Плюшевый медведь был подвешен за заднюю лапу. Сушился. Потрепанный, старый, местами потертый и выцветший. С огромными пуговицами вместо глаз, со смешным бантом на шее, в вязаных, когда-то теплых и новых, шерстяных носках. Запах детства, который не выводится даже отбеливателем. Заплатка на левой пятке и слегка разорванное ухо. Плюшевый медведь, которому доверялись все тайны, секреты, желания, мечты, слезы, обиды. Некогда с мягкой шерсткою, в праздничной упаковке. Ни один детский праздник не обходился без него. Сколько слез он впитывал в себя, не обижаясь, сколько смеха и радости видел, хоть и смотрел на мир игрушечными глазами. Глазами – пуговицами.
Время. А он так и сушится, подвешенный за заднюю лапу, и никто не спешит снять его, как 5 лет назад… Беззащитный и жалкий, так когда-то горячо любимый. Но забытый, увы. Первые капли дождя, как бич, ударили по вышарканной шкурке. Намок и потяжелел. Капли стекали по грустной мордочке, смешиваясь с игрушечными слезами, падали вниз, а он все висел. Забытый, оставленный сушится.
Так и не узнает, что стало с той, которая ревела в него как в подушку. С той, которая вязала носки и кормила игрушечным печеньем. С той, которая подарила имя. С той, которая любила. Любила понарошку. С той, которая выросла.

Плюшевый медведь был подвешен за заднюю лапу. Сушился. Всего лишь игрушка.