытке задержать, схватился за что–то мягкое, почувствовал тянущую боль в животе – и только тогда вспомнил о многочисленных предупреждениях о совместной несогласованной трансгрессии.

Но было поздно.

 

*****

 

В нос ударил резкий запах чего–то пережаренного и хвои; глаза ослепило слишком ярким светом, а уши заложило от гомона звучавших отовсюду голосов. Маркус ослеп и оглох  разом; справа кто–то пихнул, извинился, но тут же довольно ощутимо толкнули слева.

Флинт нащупал палочку и выставил ее перед собой, второй рукой ощупывая свое тело и чутко прислушиваясь к ощущениям.

Кажется, повезло, и всё осталось целым.

– Оливер!

Темное, мутное пятно проскользило в белом пространстве перед глазами. Через мгновение туман рассеялся; пятно скукожилось и превратилось в старуху лет восьмидесяти, с такой силой сжавшей шею Вуда, что он крякнул.

– Почему дом искрит?!.. Нужно еще три стула! – крикнули за спиной голосом с хозяйскими интонациями. – Оливер пришел с другом… Кайл должен с минуты на минуту явиться… Оливер,  не стой столбом, принеси кресло с подвала!

Маркус обернулся; кричавшая женщина, невысокая блондинка в широкой голубой мантии, расцвела улыбкой.

– Эйприл Вуд. А вы..?

– Маркус Флинт,  – сказал Маркус, с интересом ожидая реакции.

Ее улыбка стала шире.

– Проходите же,  Маркус, уже все в сборе! Давайте я возьму ваше пальто… Муж уже несет индейку!

Вуд высвободился из объятий старухи, тут же направившейся в гостиную,  и беспокойно сказал:

– Он не останется, ма, он спешит.

– Глупости! – пробасил лысый, как коленка, пузатый мужик, выходя из соседней комнаты с двумя стульями подмышками. – Кто спешит в Рождество? Бокал винца там, бутылочка эля тут – на все время найдется!

– Джош! – неодобрительно воскликнула миссис Вуд. – Дети же!

– Это вот эти – дети? – Он поставил стулья на пол и протянул широкую ладонь для приветствия. – Джош Браун. И если Оливер начнет утверждать, что я не член семьи, не верь: он до сих пор обижен на меня за то, что я сто лет назад использовал его лучшую  метлу для растопки камина. Кто ж знал, что связка хвороста с  замечательной кочергой внутри – специальный заказ?

Судя по раскрасневшимся пухлым щекам и блестящим глазам, в его желудке плескался уже далеко не один бокал вина. Маркус пожал мягкую ладонь и украдкой огляделся. Они стояли в крошечной прихожей; сквозь распахнутые двери виднелась украшенная гостиная с длинным, щедро накрытым столом, за который рассаживалось не менее дюжины гостей. 

– И правда, куда спешить? – беззаботно сказала миссис Вуд. – Останьтесь хотя бы на полчаса: мой пудинг – лучший в округе! Или вас ждут?

Два засохших крекера, оставшихся после прошлой попойки, и скисший пакет молока точно ждали дома. Предложение было заманчивым: снующий между гостями Вуд, за которым можно было бы совершенно спокойно наблюдать весь вечер, не боясь подозрений, – такие воспоминания можно было бы хранить и беречь, никому и никогда не показывая.

И ненависть Вуда увеличилась бы в разы.

Маркус кинул последний взгляд на заставленный стол, сглотнул вязкую слюну – и отказался.

– Ну как знаете.

Она подхватила один из стульев, попрощалась кивком головы и подтолкнула неодобрительно цокающего языком Джоша в гостиную.

– Так что святой Поттер? – понизив голос, спросил Флинт.

Впрочем, особой необходимости в этом не было: под гомон в гостиной вполне можно было распевать песни во все горло – никто бы не услышал. Вуд, однако, так не думал: он открыл входную дверь, вытолкал Маркуса за порог, вышел сам, оперся на дверь спиной – и заметно расслабился.

– Так что святой Поттер? – повторил Маркус, смутно догадываясь. – Попросил за меня?

Вуд неожиданно хмыкнул, что совсем не вязалось с его безразличным выражением лица.

– Попросил… Попросил, Флинт, да. Сколько ты должен был отработать – полтора года? Что теперь – вернешься в тюрьму?

Маркус едва не свалился с узких ступенек.

– Ты ебнулся?! С какого перепуга?

– Ты же говорил… – Вуд посмотрел на  небо, словно вспоминая, и странным, хриплым  голосом произнес: – «Я даже от полукровки никогда бы помощь не принял, а ты просил у грязнокровки! Эй, команда! Кто подойдет к Пьюси, вылетает навсегда без обсуждений!»  Говорил?

Интонации в голосе были знакомы, да и слова казались когда–то слышанными, и Флинт, поразмыслив с минуту и узнав самого себя, зашелся хохотом.

– Ты бы еще первый курс припомнил, Вуд!  Когда это было?

Выражение лица Вуда осталось по–прежнему безразличным, только его глаза забегали по Маркусу, быстро осматривая с головы до ног. Под этим взглядом стало неуютно, захотелось оправить одежду и вытянуться, стараясь выглядеть выше. Флинт обхватил себя руками, словно защищаясь, разозлился, запихнул руки в карманы и  одарил Вуда точно таким же взглядом.

Тот отвернулся, и стало проще дышать.

– В середине шестого курса, на поле, когда еще игры отменили… Я… Гарри… В общем, мы решили, что лучше тебе не знать про это.

– Больные грифферы, – насмешливо сказал Маркус. –  Эд с нами до конца того года тренировался. Что не ляпнешь, когда… Слушай, ты правда полагаешь, что между помощью Поттера и Азкабаном я бы выбрал Азкабан?

Судя по невнятному бормотанию, раздавшемуся из Вуда, так оно и было. Маркус открыл рот, чтобы высказаться, но в саду за террасой зашумело,  снег взметнулся, и показалась фигура человека в длинном пальто и смешной вязаной шапке, натянутой до самый бровей. Больше ничего разглядеть не удалось: Вуд коротко охнул, схватил Маркуса за рукав и с силой потянул в сторону ворот.

– Иди, Флинт, тебе пора!

– Оливер! – крикнул человек за спиной. – Что с вашим домом? Ни в камин не попасть, ни к порогу!

– Любовник, что ли? – пошутил Маркус, но, кажется, получилось слишком ревниво. – Я думал, ты по девкам.

– Любовник, – неожиданно покладисто согласился Вуд, продолжая тянуть за собой. – Так что не встревай и иди, он у меня ревнивый.

Значит, точно не любовник. Маркус, оказавшись за воротами, с интересом вытянул шею, но Вуд уже вернулся к дому и, что–то тихо говоря  собеседнику, скрылся вместе с ним внутри.

Флинт пожал плечами, подумал и, поборов сильное желание ворваться в дом и посмотреть на таинственного прибывшего, направился в министерство.

 

 

*****

 

В министерстве царила небывалая тишина. В холле никого не было, кроме дежурного волшебника, глянувшего на Маркуса без особой заинтересованности. Флинт показал жетон, а на выписанную доверенность, которую обычно осматривали с большой тщательностью, дежурный и вовсе не стал смотреть – махнул рукой и вновь уставился в «Придиру». Маркус прошел мимо Фонтана Магическому Братству, на котором какой–то шутник умудрился впихнуть в руку домового эльфа маленькую елку, зашел в лифт и поднялся на третий уровень.

Только проработав на третьем уровне полгода, Маркус понял, как сильно ошибался на суде, полагая, что министерство никогда не позволит бывшему заключенному работать в таком месте. Волшебники, попадающие сюда по собственной воле и излучающие радость и волнение при словах «я работаю в министерстве», через месяц, глядя на собеседников усталыми и потухшими глазами, не отвечали на вопрос о работе ничего, а через три так и вовсе писали прошение о переводе. Тут невозможно было завести семью: из домов выдергивали днем, когда детей раздражала очередная учительница или воспитательница, после чего приходилось либо тащить ее в Мунго под испуганные завывания, либо на месте исправлять детские, просто безграничные фантазии. Из домов выдергивали и ночью, когда детям снилось что–то страшное и дома обносились такими защитными заклинаниями, что приходилось вызывать авроров.

А мечтать о достойной оплате и спокойных праздниках и вовсе не приходилось, Рождество и дни Рождения славились всплесками стихийной магии. В отличие от тех же авроров, которым кроме приличной зарплаты причитались еще и почет и уважение, над отделом детской магии скорее посмеивались, считая ее подготовительной группой к настоящей работе.

Поэтому и было странно видеть Вуда среди толпы одиноких фанатиков своего дела.

Мэдж, несменный секретарь мистера Гринфута уже пять лет, сидела на обычном месте. Она обернулась, когда створки лифта разъехались, выпуская Маркуса в серый коридор. На ее заостренном невзрачном личике ярко выделялся один глаз нереально золотого цвета, сильно подведенный какой–то женской черной штукой – Маркус не был силен в косметике. Второй глаз, обычный карий и маленьких размеров, при виде Флинта округлился и почти догнал накрашенный.

– Ты чего? – недовольно поинтересовалась она, откладывая в сторону зеркало. – Я собиралась закрываться на каникулы, никого нет.

– Отчет.

– Очередные слизняки? – Мэдж сморщилась, и ее длинный нос стал казаться еще длиннее. – Может, после праздников?

– После праздников мне еще три писать, – неохотно признался Флинт. – Моя очередь.

Она простонала.

– Ну Маркус, мне ж теперь из–за тебя тут час сидеть! Давай, что ли, поторопись тогда. Меня… – ее щеки неожиданно порозовели, – ну…. Ждут!

Последнее слово было сказано с явной гордостью. Даже для таких как она рождественский мешок в этом году распахнулся, хотя в данном случае Флинт был искренне рад.

– Свидание?

– Свидание, – с улыбкой согласилась Мэдж. – Так что бегом туда и обратно,  у меня всего десять минут осталось.

Флинт кивнул и направился в кабинет. Впрочем, кабинетом это было назвать сложно, скорее, чулан с  четырьмя столами, один из которых принадлежал Маркусу. Флинт скинул пальто, достал бланки, разложил их на столе, сел и, занеся перо над листом, крепко задумался.

Вероятность того, что отчет прочитают, равнялась почти нулю, но это самое «почти» неожиданно смутило.  Стирателей памяти действительно полагалось вызывать в любом случае, когда дело требовало их вмешательства: субординации в отличие от дисциплины придерживались исправно. Вуду непременно влетит, если кто–нибудь чересчур любопытный сунет в отчет свой нос, Вуду всегда влетало за двоих, словно именно его считали в их паре главным. Иногда это злило – было непонятно, как можно тощего, вечно взъерошенного Вуда считать главным хоть в чем–нибудь, из него и капитан–то был никудышный, – иногда было все равно, но факт оставался фактом: ему влетит.

А если не написать, Вуд будет страдать муками совести.

Флинт отложил перо в сторону, подпер щетинистый подбородок руками и посмотрел на соседний стол, сплошь заваленный рваными бланками. «В их паре» звучало красиво, Мэдж иногда так и говорила: «О, наша парочка вернулась», после чего Вуд неизменно вспыхивал, раздражался и убегал пить чай в соседний отдел. В последнее время все чаще возникало желание, чтобы он написал прошение о переводе, чтобы не мелькал каждый день перед глазами, напоминая о невозможном, не сидел в одном кабинете, слишком громко пыхтя при написании очередного отчета, отчего у Маркуса начинали дрожать руки и перо выдавало безобразные кляксы по всему столу.

Решение, казавшееся на суде таким сказочным, на деле оказалось чудовищной ошибкой.

– Пятнадцать минут! – рассержено сказала Мэдж, просовывая голову в дверь. Ее глаза сравнялись по размеру и цвету, занимая теперь ровно половину лица. – Маркус, ты одурел? Это что, чистый бланк?!

– Немного подождешь?

– Если ты меня сам замуж возьмешь! Возьмешь?

Маркус улыбнулся.

– Нет, извини. Ты слишком хороша для меня.

– Тогда не подожду!

Она вошла в кабинет, взяла стул Вуда и села напротив.

– Слушай,  – ее голос потеплел, – наши сегодня собирались завалиться к Лиане из Портального управления, может…

– Нет.

– Она всех звала!

Вот теперь Маркус ощутимо расслышал жалостливые нотки и прищурился.

– Мэдж…

– Ясно–понятно. Ладно, знаешь что? – Мэдж вытащила тонкий искривленный ключ и положила на стол перед Маркусом. – Я думаю, не будет большой беды, если ты сам отнесешь отчет Гринфуту. Только положи на правый край стола, а то он поймет, что это не я. Закрой кабинет и передай ключ дежурному. Заклинаний не накладывай, кому мы нужны?

«Гринфут может прийти первый» – перевел Маркус.

– Договорились.

– И ничего не трогай! – добавила она сурово, поднимаясь. – Там везде оповещательные чары, если они меня вырвут прямо из объятий Питера, я тебя сожру и не подавлюсь.

– Значит, Питер?

Мэдж выскользнула за дверь, махнула рукой и торопливо прибавила:

– Но если что – Лиана живет на…

– Мэдж!

– …Лонг стрит, 15! Запиши!

Ее каблуки зацокали по полу, удаляясь по коридору; заскрипела дверь лифта – и все замолкло.

Обливиэйт в отчете так и не появился.

Кабинет Гринфута занимал почти всю остальную часть этажа, кроме туалетных комнат и еще одного чулана для двух работников. Маркус положил отчет на стол, вспомнил про правый край, переложил и огляделся.

Тут приходилось бывать всего дважды: первый – при знакомстве, второй – когда Гринфут хвастался полученной на отдел золотой наградой, которой тот дорожил теперь пуще собственной палочки.  Кабинет был окутан голубоватым свечением, ясно рассказывающем любому желающему об оповещательных чарах, наложенных рукой Мэдж. Гринфут, обладая многочисленной родней и связями, не обладал только одной вещью: толковой магией, что только добавляло анекдотов про их отдел. Маркус посмотрел на запертые ящики шкафов, направился к выходу, передумал и застыл посреди кабинета.

Гринфут обещал, что при хорошей службе и идеальном поведении запись о неделе, проведенной в Азкабане, исчезнет из личного дела в течение трех месяцев; с такой пометкой мечтать о возращении в большой спорт в ближайшее время даже не приходилось, если только не рвануть куда–нибудь в среднюю Африку, где квиддич только–только набирал обороты. В Африку Маркус не стремился, а личные дела, скорее всего, хранились где–нибудь на первом уровне, и надежда была не велика, но…

Флинт вытащил палочку, выглянул в коридор, убедился в отсутствии людей и произнес заклинание.

Свечение исчезло; при всех своих недостатках отец всегда знал, чему обучать.

Флинт протянул руку, остановился на мгновение и, не услышав ничего подозрительного,  уже смелее открыл первую полку, затем еще и еще. Здесь не могло быть ничего ценного, кроме, пожалуй, той самой награды. Она нашлась в нижнем шкафу; там же обнаружились папки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся личными делами. Маркус, не веря своему счастью, вытащил бумаги с собственным именем на обложке, быстро пролистал и разочарованно выдохнул.

Запись была на месте, одна маленькая, крошечная строка, перебивающая все лестные характеристики на две страницы.

Впрочем, до конца службы времени хватало, хоть обещание о трех месяцах неприятно кольнуло; Флинт, успокоив себя этими мыслями, уже без интереса пролистал бумаги до конца, прочитал короткую  записку неизвестного отправителя, прикрепленную к задней обложке – и замер, ощущая, как холодная ярость поднимается из живота и схватывает за горло, не позволяя дышать.

 

 

*****

 

– Маркус! – радостно воскликнула миссис Вуд, распахивая двери. – Я рада, что вы решили вернуться! Проходите, проходите! Оливер наверху с Кайлом, я его позову… Давайте пальто!

В их доме за два часа ничего не изменилось, разве что стол порядком опустел и громко звучала какая–то народная музыка, под которую лихо отплясывал Джош на пару с тот самой старухой, которая едва не задушила Вуда. Светловолосая симпатичная тетка неопределенного возраста, кивнув Маркусу, приглашающе похлопала по месту рядом с собой и отлевитировала на стол чистую тарелку.

– Миссис Полайт. Для вас – Кайла. Я сестра Эйприл.

– Маркус, – сказал Флинт. – Для тебя – мистер Флинт. Сестер, к счастью, не имею: одна морока с ними.

Она сдвинула брови к переносице, но решив, что это шутка, громко засмеялась.

– Как пожелаете, Маркус.

– Мистер Флинт, – зло поправил Маркус. – Ты мне лучше бы пожрать положила, голоден, блядь, сил нет.

Ее круглое лицо пошло пятнами.

– Возьмите индейки, – растеряно пробормотала она и придвинула к Маркусу все блюдо. – Получилась просто роскошно, роскошно… извините, я выйду.

– Вали, – согласился Маркус. – Захвати с собой огневиски на обратном пути, глотку бы промочить не мешало. Или в этом убогом доме не знают такого слова?

Она сорвалась с места и унеслась в  сторону прихожей; Маркус усмехнулся, взял бутылку вина, стоящую на столе и, глотнув прямо из горла, подцепил индейку вилкой. Старик напротив, о чем–то шепчущийся с лупоглазым как стрекоза мелким мальчишкой, удивленно сдвинул очки вниз по переносице и уставился поверх них на Маркуса. Флинт подмигнул и залил индейку соусом.

– Вы бы положили кусочек в собственную тарелку, молодой человек, – не выдержал старик, понаблюдав за ним с полминуты. –  Вам удобнее, и нам приятнее.

– Зачем ты  пришел?

Маркус едва не вздрогнул от громкого шепота в ухо.

– К культуре не приучены, дед, извини, –  сказал он, не оборачиваясь. – А все, что успели в башку напихать, в Азкабане просрал. 

– Флинт…

– О, а вот и Оливер! –  воскликнул Маркус в сторону старика и театральным шепотом поведал: – Как выяснилось, мой  надзиратель. Не в Азкабане, правда, хотя и наверняка мечтал, но и так неплохо.

Теперь на них смотрели все присутствующие; голоса затихли, и только Джош продолжал отплясывать со своей напарницей, не обращая на остальных  ни малейшего внимания. Где–то внутри стало мерзко и противно за все происходящее, и Маркус почти взмолился, чтобы Вуд заорал что–нибудь в духе:

– Ты спятил, дебил? – и полез драться, как обычно, только бы опроверг злую приписку к личному делу и убрал странное, детское чувство обиды на жизнь.

Реальный Вуд сел на освободившееся место Кайлы, сцепил руки в замок и уставился на них невидящим взглядом.  Он словно сдулся; Маркус, почувствовав небывалую пустоту там, где столько лет что–то переворачивалось при любом намеке на присутствие Вуда поблизости, взял бутылку вина и допил ее до дна.

– Что за тишина? – заорали от дверей таким громовым рыком, что невольно пришлось посмотреть в ее сторону. – Где шум и гам и разнузданные пляски? Давай, Джош, ты лучший!

Вуд застонал и уперся лбом в стол.

– Ты перепутал мой дом со своим полем, Кайл, – смеясь, сказала миссис Вуд, протискиваясь через стоящего в проеме мужика в сине–серо–зеленом свитере. Цвета любимой команды Маркус узнал раньше, чем разглядел лицо. – Не знаю, конечно, как вы отмечаете все праздники с командой, но временами ой как догадываюсь!

Он шутливо поцеловал ее в щеку и расплылся широкой улыбкой совершенно довольного жизнью человека. Маркус, разом позабыв про все записки, удивленно захлопнул рот, стараясь не пялиться слишком открыто, но ничего не получалось: глаза сами возвращались к дверному проему.  Впрочем, изумление было вполне обоснованным: нечасто встречаешь своего кумира вот так просто, в чужой гостиной, да еще и так, что можно легко встать и пожать ему руку.

Что Маркус и сделал.

– Маркус Флинт.

– Кайл…

– …Хардман, – не сдержавшись, закончил Маркус за него. – Все вас знают.

Хардман пожал протянутую ладонь. Рукопожатие у него было крепкое, кожа на пальцах потрескавшаяся и грубая – такая же, как была у самого Маркуса пару лет назад.

– Ну, положим, не все, – скромно отозвался он, разглядывая Флинта с ног до головы. – Не далее как вчера я ходил к спонсорам, намекал на то, что не мешало бы помочь отстроить парочку полей – так они час притворялись, что мое имя впервые слышат. Играешь? – спросил он, одобрительно похлопав Флинта по бицепсу.

– Запасной состав у «Буйволов»… до войны. В школе два кубка охотником и капитаном брал.

– А сейчас что?

– А сейчас не до этого, – честно сказал Флинт. – Нужно работать на благо новой Англии.

Хардман покачал головой и едва заметно поморщился.

– Оливер так же говорит. Зову его к себе, зову – но ему это министерство важнее. А такие надежды подавал!

«Нет связей», – сказал лживый Вуд, тянущий за рукав к себе в дом самого известного тренера Англии.

– А что делать? – встряла миссис Вуд, слегка напрягшись. – Кто–то должен выполнять грязную работу, тем более, это место всего на полтора года.

Ей определенно не нравилась либо работа сына, либо обсуждение этой самой работы – Маркус понадеялся, что первое: миссис Вуд вызывала симпатию.    

– Ага, когда просит Поттер, – сварливо закончила старуха, танцующая с Джошем. Она остановилась и грозно ткнула в Маркуса пальцем, словно он просил вместе с Поттером. –  Ему, конечно, отказывать  сейчас может обойтись слишком дорого…

– Бабушка!

Кажется, это сказал Вуд. Кажется, он не сказал, а крикнул, но Маркус был слишком занят, чтобы разбираться в оттенках его голоса: ярость вернулась, усилилась и захватила все мысли.

– Что – бабушка? Но терять полтора года в таком возрасте ради чьей–то просьбы – это глупо, глупо, я вам говорю! Нужно было бежать из этого Ордена сразу после войны!

– Ничего не глупо, – возразила миссис Вуд. Ее щеки запылали – спор, вероятно, происходил не впервые. – Министерство – это хорошая возможность наладить спокойную и обеспеченную жизнь!

Дальше ее голос слился в один сплошной гул в голове. Флинт повернулся и посмотрел прямо в глаза Вуда, теряя последние остатки глупых, наивных мечтаний. Наверно, тому нравилось все это: не зря он в школе бегал и подглядывал, наблюдал за тренировками и неоднократно вытаскивался из кустов поблизости, замеченный кем–нибудь из окружения Маркуса или самим Маркусом. Правда, он не ходил никому жаловаться и никогда не докладывал, но кто знает, что могло измениться за эти года?

В конце концов, запись об Азкабане никуда из личного дела не исчезла, хотя придраться к поведению Маркуса могли только если…

Ну да, только если докладывал напарник.

– Мне пора, – сказал Маркус, пытаясь согнать с губ нечто, по ощущениям сильно похожее на оскал, но он словно вклеился в лицо. – Спасибо за… все.

Его почти не услышали: миссис Вуд твердо стояла на своем, ей вторила добрая половина присутствующих. Вторая половина, явно поддерживающая старуху, приводила аргументы в пользу Кайла, и с каждым словом шум в комнате становился все громче.

Но услышал Вуд.

– Я провожу, – одними губами сказал он.

Маркус покачал головой, ступил на несколько шагов вперед и слегка нагнулся.

– Ты можешь соглашаться на предложение Хардмана. Больше тебе не за кем будет следить, я вернусь в тюрьму.

– Нет, Флинт!

– Только сначала набью рожу одному герою за ебанутые просьбы.

С лица Вуда схлынули все краски: оно стало почти некрасивым, выражая нечто, похожее на ужас. Впрочем, Маркус ошибался во всем, что касалось бывшего напарника, сокурсника и просто гриффера: может, это была и тщательно подавляемая радость.

– Постой, Флинт… Маркус!

Трансгрессировать прямо из комнаты было куда как более чем неприлично; приличия заботили Флинта сейчас меньше всего на свете.

 

 

*****

 

– Маркус.

– Драко.

Малфой вышел из дома, прикрыл за собой огромную дверь и  уставился вопросительно. Это было странно: обычно он не слишком охотно принимал гостей, но все же провожал их в гостиную, приказывая домовикам подать чай. Если Маркус приходил с Пьюси, к чаю обычно прилагался неплохо накрытый стол; если следом увязывался Блетчли, чай подавался холодным и пустым.

Но принимать за порогом – такого еще не бывало.

– Ладно, – без обиняков сказал Флинт, – мне нужно знать, где живет Поттер.

– А я здесь…

– Давай не будем. Мне нужно знать, где живет Поттер.

Малфой моргнул.

– Зачем?

– Набить ему рожу.

– Что?

– Рожу, – повторил Маркус. – И  если ты сейчас скроешься за дверью, завтра в «Ежедневном пророке» появится статья…

Взгляд Малфоя потяжелел.

– Продолжай.

– «Гарри Поттер и Драко Малфой – невозможное возможно».

– У тебя нет доказательств.

– Скитер найдет, дай только повод.

Малфой застыл, раздумывая.

На улице стремительно холодало; время, должно быть, приближалось часам к десяти: Маркус потерял ему счет. Без забытого у Вуда пальто было не просто зябко, холод обжигал все открытые части тела, пробирался под штаны и кофту, и Флинт передернулся, достал палочку и наложил согревающие чары.

Стало лучше.

– А знаешь, – медленно сказал Малфой наконец, – пусть появляется. Беги, докладывай, сколько ж можно… Все равно никто не поверит – иначе почему он в Рождество не здесь, а в доме рыжей?

Это было неожиданно и совсем не по–малфоевски честно.

– Тебе все равно?

– Мне… Нет, не все равно, – Драко потер лицо рукой и прищурился. – Правда пойдешь к Скитер?

Маркус посмотрел на единственное освещенное в доме окно на втором этаже.

– Нет, – поразмыслив, сказал он. – Подожду обещанной отмены свадьбы.

Малфой невесело улыбнулся.

– Да… Знаешь, я бы тебя пригласил, но там… бардак. Так зачем тебе Гарри? Не бить же, в самом деле.

– Бить, – подтвердил Маркус со злостью. – Дерьмо твой Поттер. Как к тебе относится, так и к друзьям. Беги от него.

– Он уже сам убежал. А что друзья? Вся семейка нищебродов в нем души не чает.

– Их он тоже упрашивает пасти бывших слизеринцев?

Улыбка Малфоя угасла.

– Ты о ком?

Флинт недоуменно передернул плечами.

– Даже не знаю. Может, например, о Вуде, который вполне мог бы сейчас играть в первом составе, а вместо этого работает со мной в Салазаром проклятом месте? Да и понятно теперь, почему лохматая подружка Поттера все время рядом с Пэнси в группе ошивается, а рыжий каждый день в лавке Грэха бродит. Чем он их берет – высокопарными словами о родине или напоминанием о собственных заслугах?

Малфой оперся на дверь и скрестил руки на груди.

– Откуда знаешь?

– Какая разница? Ты не удивлен, Малфой, но с нами новостью поделиться забыл.

Драко промолчал.

– Или ты сам за кем–нибудь приставлен? – с насмешкой поинтересовался Маркус. – Близость к телу героя дает кой–какие преимущества?

Рука Малфоя дернулась к карману; впрочем, со времен квиддича его реакция ничуть не улучшилась, и Маркус направил свою палочку в его сторону раньше, чем Малфой дотянулся до своей. Драко замер, внимательно наблюдая за кончиком палочки почти у самого своего горла, и осторожно убрал руку от кармана.

– Ты думаешь, нас бы так просто выпустили, поверив на слово о хорошем поведении? На воле–то лучше дышится, а, Флинт?

– Лучше, – согласился Маркус. – Только…

И растерял слова.  Только что? Отвратительно обидно, что приставили именно Вуда, научив его шпионить и докладывать? Маркус представил, что рядом ходит рыжий и внимательно наблюдает за его действиями – и не почувствовал ничего, кроме легкого раздражения. Да и, наверно, было бы вполне понятно, какого гиппогрифа ему нужно, но присутствие рядом Вуда выбивало из колеи и лишало способности соображать хоть мало-мальски разумно.

– Никто ничего не потерял, – презрительно сказал Малфой, следя за рукой Маркуса, убирающей палочку в карман. – Авроры заняты серьезными делами, Грейнджер на пару с Панси обучает детишек основам магии, Уизли для брата у Грэха ингредиенты закупает, и не всегда законные, между прочим. Их самих бы не мешало уже давно…

– Вуд потерял, – мрачно перебил Маркус. – Вуд потерял место вратаря в команде благодаря твоему Поттеру.

– С тобой Финниган должен был работать, а твоего Вуда никто ни о чем не просил,  – спокойно возразил Малфой. – Сам упрашивал его взять после твоего суда. Гарри до сих пор сердится, что его любимая команда осталась без отличного вратаря. Это Вуд–то отличный! – добавил он с чисто слизеринской ревностью. – Блетчли и то больше достоин.

Маркус растерялся.

– Почему упрашивал?

Малфой покрутил пальцем у виска.

– Даже не знаю, – передразнил он и передернул плечами точно так же, как Флинт пять минут назад. – Почему бы я стал неделю ходить упрашивать кого–то заступиться за другого кого–то в суде, а потом так же упрашивать работать рядом с этим кем–то, если мне совершенно безразлично до этого кого–то? Разумеется, потому, что я плевать хотел и на этого кого–то и на место вратаря в лучшей команде Англии.

В горле пересохло и запершило; Маркус попытался сглотнуть, закашлялся и шумно втянул воздух в легкие.

– Так что если ты тупой и не понимаешь очевидного, то Гарри тут ни при чем,  – сердито закончил Малфой. – Мне холодно, и я пошел.

И ушел.

Набежали тучи, пряча луну и погружая пространство в ночную мглу; с  неба упало несколько мокрых капель, а через несколько минут – или часов? – в воздухе закружились первые снежинки, оседая на лицо и опаляя разгоряченную кожу.

И тогда Маркус побежал.

Он сбил кого–то у калитки, побрал отлетевшие очки, впихнул их в руку прохожему, извинился и рванул дальше по пустынной дороге,  только через несколько миль с трудом вспомнив о трансгрессии.

 

*****

 

Вуд сидел на лестнице, обхватив колени руками, и не обратил ни малейшего внимания на шум во дворе. Маркус, порастеряв по дороге весь запал и уверенность,  заставил себя пойти ближе, сесть на корточки и прислониться спиной к резным перилам – но уверенности, чтобы открыть рот,  уже не хватило.

Малфой или ошибался, или издевался, или неправильно понял, или…

Но существовала крошечная  возможность, что все было верно, крошечная и практически невероятная, но…

Но она существовала.

Или нет?

Мысли прыгали в голове, наскакивали друг на друга и никак не хотели выстраиваться в ровный ряд. Маркус посмотрел на темное небо и сказал:

– Лживый гриффер.

Вуд вздрогнул от звука голоса и отвернулся.

– Гарри рассказал?

Маркус промычал отрицательно.

– Не видел я твоего Гарри.

– О… Кайл не так понял, – затараторил Вуд, явно воодушевившись. – Я бы пошел к нему в команду, но…

– Малфой рассказал, – перебил Маркус, и Вуд замолк на середине слова. – А ему – Поттер.

– Значит, они все-таки…

– Они все-таки, – подтвердил Флинт.

Снег усилился; поднялся ветер, завыл, раскачивая голые ветви деревьев и проникая в щели дома. Из открытого окна периодически раздавались всплески смеха: собравшиеся определенно забыли все споры, выкинули индейку  и продолжили веселиться под громкую музыку.  Действие согревающих постепенно слабело, ноги затекли от сидения на корточках; Маркус поднялся, оперся на перила, и тогда Вуд заговорил:

– Извини… Извини меня. Только не уходи с работы.

– Я и не собираюсь, – сказал Флинт. – Уйдешь ты.

Вуд закусил губу и покладисто кивнул.  

– Только Маркус… Тебе взамен пришлют Симуса Финнигана.

– Я знаю.

Вуд вцепился пальцами в края ступенек.

– И не доводи больше Гринфута. Он ругался на тебя трижды за прошлый месяц.

– На что?

– На некорректное поведение по отношению к сотрудникам.

– Это к кому? – искренне удивился Маркус.

Вуд почесал висок и осторожно сказал:

– Ну… ко мне. Ты меня  несколько раз при нем недоумком назвал. А Симус… Он тоже бывший гриффиндорец.

Маркус недоверчиво хмыкнул.

– Правда назвал?

– Правда… Я ему говорил, что это нормальное общение у нас, но он еще злится на тебя за отчет.

– За какой еще отчет?

– Ты ему матом целую страницу исписал.

– Одно слово! – раздосадовано возразил Маркус. –  Я думал, он их вообще не читает!

– Еще как читает и выше передает.  И еще… постарайся больше не обсуждать  в лифте с заместителем министра новые законы о магглах.

– Я пошутил!

– Он не понимает шуток. И еще…

– Все остальное  было идеально!

– Да, только больше не говори стирателям памяти, что их работу может выполнить любой первокурсник. Они на тебя уже две жалобы написали.

Флинт промолчал, ощущая себя полным и безоговорочным идиотом. Вуд замолчал тоже, уставившись на ступеньку под ногами и размазывая снег по ней носком ботинка. Стало тихо и неуютно; в доме, кажется, кто–то начал собираться: в дверном окне за спиной Вуда запылал яркий свет и замелькали расплывчатые тени.

– Мне пора, – сказал Вуд так тяжело, словно прощался навсегда, и Флинт с ужасом сообразил, что так оно и есть. – Было приятно поработать с…

Маркус дернулся вперед прежде, чем осознал собственные действия. Виски сжало, дыхание остановилось,  а руки задрожали так, что едва удалось схватиться за плечи Вуда  – схватиться, чтобы потянуть на себя и прикоснуться к замерзшим, совсем холодным губам своим губами. Сомнений не осталось, в голове вообще ничего не осталось, кроме одной–единственной мысли: сейчас Вуд оттолкнет, наорет и убежит в дом, чтобы потом рассказывать всем знакомым о…

Кто–то  порвал рождественский мешок и высыпал его содержимое на голову Маркуса, потому что Вуд приоткрыл рот, шумно выдохнул, вцепился в шею Флинта и ответил на поцелуй.

Дверь распахнулась, выпуская из дома веселых и говорливых гостей; Маркус отскочил назад, потянув за собой Вуда, споткнулся об выступающую ступеньку, успел недоуменно ругнуться и завалился на землю под женский вскрик. Вуд упал сверху, крякнул, скатился с тела Флинта и сел на колени.

– Маркус! – воскликнула миссис Вуд, сбегая вниз по ступенькам. – Вы в порядке?

– В порядке,  – буркнул Флинт, поднимаясь, отряхиваясь и стараясь сдержать смех. – Мне бы… пальто забрать. Холодно нынче.

Миссис Полайт, стоящая возле двери, кинула на него неодобрительный взгляд, и Маркус твердо пообещал себе прислать ей букет и большую открытку с извинениями.

– Конечно, проходите! Да и оставайтесь уже – Джош с Кайлом сейчас будут показывать пантомиму, у них это чудно выходит!

Флинт посмотрел на молчащего, все еще сидяшего на коленях Вуда, прижимающего пальцы к своим губам, и протянул руку, помогая ему подняться.

– Спасибо, но нам с Оливером нужно сходить ко мне…

Вуд никак не отреагировал; его широко распахнутые глаза шарили по лицу Флинта, словно пытаясь найти в нем что–то, ранее невиданное.

– Обсудить кое–что по работе… Министерские дела, понимаете… не ждут. Даже в праздники.

Миссис Вуд уставилась куда–то вниз, и Маркус запоздало сообразил, что так и держит ладонь ее сына в своей руке.

– Дела… – задумчиво пробормотала она, подняла голову и открыто улыбнулась. – Конечно, дела нужно решать… Вы закончите к празднованию Нового года?  

– Непременно, – пообещал Маркус. – Если не к этому, то к следующему – обязательно.

– А пальто? –  рассеяно спросил Вуд.

Маркус засмеялся, кивнул на прощание, прижался всем телом к Вуду и трансгрессировал вместе с ним с места, весело подмигнув миссис Полайт.