Вот ведь.
Ставлю свечу за Свету- свеча плачет прозрачно.
Ставлю свечу за Марину - шипит и плюется.

LI 5.09.15

Я не знаю, понравится ли... Я старалась.

***
У меня были две подруги, обе намного старше меня. Сейчас их нет в живых. Они были супер суперскими подругами. Конечно, можно всласть онанировать на тему их кончины, теребя любимую ранку, запершись в ванной наедине с собой, в минуты, когда невозможно объяснить самой себе причину слюнявой депрессии.
Но мои корявые дифирамбы им за то, что они обе, последовательно сменив друг друга, были рядом со мной и позволяли мне быть рядом с ними. Они влюбляли меня в себя своей мудростью и щедрыми житейскими советами, не советуя ничего.
Я в церковь недавно зашла, поставила свечи за упокой их души. Сказала Богу, что умела, а потом будто некто взял меня за руку и повел, и я пошла за этим некто вниз, в служебные помещения.
Там было тихо, чисто, пусто, гулко, светло. Готовили что-то вкусное. В одном из закутков стояло пианино, на нем - записка от руки: хор по субботам и воскресеньям. На листке бумаги в клетку.
Пианино, кстати, хорошее. Деревянное.
Вот такая церковь.

LI 5.09.15

Я не знаю, понравится ли вам то, что я здесь напишу. Я старалась написать так, чтобы было удобно читать.


***

В окна сильно било солнце.
То ли протестуя, то ли радуясь - я не знаю.

Днем раньше шел дождь, первый из по-настоящему осенних.
Под его каплями праздничные листья клена оказывались обыкновенным мусором.
В магазин летящей походкой зашла стройная девушка. Она была соткана из воздуха и тех кленовых листьев, которые еще не успели промокнуть и превратиться в банальную грязь. В ее волосах было нечто офигенно рыжее. Нечто, на что способна только осень. Человек со своей скудной палитрой такую необъяснимую рыжину воссоздать не может, нет, не может.
Правая нога девушки была обута в кроссовок. На левой ноге был шерстяной носочек в яркую полоску: желтую, красную, рыжую и - снова - в желтую, красную, рыжую… Вы покупали себе когда-нибудь носочки под цвет волос?
На нежной шее был повязан газовый сиреневый платок.
Волшебная девушка подошла к продавщице (продавщица - жуткое слово, означающее продавца-женщину или женщину-продавца, я уж не знаю) и голосом Мери Поппинс произнесла:
- Дайте мне, пожалуйста, один персик.
- А у тебя деньги есть? - спросила ее добрая женщина.
- Ну, откуда же у меня деньги? - изумленно ответила Мери Поппинс.
Продавщица (снова жуткое слово), не знала, что деньги и Мери Поппинс - две вещи несовместные. Ей, наверное, в детстве книжек не читали. Или читали, но не те.
Как хорошо: у нее все еще впереди.

LI 5.09.15

Я не знаю, понравится ли вам то, что я здесь напишу. Я старалась написать так, чтобы было удобно читать.

***

Она обожала мою матушку.
Света.
Как же ты, Света?
Светланка, Светочка.
Светик ясный. Голубые, как небо в мае, глаза. Волосы, светлые с золотым.
Я прошептала: Света.
И подожгла хвостик фитиля.
Тонкая янтарная свеча заплакала частыми прозрачными слезами, светящимися каплями шампанского, тягучими, как майский мед, светлыми, как улыбки. Свеча плакала беспрерывно, слезы катились и катились. Дорожка восковых слез наросла быстро и безмолвно.
Света всегда полагала, что ее любят и нуждаются в ней, и в этом - ее святое предназначение.
Когда мы виделись с ней в последний раз, Света спокойно и ласково смотрела на меня и брала с меня слово, что я сделаю все, чтобы быть счастливой.
Я - буду. А как же ты, Света?!!.. Света, уходи от него.
Света посмотрела перед собой, как в пустоту, сняла джинсы и трусики и раздвинула ноги. Ее сильно били чем-то тупым, и, судя по размерам и цвету гематом - били совсем недавно. Привычный кошмар привычно повторялся.
- Ты знаешь, что я скажу тебе об этом? Я скажу, что мне наплевать. Я уже ничего не хочу, все прошло, все не интересно, - спокойно и просто сказала она.
Она больше не морщила и не кривила презрительно лицо, не посылала тихих проклятий сквозь тихие слезы. Она говорила спокойно и просто, так, что мне стало жутко.
Он всегда гордился ею. Еще бы, такое шикарное тело. Лицо без морщин. Он взрослел, потом мужал, потом старел, а она оставалась легкой, юной, звонкой. Он всегда держал ее рядом с собой, не выносил ни дня без нее, ни часа. И так - все двадцать пять лет кряду.
В постели он, наверное, зацеловывал ее до смерти, жарко, страстно, сладко, в виде компенсаций за истязания до полусмерти. Наверное, я не знаю точно, это мое предположение.
На днях звонила их дочь. Он убил ее.

У противоположной стены кто-то исповедовался, а у меня осталась еще одна свеча.

LI 5.09.15

Я не знаю, понравится ли вам то, что я здесь напишу. Я старалась написать так, чтобы было удобно читать.
***
У противоположной стены кто-то исповедовался, а у меня осталась еще одна свеча.
Когда я называла ее Маришей, она смеялась…
Марина.
Марина, я не знаю, зачем ты сделала это, не знаю. До Светы - я знала, вернее, думала, что знала, и это придавало мне уверенности. После Светы - я уже ничего не понимаю, ничего.
Марина. Морская. Восхитительная.
Девочки из Плейбоя, вы слышите меня? Вы прекрасны, но вы отдыхаете в сравнении с ней. Идеальная грудь, шестой номер. Идеальная.
Над ключицами, на шее, - что ж, в каждой женщине должна быть своя изюминка, и в Марине она тоже была - уродский шрам после медицинского катетера: убегала от мужа, он ее догнал, чем-то бил, она очнулась в реанимации. Это случилось после свадьбы, хорошо, что еще не была беременна Надеждой, а то бы потеряла ее.
Марина много выпивала. И о ней ходили слухи.
Однажды она привела меня к себе домой и познакомила с дочерьми. Моя матушка долго выговаривала мне, когда узнала об этом. Тогда Марина сама пошла к моей матушке и две минуты о чем-то разговаривала с ней на кухне. После того разговора матушка ничего против Марины не имела.
Марина, я тоже тебя любила, я тоже. Я тоже тебя любила.
Мне легче от мысли, что ты об этом знала.
Марина суетилась, пристраивала меня в своей жизни. Носилась со мной, как с новой вазой, мне было стыдно. Сначала ей казалось, что я гожусь ей в старшие дочери, потом она назначила меня своей младшей сестрой, или младшей племянницей, или что-то вроде этого - она еще не решила окончательно.
Она меня научила одной хитрости: если не хочешь пить, надо говорить, что закодирована и что-то еще про капсулу под лопаткой. Она говорила мне: ты просто скажи - и тебе поверят. ТЕБЕ - поверят.
Запах вчерашней выпивки Марина заедала с утра чесноком и луком и приходила к нам, извиняясь за резкий запах пряностей.
Она приводила меня в свой красивый дом. Огроменные зеркала. Идеальный порядок. Вкусный обед. Усаживала меня рядом, чтобы гладить ладони и нюхать волосы. Потом усаживала напротив, чтобы смотреть мне в лицо. Мы с ней много разговаривали, смеялись или грустили и читали Чехова. Потом она доставала тетрадь со своими стихами.
У нее частенько собиралось много народу. Среди гостей завсегдатаями были те, кто любил несладко посудачить о ней за ее спиной. Она шептала мне на ухо: "Смотри, вот это - это Евгений. Хочешь, познакомлю? Ах, да, кстати, представляешь, у него член такой большой…" Я обижалась на нее, а она в ответ хихикала.
Марину воспитала бабушка, тихая добрая женщина, маме было некогда. Зато ее мама гордилась своей дочерью. Еще бы: такие стихи в ее честь.
Марине нужно было, чтобы ее любили.
Марина развелась, наконец, со своим психом.
Потом умерла ее бабушка.
Потом она сменила квартиру.
Потом Надежда, старшая дочь, вышла замуж.
Потом вышла замуж Ольга, младшая дочь.
Потом у Надежды родился сын.
Потом Марина нашла себе нового мужа.
Потом Марина повесилась в ванной.
Я прошептала: Марина.
Я все знаю, но ведь мы все равны перед Ним, я только на это и надеюсь.
Я прошептала: Марина.
И подожгла фитиль.
Янтарный воск отозвался треском и шипеньем, от неожиданности я чуть не выронила свечу. На палец закапало, еще, еще и еще. Редкие мутные желтые капли с примесью цвета сажи. Не больно.
Наверное, Марина сердилась на меня за то, что я долго не вспоминала о ней.
В окна сильно било солнце.

LI 5.09.15