Чуть больше года назад я бросила пить.

Почему я это сделала, я не стану тут рассказывать. В тот момент мне казалось очень важным отказаться от чего-то, что мне дорого. И я отказалась от алкоголя. Эта жертва была огромна. Алкоголь был единственной известной мне анестезией. Я отказалась от обезболивания, так было надо.

Пила я последние лет двадцать, с тех пор, как расселяла свою квартиру. На социальные функции это никак не влияло. Крепкого я не употребляла, пила розе, семиградусное ламбруско и прочее псевдошампанское. Но помногу. Это был тот вид интеллектуального алкоголизма, когда клиента никто никогда не видел пьяным, но полностью трезвым клиент тоже не бывает никогда.

Единственный минус - это сильно мешало водить машину. После шампанского я не ездила, ездила только до, но однажды меня заловили поутру с остаточным и взяли много денег. Дело было даже не в деньгах. Меня оглушил ужас ситуации, когда рядом с тобой сидит постороннее чмо, оно посмеивается, и это чмо может сделать с тобой все что захочет. Со мной такое было, но очень давно, и я сразу вспомнила, как это бывает и что страшнее этого нет ничего на свете.

С тех пор я, садясь за руль, буквально прощалась с жизнью,  гаишников боялась до обморока и имела в каждой сумочке по алкотестеру. Так в моей жизни стало одним страхом больше.

Когда я решила завязать, я утешала себя тем, что да, жить будет больно, но хотя бы не страшно. Ведь если не пьешь - бояться нечего, тебе никто ничего не может сделать.

Для алкоголика не пить - это тяжелый труд и увлекательное занятие, как для курильщика не курить. Он постоянно рефлексирует, прислушивается к своим ощущениям и круглые сутки занят ментальным онанизмом. Это ужасная пошлость и тоска. Поэтому я не стала ни крепиться, ни мужаться, ни размахивать своей железной волей. Воля мне на тот момент была нужна для другого, а всякое геройство и победу над собой я презираю как бойскаутскую придурь. Я не желала заниматься этой ерундой, а пошла и закодировалась. Чтобы вообще об этом не думать, умерла так умерла.

Процедура была несложной. Ко мне подсоединили какие-то штуки и гипнотизерским голосом с завываниями рассказали о вреде пьянства. Потом штуки сняли и объявили, что отныне у меня что-то там активировано или, наоборот, дезактивировано, и любой прием алкоголя вызовет теперь неприятный эффект, скорее всего летальный. Любой, подчеркнул бородатый доктор, даже в микродозах. Даже безалкогольное пиво, даже просроченный кефир, и сейчас мы вам покажем, как это работает.

Я лежала на столе, сзади стоял врач с кислородной маской. В вене была игла, и рядом с веной стоял другой врач с антидотом. С другой стороны стоял третий врач чуть ли не с дефибрилятором, я не разглядела. Мне предложили открыть рот и капнули на язык из пипетки две капли спирта. Через восемь секунд я перестала дышать.

Команда работала привычно, препарат по вене, маска, еще что-то в другую руку. Минуту спустя я смогла вдохнуть. Ну что ж, все работает, сказал доктор, поздравляю. И помните - ни грамма! Ни молекулы! Вы видели, как это происходит.

Придя домой, я выкинула из холодильника кефир, варенье и квашеную капусту. Ела я теперь только отварную картошку и свежие огурцы. Иногда мне казалось, что забродил соевый соус, а я ведь его уже попробовала, и у меня от ужаса отнимались ноги, и я думала - ну вот, так и есть, уже ноги отнялись, началось. Скорая не успеет. Тосковать по шампанскому мне было некогда - смерть подстерегала повсюду. Любое пирожное могло быть пропитано коньяком, а в чем мариновали шашлык, страшно было подумать. В кафе я боялась заказать даже молочный коктейль, и после первого глотка бежала в сортир промываться.

Я не хотела думать о своем теле, контролировать каждый глоток. Теперь я контролировала каждый вздох и не думала ни о чем другом. Только о том, как бы не умереть.

В моей жизни было много страха. Я боялась неудач и потерь. Я боялась неприятностей и неизвестности. Я боялась насилия и боли. Но такого чистого, мощного, сокрушительного страха смерти я до той поры не знала никогда.

Так я прожила год.

О том, что я в завязке, знали четыре человека. Две моих лучших подруги. И те, кто со мной живет. Подразумевалось, что близкие как-то будут это учитывать. Подруги учитывали это очень трогательно, в моем присутствии вина в кафе не заказывали, чтобы не травмировать, хотя мне было пофиг - я принюхивалась к мороженому, не полил ли злой повар отравой. От домашних теоретически ожидалось, что они поддержат и уберегут.

И однажды муж принес шоколадку, ром-миндаль. Да ты совсем уже, сказал он, это же просто название, ничего там нет. Я взяла лупу. Мельчайшим из шрифтов на обертке было написано - содержит алкоголь.

И тогда я подумала - этот человек каждое утро варит мне кофе. Что мешает ему влить в кофейник ложку водки? Это же идеальное убийство, его невозможно раскрыть, и он это знает.

И я поняла, что хитрость не удалась, что то, что я принимала за кошмар - это и есть моя жизнь, что я снова сижу в той машине, а рядом сидит постороннее чмо и может сделать со мной что угодно, когда захочет.