АЗАРТ
Вадим Жмудь
Наша наблюдательная платформа была установлена на горе, называемой аборигенами Олимп. Аборигены этой планеты находились на низшей ступени развития и всё еще вели междоусобные войны по всяким пустякам. Никакой цивилизации! Даже водопровод у них был сделан из свинцовых труб, которые доставляли воду в город, отравляя её вредными солями.
По этой и по многим иным причинам век аборигенов был очень короток: они старились буквально на глазах и через каких-нибудь несколько десятков местных лет превращались в глубоких стариков. Практически никто не доживал до ста лет! Их было жаль. Впрочем, наблюдения за их поступками вызывали не жалость, а ненависть. Не было среди них ни одного по-настоящему порядочного человека. Все они были злобны, мстительны, жадны, распутны, беспощадны к слабым, жестоки к ближним и обуреваемы ещё многими другими пороками. Наблюдение за ними тяготило бы нас ещё сильнее, если бы не чудная природа и редкие представители неразвращенной части населения, с которым кое-кто из наших даже заводил дружбу.
Однажды девочки из отдела истории чувственных отношений отправились под видом научной экспедиции на прогулку. За долгие столетия пребывания в лагере мы настолько привыкли к здешней атмосфере, что обходились не только без термокостюмов, но и вовсе безо всякой одежды, кроме, разве что аэросандалей, да и то лишь для того, чтобы иметь под руками связь и средство для полётов. Один лишь Гермес предпочитал носить ещё и шлем. Надо сказать, что аборигены тоже не затрудняли себя излишками одежды, однако абсолютная нагота, в которой щеголяли наши девочки, шокировала и их.
Во время такой прогулки повстречали они пастушка – это так называются у них те, кто за одомашненными животными приглядывает. Совсем молодой парень был. Откуда я знаю? Так у меня ведь есть система слежения! Должен же я проверять в критических случаях, как соблюдается карантин! Конечно, за всеми не уследишь, но тут случай особенный. Иными словами, верьте мне, что я знаю, как дело было. При необходимости и мысли можно почитать, техника-то у нас развита. Конечно, не все снабжаются ей, а только капитан, то есть я Зевс Кронов.
Так вот, увидели они пастуха, обратили внимание, какими глазищами он смотрит на них, и пришел им в голову дух соревнования. Азарт взыграл. Стали они соревноваться в том, кто большее впечатление произведет на этого пастушка. Видать, он им и самим понравился, всем трём. А надо сказать, что на местных языках все мы выучились говорить довольно быстро. Шутки ли – почитай лет пятьсот уже жили на базе Олимп! Вот Афродита и говорит пастушку:
– Как тебя звать, юноша?
– Парис.
– Ты – симпатяшка!
– Вы – тоже!
– Кто из нас тебе милее? – спросила Гера.
– Разве можно выбрать самую лучшую среди трех богинь? – ответил восхищенный пастух.
– Почему ты решил, что мы богини? – усмехнулась Афина, краснея.
– Вы так прекрасны! Вы – неземные женщины! – Парис глазел на них, и, казалось, жалел, что не обладает тремя парами глаз, чтобы полнее охватить своим взором представшую перед ним красоту.
– Всё же постарайся, голубчик, выбрать среди нас единственную и самую красивую! – настаивала Гера.
– Зачем? – удивился Парис, – Разве вам так уж необходимо первенство одной над остальными? Первенство рождает зависть, вражду, ненависть. Нет ничего хуже женской злобы. Никто из вас не лучше, каждая из вас прекрасна по-своему!
– Если бы тебе предстояло выбрать среди нас единственную, чтобы взять в жены, – подхватила спор Афина, – Неужели бы и в этом случае ты продолжал бы твердить, что мы одинаковы? Ведь тебе пришлось бы выбрать только одну!
– Это предложение? – усмехнулся Парис, – Если так, дамы, то вы промахнулись. Я – бедный пастух, и мне не на что будет содержать знатную даму, тем более – богиню. Мне нужна женщина поскромнее и попроще. Так что я не смог бы жениться ни на одной из вас, да и вы бы не пошли за меня.
– Представь себе, что у тебя было бы богатство? – сказала Гера.
– Предположи, что все мы трое были бы в тебя влюблены, и нам не было бы дела до того, каково твое состояние? – спросила Афродита.
– Представь себе, что ты был бы героем, одержавшим тысячи побед, и любая из нас мечтала бы только о тебе? – поддержала Афина.
– Уж больно вы на выдумки горазды, дамы! – рассмеялся Пастух, – Я – герой, красавчик и богач, а вы выстроились в очередь ко мне?
– Если б так, что бы ты сказал? – спросила Гера.
– В таком случае я женился бы на всех трёх! – воскликнул Парис и поцеловал Геру.
– Да ты – живчик! – расхохоталась Афродита, - Но не будь столь самоуверен. Все трое мы бы не согласились. Если бы ты не смог выбрать одну из нас, то тебе не досталась бы ни одна.
– А если выберу – достанется? – Тут же спросил Парис.
– Разбежался! – захохотала Афина, – Держи карман шире!
– Что такое карман? – поинтересовался Парис.
– Считай, что часть туники, - хихикнула Афродита.
– Наверное, это какой-то эротический намёк. Девочки, с вами весело, но если вы не собираетесь увеселить бедного пастушка, не стоит морочить мне голову. Мне всё же надо приглядывать за стадом. А вы оделись бы. В городе на вас будут все глазеть.
– Мы не собираемся в город, – ответила за всех Гера, – мы собираемся решить один вопрос и не отстанем от тебя, пока не получим твой ответ.
– Ну как же мне выбрать? – спросил Парис.
– Подумай, – ответила Афина, – даём тебе на раздумье сутки. Завтра мы придём сюда же, и ты должен будешь дать ответ.
– Если я откажусь? – спросил Парис.
– Разве тебе не хочется с нами подружиться? Зачем тебе нас обижать?
– Я не хочу никого из вас обижать, поэтому и не решаюсь выбрать! – стал оправдываться Парис.
– Как бы ты ни ответил, ты не обидишь нас. Во всяком случае, одна из нас будет довольна твоим ответом. Если же ты откажешься решать, то все мы обидимся на тебя, – ответила за всех Афродита.
– Пожалуй, вы правы! – отозвался Парис, – Если мой ответ не понравится двум другим, поклянитесь, что никто из вас не будет на меня обижаться и не станет мне мстить.
– Клянемся священным Стиксом! – сказали все трое хором.
– Стиксом? Странная клятва! – удивился Парис, - Я так и думал, что вы всё-таки настоящие богини.
– Глупенький! – улыбнулась Афродита, - До завтра. Не забудь сделать правильный выбор!
– До завтра, дамы! – любезно попрощался Парис.

Парис лежал в своем шалаше, прикидывая, кого бы выбрать. Вдруг он услышал чьи-то торопливые шаги.
– Парис, ты где? – раздался голос Геры.
–Я – тут. Ты кто? – удивился Парис.
– Я Гера. Не узнал?
– Теперь узнал. Что тебе надо? Пришла порезвиться со мной?
– Даже и не думай! Но я тебе предложу кое-что получше.
– Что же может быть лучше? – изумился Парис.
– Я могу тебе предложить власть. Ты будешь сильнее всех земных царей.
– Вот как значит? – Парис удивленно посмотрел на Геру. Впервые он смотрел не на её женские прелести, а пытался всмотреться в лицо. Он зажег лучину, - Так ты, стало быть, можешь это сделать?
– Конечно! – обрадовалась Гера, – Ну что, по рукам?
– То есть ты обладаешь такой властью, что можешь сделать меня сильнее всех царей? – не унимался Парис.
– Ты же сам признался, что мы – богини. А богиня может очень и очень многое.
«Ну да, – подумал Парис, – Эта девка и впрямь с катушек съехала. Будь она богиней, зачем бы ей понадобилось подтверждение простого пастуха о том, что она красавица? Это попросту сумасшедшая. Быть может, они все трое – безумные. Даром что голышом щеголяют?» В слух же он ответил:
– Хотелось бы знать, как ты собираешься выполнить свое обещание.
– Пусть это тебя не беспокоит. У меня достаточно могущества, чтобы вмешательством в вашу земную жизнь заставить историю течь своим ходом. Правда, мы давали клятву не вмешиваться без специального распоряжения Зевса, но, сам понимаешь, тут случай особый.
– Понимаю, – ответил Парис, а сам подумал: «Как не понять? Сначала поклялись не причинять мне зла, а потом сообщили, что могут круто изменить мою жизнь, и что способны не соблюдать клятвы! Дураком же я буду, если куплюсь на эти уловки!»
– Ну, так ты согласен, Парис? – спросила Гера нетерпеливо.
– Я учту твое предложение, и мое решение будет произнесено завтра при всех с учетом того, что ты сказала, – постарался как можно более неопределенно ответить Парис, и добавил еще одно ни к чему не обязывающее заявление, – ты можешь надеяться на победу.
– Миленький! Я тебя обожаю! – воскликнула Гера, – жаль, что у нас карантин, а то бы я даже, пожалуй, откликнулась бы на твое непристойное предложение, – и она поспешила уйти, потому что на ум ей уже начало приходить то несметное количество раз, когда карантин нарушался, в том числе и ей, – До завтра, очаровашка!
– До завтра, – ответил Парис и неслышно добавил, – Пока-пока, придурочная, после чего со вздохом совсем уже тихо пробормотал, – При таком теле и такие мозги! Какая девка пропадает! Но с такими гусями в голове не приведи господи с ней связаться. Никогда не знаешь, чего ждать от такой.
Он уже почти заснул, когда почувствовал, что кто-то снова его зовёт.
– Что ещё тебе? – спросил он, полагая, что Гера вернулась.
– Послушай, Парисик. Это я, Афина. Если ты завтра вынесешь решение в мою пользу, я сделаю тебя героем, победителем самых сильных врагов. Я дам тебе такое оружие, которое поражает врага на расстоянии. Ты не пожалеешь. Ты будешь самым знаменитым героем. Ну, как, согласен?
«Ещё одна с тараканами в голове» – подумал Парис, а вслух сказал:
– Завтра будет судилище, твое предложение я приму во внимание, так что можешь надеяться на победу.
– С тобой можно иметь дело, приятель, – сказала Афина, – ты мне даже начинаешь нравиться. Если бы не…
– Если бы не каротин, то моё непристойное предложение было бы принято со вниманием? – подхватил Парис.
– Каротин? Это тот, что в морковке? При чем тут каротин?
– Мне кажется, что это – то самое слово.
– Не понимаю. Ты меня разочаровываешь. Я уже чуть было не подумала, что можно было бы сблизиться с тобой, но вспомнила про карантин…
– Вот, я и говорю, карантин.
– Ах, это? – развеселилась Афина, – откуда ты знаешь это слово?
– Оттуда, – ответил Парис, и указал на Олимп.
– Понятно. Ну, я полетела. Помни о своем обещании, Парис! – и Гера скрылась во мраке.
Тут уж Парису вовсе стало не до сна. Стал он думать, что за сумасшедшие красавицы спускаются к нему с гор. Даже про стадо свое забыл совсем.
Под утро едва он смежил веки, чувствует, кто-то треплет его за плечо.
– Проснись, Парис!
«Ещё одна сумасшедшая!» – думает Парис, с трудом продирая веки.
– Это я, Афродита!
– Хочешь, стало быть, чтобы я тебя признал красивейшей из богинь?
– А разве это не так? – хитро спросила она.
– Красота твоя совершенна, но ведь и у других дам тоже никаких изъянов я не обнаружил. Вот если бы нам с тобой поближе сойтись.
– Что ты имеешь в виду? Надеюсь, не то, что я подумала?
– Зря надеешься. Именно то. И плюнь ты на этот карантин! Все равно ведь все вы его время от времени нарушаете.
– Больно прыткий ты! И кто это тебя образовал в этих вопросах?
– А я из понятливых пастухов. Сметливый. Так что – согласна?
– Вот что, Парис, вижу я, что ты – бабник изрядный. Так я могу тебе в этом помочь.
– Это – разговор. Прямо сейчас?
– Не перебивай. Если ты признаешь, что я – самая красивая из нас троих, то я обещаю тебе любовь самой прекрасной женщины на земле.
«А эта, пожалуй, вовсе не сумасшедшая!» – подумал Парис, – «Если признаешь меня красивейшей, то получишь любовь красивейшей. Куда уж яснее? Предлагает себя за то, чтоб я признал её лучшей. Почему бы и не признать на таких условиях? Все мужчины должны выполнять именно это условие, если хотят добиться какой-либо женщины. Пока ты признаешь её красивейшей, она твоя, а перестал признавать первой красавицей на земле, так и жди отказа. Все они таковы, так зачем искать исключений?»
– Повтори ещё раз. Это звучит как музыка.
– Если ты признаешь меня красивейшей, я обещаю тебе любовь самой прекрасной женщины на земле.
– Отлично! Мне нравится твоя прямота, и предложение твое мне весьма льстит. Любовь. Что ты вкладываешь в это понятие? Одно свидание, одну ночь утех, или краткие отношения?
– Зачем так мелко? Эта женщина будет принадлежать тебе вся, навсегда, во всех смыслах, и будет любить тебя больше жизни!
– Вот даже как? И для этого я должен признать её… Тебя признать самой красивейшей?
– Ну, конечно! Это же так просто! – обрадовалась Афродита.
– Если не обманешь, то считай, что мы договорились! – воскликнул Парис.
– Не обману! Клянусь Стиксом!
– Слушай, красотка, скажи-ка, по поводу карантина вы тоже клянетесь Стиксом?
– Нет. Мы даём подписку.
– Понятно. И что же сильнее? Что вам проще нарушить – клятву Стиксом или подписку?
– Мы ничего не нарушаем! – возмущенно воскликнула Афродита, – ни то, ни другое!
– Как же так? Ведь если одно приходит в противоречие с другим?..
– Не беспокойся по поводу карантина. Тебе ничего не грозит. В данном случае это не имеет никакого отношения к теме вопроса. Карантин – это только наше дело.
– Ладно, вам виднее, – согласился Парис.

Днем три красавицы снова явились на суд к Парису.
– Вот что я придумал, дамы, – сказал Парис, – Есть у меня одно яблоко. Сейчас я еще раз хорошенечко на вас посмотрю, и та из вас, которая красивее всех, получит от меня это яблоко.
«Вот хитрец! – подумала Гера, – хочет сделать вид, что всё по справедливости! Славный из него получится царёк!»
«Вот наглец! - подумала Афина, – Как нравится ему нас строить, чувствовать свою власть над нами. Ладно, подыграем ему. Славный из него вояка получится!»
«Вот сластолюбец! – подумала Афродита, – не насмотрелся ещё на нас. Ладно, глазами дырку не протрёт. Пускай полюбуются. У них такая радость мужчинам редко выпадает! Неплохой, видимо, из него любовник получится!»
Парис долго и сладострастно обозревал прелести дам. «Жаль, что не удалось договориться со всеми тремя. Но и то уж мне повезло, что с одной поладил. И не чаял в горах безлюдных себе невесту приискать! Эти, однако же, тоже прелестны! Какие формы! Какие линии, обводы. Эх, уймись моя плоть, не спеши!»
– Вот тебе яблоко, держи! – сказал он наконец и бросил яблоко Афродите.
– Какой же ты глупец! – воскликнула Гера, – Ты мог бы стать царём!
– Какой же ты трус! – пожала плечами Афина, – Ты не захотел стать героем, хотя тебе и не требовалось для этого особой храбрости! Чего же ты достигнешь без моей помощи? Только поражения на всех фронтах!
– Истинная красота не требует доказательств! Для победы мне не пришлось обещать ничего, что противоречило бы закону о невмешательстве в дела аборигенов!
«Даже так? – подумал Парис, – мы, стало быть аборигены? Так-так!»
– Кое-что всё-таки требуется, – сказал Парис.
– Девочки, идите, нам надо посекретничать, – прощебетала Афродита.
– Всё понятно! – сказала Гера, – что надо кобелю? Царства не надо, геройства не надо, бабу упругую и согласную на всё – вот его духовные ценности!
– Ладно, девочки, не ёрничайте. Это дело полюбовное.
– Полюбовное! – воскликнула Афина, – про карантин не забудь, полюбовница! Мало тебе своих что ли? Тоже выдумала – путаться с аборигенами!
– Здесь всё не то, - возразила Афродита, – Идите. У меня совсем иные дела с ним.
– Ладно, знаем мы твои дела, - проворчала Афина и, взяв Геру под ручку, взмыла с ней в небо.
Если бы Парис смотрел на них, он бы очень удивился, и решил бы, что сам он сошел с ума, а вовсе не эти две девицы. Но, к счастью, он не обратил на них никакого внимания, ибо занят был созерцанием Афродиты, которая была тем желаннее, что он полагал, что она ему доступна, надолго, навсегда, полностью, и немедленно.
– Ну, что? Пойдём в шалаш? Или сначала хочешь выпить вина? – радостно спросил он.
– Какой шалаш, какое вино, милый! Охолонись! – в недоумении возразила Афродита.
– Как это – какой шалаш? Ты же теперь принадлежишь мне!
– Это с какого перепугу? – удивилась она.
– Ты же обещала! – ответно удивился Парис.
– Я? Себя? Тебе? Когда?!
– Позволь, милая, я тебе напомню. Ты сказала, что если я признаю тебя красивейшей, то ты мне обещаешь любовь красивейшей женщины на земле. Я признал тебя красивейшей, ну, а поскольку красивейшая – это ты, то твоя любовь мне обещана, причем тобой!
– Да разве я – земная женщина? – рассмеялась Афродита, – Ты же сам признавал во мне богиню!
– Это так лишь говорится, – отмахнулся Парис, – кто же станет всерьёз воспринимать такие слова?
– Тогда почему ты всерьёз воспринял обещание получить первую красавицу за одно яблоко?
– А сколько надо яблок? – ухмыльнулся Парис.
– Не в яблоках дело! – возразила Афродита.
– Вот именно! Не в яблоках, а в принципе! – не унимался Парис, – Было дано обещание, его следует выполнять.
– Послушай, малыш, я, действительно, не собираюсь отлынивать от выполнения обещаний. И я не коим образом не имела в виду себя. Ты мне веришь?
– Никакой я не малыш, и я вижу, что ты – такая же кликуша, как и твои подруги, – отрезал Парис.
– Я не кликуша. Мы другие. Я обеспечу тебе любовь самой красивой девушки вашего мира. Разве тебе этого не достаточно?
– К любви невозможно принудить. Ты не можешь отвечать ни за чью любовь, кроме своей. Но ты отказываешься подарить мне свою любовь. Значит, ты меня просто обманула.
– Ты ошибаешься. Я многое могу. Гипнотическое воздействие. Нейролингвистическое программирование. Я внушу дочери царя Кассандре, что ты – её пропавший брат. В тебе признают царевича. Ты станешь знатен. Ты сможешь стать царём. Разве не это тебе обещала Гера? Я дам тебе оружие, какого нет ни у кого в вашем мире, я научу тебя пользоваться им. Ты станешь героем. Разве не это обещала тебе Афина? Ты покоришь сердце самой красивой женщине, о красоте которой складывают легенды. Её имя – Елена, Прекрасная Елена. Она будет твоей. Видишь, я держу свое слово!
– Либо вы все трое – сумасшедшие, либо я один, либо вы – богини.
– Давай остановимся на третьем. Так будет лучше для нас всех.
– Пожалуй, мне нечего терять, сделаем такой выбор. Если окажется, что я связался с тремя кликушами, это мало что изменит. Если же выяснится, что я – сумасшедший, то мне нечего тужить по поводу неверного выбора. Для сумасшедшего всякий выбор – дорога в психушку.
– Остынь, приятель, и взбодрись! Нас ждёт трон, военные успехи и Елена!
– А как же твои подружки? Не станут ли они нам мешать?
– Я не первое столетье ссорюсь с ними, а затем снова мирюсь. Помиримся и на этот раз. Чего тебе терять? Ты беспокоишься о своем стаде?
– Ничуть! Я уже и думать забыл про него! – и Парис начал спускаться в долину, приобняв Афродиту за её обнаженную талию.

Прошло три месяца. Парис, царевич и герой, ввел в свою спальню Елену Прекрасную.
Наутро Афродита явилась поздравить его с победой и объявить ему о завершении их общих дел, поскольку она выполнила свое обещание.
– Ты была права, Афродита! – сказал Парис, – она и впрямь – самая лучшая из всех женщин.
– Самая лучшая из земных женщин? – уточнила Афродита.
– Нет, почему же? Просто – самая лучшая!
– Как ты можешь сравнивать её со всеми вообще! Разве она – лучше меня? – Афродита была оскорблена в лучших чувствах.
– Мне кажется, что да. Впрочем, как я могу знать?
– Лучше меня? Это смешно! Как ты глуп, Парис! Как ты мог сравнить эту расфуфыренную куклу со мной?
– Что значит – «расфуфыренную куклу»? Ты же сама говорила, что она – прекраснейшая женщина в мире!
– Прекраснейшая из аборигенок, но мы – другие. Как жаль, Парис, что ты так слеп! Ведь я даже готова была доказать тебе, насколько сильна разница между нами и ими!
– Что мешает тебе доказать это сейчас? – подхватил Парис.
– Не желаю доказывать очевидные вещи! – ответила Афродита.
– Боишься оказаться уличенной в пустом бахвальстве… Понимаю.
– Как ты смеешь так говорить? Да я… Да ты… Ты понимаешь?..
Более она ничего не говорила, ибо Парис обнял её и поцеловал в губы. Обнаженная плоть предательски легко поддалась его ласкам, он был всё же достаточно привлекателен, молод, напорист, желание его слишком долго зрело в нем, так что она не могла противостоять.
Когда дело кончилось, Парис признал, что любовь Афродиты не может сравниться с любовью земной Елены, какой бы Прекрасной она ни была.
Он сочинил стих. Хотя он и не был поэтом, но стих был таким искренним, восторженным и милым… Афродита записала его и взяла с собой на память.

Когда Гера и Афина случайно – случайно!!! – прочитали этот стих, каждая из них подумала на свой лад, что пастушок не так прост. Он пылок, страстен, его чувства сильны и свежи.
Обеим стало обидно, что лишь Афродита удостоилась таких похвал, лишь её оценил он и поставил превыше всех остальных.
Каждая из них в свою очередь решила тайно встретиться с Парисом и доказать, что не одна лишь Афродита способна одарить его неземными усладами любви…
Таков был дух соревнования. Азарт…
Азарт, который позволил Парису пожать весьма изрядный урожай с одного лишь яблока!




© Copyright: Вадим Жмудь, 2005
http://www.proza.ru/texts/2005/06/22-181.html

Михаил Врубель, 1893 г.