Издёвка Фатум, или немного о Горячих Источниках.

Фэндом:  InuYasha

Автор: Araguna

Бета: GrayOwl (sic!!!=))) )

Пейринг: В основном всё, как всегда, без излишней неканоничности, хотя куда ж без неё.

Сещемару/Кагура, Нараку/г-жа Хигураши, намёк на ИнуЯша/Кагоме, все персонажи аниме.

Жанр: Как минимум AU, до кучи стёб, кроссовер, пародия на всё и вся, мемы, мозговирусы и так далее, и так до бесконечности.

Тип: Гет.

Размер: мини

Предупреждение: R просто так не ставится. После просмотра отчего-то запавшего в память высокоинтеллектуального х/ф "Аватар" можно было бы, наверное, ограничиться и PG-13. Ибо произведение невиннейшее, одни намёки, но пара матюгов залетела. 

Аннотация: Какая может быть аннотация у новогоднего фанфика? Так, чиста поржать :D

Примечания (номера коих имеются в вот таких [...] скобочках) последуют последними :D

 

*****

Каждый год, тридцать первого декабря, Нараку и его команда ходят в баню. Ну, не в баню, а что там у них, ах, да – горячие источники.

Не стал исключением и сегодняшний день, и незадолго до захода Солнца Нараку уже возлежал в тёплой водичке, наслаждаясь приятным теплом и, кажется, готов был погрузиться в объятия Морфея, но внезапно…

– Эй, Нараку, – вывел его из неги голос Кагуры, а затем и она сама явилась пред его очи среди клубов пара, поднимающихся от воды, завёрнутая в какой-то цветастый халат.

– Мы тут с Хакудоши поспорили… да, на щелбан, что ты один не выпьешь вот этой… – Повелительница ветра повернулась куда-то в сторону, буркнув что-то похожее на "Ну скоро ты там? Давай уже", после чего продемонстрировала несколько удивлёному папочке бутыль зелёного стекла, объёмом около двух сё [1], –  … да, вот этой самой бутылочки сакэ.

– Конечно, не выпью. – согласился Нараку. – Я тебе что, алкаш?

– Вот и я говорю, что не выпьешь. И он тоже так думает. Так что, приступай, надо же нам проверить, кто выиграл спор.

– Кажется, меня в чём-то наёбывают, впрочем, народная мудрость права, ведь лучше одна чашечка сакэ, чем сто лекарств. – подумал Нараку, опрокидывая в себя первую чашечку тёплого янтарного напитка. – А недурной вкус, в нашей-то дыре и приличный дзюммай-сю – большая редкость.

–…Как ласкает слух

расчудесный этот звук

"буль-буль-буль-буль-буль" -

из бутылки полилось

струйкой тоненькой сакэ…[2] – продекламировал Нараку, озвучивая таким вот поэтическим образом собственные действия, среди которых были и "буль-буль", и тонкая струйка, и вторая чашечка последовала вслед за первой, ибо между первой и второй перерывчик небольшой. 

За второй последовала и третья, за третьей – четвёртая, а вот пятой уже не было. Из расслабленной руки выскользнула бутыль, сакэ "тоненькой струйкой" покинуло свою стеклянную обитель и растворилось в водоёме, украшая местность ароматами гладиолусов… Черного полудемона сморил здоровый детский сон.

– Кажется, задрых, – это Кагура, снова в пол-оборота к кому-то, скрытому в тумане.

– А ты что хотела, я вам охотник на демонов, или так, мимо проходил? Он теперь до завтра проспит, хоть на нём пляши. Ладно, Повелительница, я своё зелёное дело сделал, теперь уж вы тут сами, а мне ещё к Кикио заскочить надо – Новый год на носу. Она, вроде как, пирогов обещала…С грибами.

Пока, и с наступающим.

Взметнулась пыль, и Кохаку и след простыл, а Кагура призадумалась.

– Так, девочки, мальчики, помогайте уже, нельзя ж его тут так оставлять – утонет ещё, не приведи пресвятая Ками-сама и сорок святых бодхисаттв-угодников...

Навались!!! Раз-два, взяли!

Общими усилиями Кагуры со старшей сестрой и младшим братом бесчувственное тело было извлечено из воды и перегружено на многострадальное перо. Хакудоши пошарил за камнями и выдал Кагуре шкуру бабуина.

– На-ка вот, хоть срам ему прикрой. Мне, сама понимаешь, по фиг, но я не представляю тебя негрской женщиной, так что… Пойдём, Канна.

Кагура не осталась в долгу:

– Только без глупостей, вы, парочка альбиносов, я ещё слишком молода, чтобы нянчиться с племянниками. Мы с Сещемару ещё своё не отгуляли, так что поперёд батьки…тьфу… матьки, эээ… а где все? Смотались. Вот упыри, даром, что родная кровь. И Его Пушистое тоже хорош – "Новый год я провожу в кругу семьи" – а я тебе кто, не семья ли? Ладно, с Богом, поехали.

И тяжело гружёное перо скрылось в темнеющем небе – декабрь, как ни крути, самый тёмный месяц в году. Наверное, именно поэтому в декабре так хорошо удаются всякие злодейства.

На горячие источники спустилась звенящая тишина, не нарушаемая ни скрипом древ, ни дуновением ветерка, и только внимательные фасеточные глаза осматривали с ближайшей сосны место недавно разыгравшейся драмы.

*****

В доме старой Каэде царило предпраздничное оживление. Самой же Каэде в оном доме не было. Не наблюдалось её и в деревне имени себя, ведь старушенция ещё третьего дня, с утра пораньше, навьючив лошадь аж тремя баклагами с продуктами первичного брожения рисовых зёрен, свалила к Урасуэ. Ведьма-не ведьма, а у неё единственной на всю провинцию был приличный перегонный куб. Так что, ничего личного, только бизнес. Драла Урасуэ за свои услуги, правда, втридорога, но Каэде имела неплохие скидки, как постоянная клиентка во-первых и в главных, а во-вторых же – она всегда приносила свежие сплетни. Так, за неторопливой беседой и чашечкой сакэ собственного производства, и коротали время две бабушки, вспоминая минувшие дни. И даже битвы, где вместе (хотя и по разные стороны баррикад) рубились они. Впрочем, как говаривала Каэде, "кто старое помянет, тому…". Что именно "тому" она почему-то никогда не договаривала, лишь, криво усмехаясь, потирала повязку, прикрывавшую глазницу.

Кагоме вместе с Санго и примкнувшим к ним Шиппо украшали "рождественское дерево ель" – дурацкое название, язык сломаешь, пока выговоришь. Истоки традиции терялись где-то там, в глубине веков, и хотя Кагоме и училась в школе, и даже посещала уроки истории, она не могла доходчиво объяснить своим друзьям, зачем нужно сперва рубить в лесу, потом тащить домой несчастное дерево, а потом и увешивать его всякими блестящими безделушками так, чтобы и хвои было не видно. Ограничившись стандартным ответом "это, чтобы было весело", Кагоме всецело переключилась на украшательство. Право же, не рассказывать им того, чего и сама не понимаешь, кто такой "Црь Птръ" и с какого перепугу он повелел отмечать наступление Нового года на Северных территориях таким варварским методом?

– Нет, Шиппо, вот эту звёздочку перевесь чуть выше, да, вот сюда. Санго, подай мне вон ту гирлянду…

На заднем плане Мироку, потирая здоровенную шишку на многострадальной башке, злобно посматривал на гигантский бумеранг и пытался излить душу ИнуЯше, объясняя последнему, что "это было не то, что Санго опять подумала".

ИнуЯша же тихо страдал – его оскорбили в лучших чувствах, отстранив от украшения этой колючей деревяшки. Деревяшка, само собой, ему ни на хрен не сдалась, но вот подмазаться к Кагоме после утреннего… Впрочем, день не задался с самого начала, хотя всё так многообещающе начиналось…

Нет, ну надо же было так оплошать, хотя что ж ещё можно было бы предположить, когда твоя девушка… Полудемон немного смутился и даже покраснел слегка, позволив себе пусть мысленно, но назвать Кагоме "своей". Мироку же воспринял краску на лице друга, как реакцию на свой рассказ, ведь он как раз сейчас и рассказывал о том, как "… и схватил её за задницу, ну и потом… за всякое".

– Оставь меня, монах, я в печали, – грустно заявил ИнуЯша, усаживаясь в углу и возвращаясь к прерванным мыслям об утренних обломах.

…Так вот, твоя девушка заявляет тебе, что ей нужна "твоя грубая мужская сила". Да каждый бы именно вот это самое и подумал, не дрова ж рубить? И надо же было заполучить от судьбы такую подлянку, что именно дрова-то и имелись в виду. Вон те, зелёные и колючие, вокруг которых сейчас все и прыга…

– Ня.

– Вот только ты, киса, меня понимаешь…

– Ня, – повторила Кирара, треснув его лапкой и в три прыжка оказавшись у циновки, загораживающей выход из дома во двор.

– Да чё за нахер? – возмутился ИнуЯша и ломанул за кошкой.

– Ипааать!!! – донёсся его вопль со двора. – Ну и вонища! Нараку!.. Рана Ветра!

На столь многообещающие речи из дома гурьбой посыпались все его обитатели. К их чести стоит заметить, что им удалось не свалить "рождественское дерево ель", пока они хватали своё оружие, Санго – бумеранг, а Кагоме – лук с колчаном стрел. Мироку же, как известно, со своим вооружением и не расставался. Даже во сне… и прочих интересных положениях.

Выскочили, озираясь, и вопросительно уставились на ИнуЯшу, не наблюдая вокруг никакого Нараку.

– Чего уставились, завалил я его, в деревянный лес он упал… Погнали! Кагоме, залазь, – привычным движением закинув девушку на закорки, ИнуЯша устремился по тропе. 

Остальные спешно грузились на Огненную кошку.

Низко висящие над лесом облака подсветило противоестественно ярким светом.

– Ко…Колодец… – нехорошая мысль, подобно змее, заползла в голову Кагоме, кажется, решив свить там гнездо, отложить полдюжины яиц и вывести своих змеёнышей.

Через несколько минут, показавшихся ей вечностью, они выскочили на полянку с колодцем, излучающим всё то же свечение, хорошо знакомое и самой Кагоме, и её друзьям, и даже родственникам. 

Рядом с колодцем обнаружилась довольно потрёпанная Кагура, нервно щёлкающая веером и периодически заглядывающая в светящиеся недра.

– Яша, твою мать, ну вот приспичило тебе шашкой помахать, да?! – с места в карьер взъелась Повелительница ветра. – Вот только вчера же Сещемару с тобой говорил, а? Он тебе говорил: "Встретишь завтра Нараку – не убивай его, он мой"? Говорил? Говорил. А ты… Ну и зараза же ты, родной.

– А чё вчера, чё вчера, он каждый раз твердит, мол, сам Нараку прибью. И вообще…

– И вообще, мне пора уже, солнце час, как село, а мне теперь вот причёску по новой укладывать надо. Так что мальчики, – короткий кивок мальчикам, – .... девочки, – глумливый реверанс в сторону Санго и Кагоме, стоящих рядом, – выковыривайте его оттуда сами. Пока.

Изъяв из останков причёски очередное перо, Кагура легко запрыгнула на него и унеслась ввысь.

–… С наступающим!.. – донёсся до оставшихся её голос из поднебесья.

*****

– Сота, помоги мне достать с полки эту нейлоновую фигню. Эх, молодёжь, ходите вечно пьяные, слушаете эту гадость… этот джей-рок, тьфу, всё вам указывать надо, нет, чтобы сразу помочь дедушке… Вот в наше время…

– В ваше время, деда, – вытаскивая с полки в сарае большую картонную коробку с надписью "Ёлка искусственная, средней пушистости", отозвался внук, – для наступления нового года достаточно было махнуть чашечку за здоровье Императора в его день рождения. И весь год свободен.

– Просрали вы, дедушка, свои культурные традиции, ещё в сорок пятом, сентября месяца второго числа, в девять часов утра две минуточки, так что не надо на молодёжь баллоны катить. – завершил он уже мысленно. Чисто на всякий случай.

Колодец озарился знакомым заревом.

– О, сестрёнка возвращается, странно, она ж вроде только завтра к вечеру обещала быть…– думал Сота, передавая коробку деду. 

Дед проворно подхватил "ель средней пушистости" и резво умчался в дом – устанавливать.

Время шло, а Кагоме так и не появлялась на дощатом полу сарая. Сота начал беспокоиться, не случилось ли чего – он был весьма ответственным и благоразумным мальчиком, и решил заглянуть в колодец, чтобы лично убедиться, что происходит.

Свет по-прежнему бил в глаза и не давал рассмотреть, что же или кто же там, на дне, лежит бесформенным мешком. Тихо выругавшись сквозь зубы, Сота полез внутрь колодца по той самой лесенке, которую когда-то сделал дед.

Каково же было его удивление, когда на дне колодца он обнаружил вовсе даже не сестру, а какого-то неизвестного мужика в костюме Адама, сиречь в чём мать родила.

– Дедушка-а-а!!! – завопил он и одним прыжком вылетел вон из колодца, а вторым – из сарая, чуть было не сбив с ног спешашего на помощь деда.

– Там!.. Там… там мужик какой-то, – переводя дух после столь стремительного рывка, сообщил мальчик.

Дед рванул к колодцу, по дороге схватив связку офуд – он ещё помнил визит чего-то волосатого… тогда, несколько лет назад. Правда, с тех пор из колодца наружу никто, кроме внучки и её ушастого друга, не вылезал, но дед был воистину мудр и держал порох сухим.

– Изыди де… – завопил было он во всю глотку, но не договорил.

Его чувствительный нос уловил ароматы сивухи и перегара, поднимающиеся из колодца. 

Мудро рассудив, что то, что человеку хорошо, а демону – смерть, дед, отбросив в сторону бесполезные листки, склонился, принюхиваясь, над колодцем.

– Держите меня семеро, это же не какой-то там Джунмай Шу, лопни мои глаза. Это ж не иначе как Токубэцу Дзюммай, а то и Чо-Токусен Кинпаку. – думал дед, сглатывая слюну. 

Но захлебнуться ему не дали – из колодца раздался жалобный стон, в котором можно было отчётливо разобрать слова "о, моя голова".

– Сота, помоги нашему гостю выбраться на поверхность, слышь, как мается, болезный.

Сота, стоявший в дверях, не мог ослушаться приказа старшего, снова полез в колодец. Дед же остался дожидаться у сруба. 

Нараку, которого привёл в себя вопль мальчишки, сидел на дне колодца и, держась за голову обеими руками, медленно осматривался, явно не понимая, где он, кто он, и что он тут делает.

– Лезьте сюда, дяденька, – резанул по ушам всё тот же голос. 

Нараку взглянул наверх и узрел парнишку лет десяти, цепляющегося за верёвочную лестницу. В снизошедшем на затуманенный алкоголем мозг кратковременном просветлении Нараку осознал, что это  единственный выход из ситуации, и, стеная и охая, полез, куда было сказано.

Сота пулей вылетел наверх, и пробормотав деду: "А мужик-то весь голый", постарался укрыться в ворохе какого-то хлама. Ну не доверял парень голым мужикам, не нам его судить.

– Мне нужна 3-я улица Строителей, дом 25, квартира 12, – заявил Нараку, перелезая через бортик колодца, и в этот момент силы вновь покинули его. 

С грохотом он рухнул на пол и громко захрапел.

Дед, однозначно определивший причину "заболевания", мучившего их гостя, полез было в шкапик за опохмелкой, но рука его нащупала лишь заветный талисман – повесившуюся мышь. Никакого алкоголя поблизости не оказалось.

– Сота, давай-ка отнесём его в дом, там он, по крайней мере, не замёрзнет, – скомандовал дед внуку, и вдвоём они дотащили бесчувственное тело до дивана в гостиной.

– Надо меньше пить. Пить меньше надо, – сообщило, не приходя в сознание, тело, и снова отрубилось.

– Надо его под ёлочку положить, в качестве подарочка на новый год, – подал голос осмелевший Сота, поняв, что есть… или ещё чего интересное, его пока не собираются.

– Пущай на диванчике поспит, нам-то этот диван всё равно без надобности, – назидательно потрясая указательным пальцем, заявил дед. – Пойдём-ка ель украшать.

Сота скривился.

– Ладно, ступай, я теперь и сам управлюсь. Только б вам гулянки гулять, молодёжь…

Но внук не слышал старческого кряхтения, уже на втором слове дедовой речи сделав ноги в направлении той самой гулянки, о которой столь уничижительно отзывался его дед в заключительной части своего выступления.

Выслушав пару минут богатырского храпа, и дед покинул гостиную, переместившись на кухню подкрепить силы и укрепить пошатнувшееся здоровье. Поправив оное, чем Будда послал, дед удалился в собственную комнату, где и уединился с телевизором – по Первому показывали праздничный концерт Петросяна в гоблиновском переводе.

Нараку спал.

*****

Кагура злилась – из-за этого идиота вся их затея с Нараку практически теряла смысл. Да и времени она потеряла уже чёртову прорву, что на источниках, что у колодца. В довершение всех злоключений, практически на самом пороге замка Нараку, куда она так стремилась – надо же привести себя в приличный вид – она заприметила одинокую, но очень знакомую фигуру.

– Кагура, солнце, – произнесла фигура голосом Сещемару, – ты когда пост напишешь? Ой, прости, любовь моя, вошёл в роль… А что это с тобой? 

– Что-что, с братиком твоим папашку моего не поделили, – легко соскакивая с пера и убирая его в растрёпанную окончательно причёску, ответила Кагура. – Ты уж меня извини, Повелитель, но такого болвана я в своей жизни не встречала.

– Сам знаю, – довольно резко отозвался Сещемару.

Сколько он не бился (во всех смыслах этого слова, опускаясь порой до столь ненавистного ему рукоприкладства) над воспитанием младшенького, ну никак не удавалось ему привить приличные манеры. 

– Кагура. Мы опаздываем.

– Я же не могу пойти в таком виде, и сколько раз мне тебе повторять, не "опаздываем", а "задерживаемся". И задержимся ещё сильнее, если ты не отойдёшь и не дашь мне войти в дом и привести себя, наконец, в порядок.

– В порядок на конец – звучит заманчиво, – решил Сещемару и посторонился.

– Да не стой столбом, заходи в дом, хоть чаю попей. Из еды жрать нечего, если только яичница холодная осталась.

– Спасибо, я не голоден. 

Владыка Западных земель был в курсе, что такое "холодная яичница по-Кагурски", и предпочёл не рисковать. По крайней мере, не сегодня.

Кагура упорхнула куда-то в свои комнаты, оставив Сещемару в большом зале, на первый взгляд с весьма скудной обстановкой – футон в углу, да кальян у окна – но так могло показаться лишь на первый. Вторым же взглядом любой, вошедший в зал, и Сещемару не был исключением, обнаруживал огромную коллекцию гравюр, украшавшую стены.

Всю свою сознательную жизнь, вот уже почти пять веков, всеми своими фибрами не такой уж и холодной на самом деле души Сещемару тянулся к прекрасному. Он мог часами любоваться Луной в ночном небе, или созерцать, как падают лепестки сакуры…Он даже вычислил скорость их падения – пять сантиметров в секунду (если привести старояпонские меры длин, весов, площадей и времён к системе СИ).

Вот и сейчас он не смог устоять перед искушением и не осмотреть великолепную коллекцию. Начав с правой от входа стены, он постепенно перемещался к окну, внимательно рассматривая произведения искусства, чьё содержание… хм… становилось всё более и более… легкомысленным. Заинтересовавшись, что же будет дальше, Сещемару решительно направился к окну и обнаружил там впечатляющую подборку сюнга [3].

– Ого, и так тоже можно? – негромко откомментировал он миниатюру, изображавшую ныряльщицу с двумя осьминогами – прообраз созданной три века спустя великим Хокусаем гравюры "Сон жены рыбака".

– Эка пакость. Впрочем, Нараку должно нравиться, у него же тентакли.

При слове "тентакли" в углу что-то зашуршало.

Мгновенно развернувшийся на шум Сещемару успел заметить, как отходит в сторону часть стены, открывая невидимый до этого момента коридор, из которого отчётливо тянуло холодом.

– Неужели это и есть вход в знаменитый нарачий подвал? – изумился Повелитель Западных земель. –Никогда себе не прощу, если упущу такую возможность. Но…

Он подошёл к выходу из залы и довольно громко позвал:

– Кагура! Долго ещё?

– Я не одета, подожди минутку, – незамедлительно последовал ответ откуда-то сверху.

– Отлично, – решил Сещемару, – Твоя минутка растянется на полчаса, а значит, я подвал-то навещу, и у тестя погощу.

Не испытывая никакого желания остаться за закрытой потайной дверью, Его Пушистое Величество недрогнувшей рукой заклинил механизм Тенсейгой и решительно направился в холодную тьму.

Впрочем, тьма быстро рассеялась. Стоило ему углубиться на несколько шагов, под потолком сами собой зажглись странные фонарики, дававшие неяркий, но достаточный для его глаз свет.

– Недурно. Весьма недурно. 

Коридор закончился дверью, на этот раз вполне обычной. Подёргав и убедившись, что вход закрыт, да ещё и на огромный амбарный замок, Сещемару не стал ломать мебель, а, используя один из собственных ядовитых когтей как отмычку, очень быстро открыл дверь. Сказывался многовековой опыт, о котором он, впрочем, предпочитал не распространяться в приличном обществе, по возможности этого самого общества избегая. Итак, открыв дверь, Сещемару оказался в просторном помещении, заставленном многочисленными бутылями, склянками и прочими емкостями, заполненными печенью, почками, кишками и другими, не менее аппетитными органами.

– Это я удачно зашёл. Интересно, а вставные мозги у него тут есть? Они бы не помешали моему братцу. О. А это что такое?

На низеньком столике, прикрытое прозрачным колпаком, обнаружилось бьющееся сердце, бесстыдно разлегшееся на тарелочке с голубой каёмочкой.

– Кажется, я знаю настоящего владельца, – решил Сещемару. – Надо бы вернуть хозяйке-то. 

Аккуратно изъяв сердце с места и припрятав за пазуху, демон собрался уж было покинуть подвал, но решил хоть как-то, но нагадить Нараку. Просто по злобе своей нечеловеческой во-первых, а во-вторых – чтобы помнили.

Времени на серьёзную пакость не хватало, поэтому он решил нагадить в буквальном смысле слова, воспользовавшись той самой тарелочкой из тончайшего китайского фарфора в качестве лотка.

Свершив злодеяние, и накрыв дела не совсем рук своих тем же самым колпаком, Его Пушистое поспешил удалиться, закрыв внутреннюю дверь на замок и освободив внешнюю от удерживающего её Тенсейги.

– И вот же что самое обидное – на меня никто и не подумает…

Сещемару одним прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от картинки с осьминогами, аккуратно снял её и на обратной стороне всё тем же когтем начертил пару иероглифов.

"Сещ Наре насрал в подвале" – гласили покосившиеся строки. Искусство каллиграфии никак не давалось проказнику.

– Вот. Це дiло. – удовлетворённо решил он, аккуратно вешая гравюру на место и одновременно с этим уже слыша лёгкие шаги.

– Наконец-то. Я уже думал, мы останемся тут на всю зиму.

– Зимой тут тоскливо, а ты обещал мне какое-то веселье, так я готова.

И Кагура действительно была готова, правда, она даже не подозревала, к чему. И уж совсем и знать не могла, какой сюрприз приготовил ей Повелитель Западных земель, который как-то очень внимательно осмотрел свою спутницу и остался доволен её видом, хотя сумел скрыть своё восхищение.

– Полетели, – и Сещемару, не утруждая себя, вылетел в окно. 

Кагура последовала за ним.

Полёт продолжался долго. Очень долго. Наконец, перелетев через заросшую чёрным лесом гору, Сещемару остановился.

– Это священная гора Хакусан [4], а всё, что дальше, отсюда и до моря, и есть Западные земли. Я привёл тебя сюда, чтобы предложить руку и сердце.

Стоит ли упоминать, что сердце было тем самым? Наверное, нет.

Не помнящая себя от счастья Кагура (ещё бы, "наконец сбываются все мечты"), чуть ли не прыгая любимому на шею, ответила согласием, и скромно опустив очи долу, предложила вставить сердце на место, распахнув кимоно.

– Тут недалеко есть горячие источники, – произнёс Сещемару, – вот там и вставлю. 

И вставил. И не только сердце. И не один раз.

*****

Госпожа Хигураши возвращалась домой после утомительной пробежки, иначе и не скажешь, по магазинам. Вся эта предновогодняя суета сует изрядно ей поднадоела, хотя конца и края беготни в ближайшее время не предвиделось – дома ждал как минимум праздничный ужин. Не в том смысле, чтобы есть, а в том, чтобы его сначала приготовить.

– Надеюсь, с рождественским деревом елью они управились без меня, а то будет как в прошлом году, – тихо мечтала уставшая женщина, открывая дверь дома. 

В прошлом году именно ей и досталась основная работа по оформлению – сын удрал к друзьям, дочь была занята в прошлом. “Папенька”, как всегда, основательно угостившись, лёг спать с утра пораньше и до ночи не появлялся. Да и ночью от него не было никакой радости.

Впрочем, со своей долей мумми-мамы [5] Хигураши-старшая смирилась уже давно, и не просто смирилась, а правильнее будет сказать, наслаждалась этим амплуа. 

Войдя в дом, она вдруг услышала странный звук, доносящийся из гостиной и напоминающий… 

– Странно, ведь снег выпал уже три недели назад, и дорожные рабочие ритуальным катком уже укатали слой горячего асфальта, чего же им сегодня неймётся, да к тому же ещё и в канун праздника. Тем более, на улице было тихо. Надо бы проверить, – подумала она, вслух же произнесла:

– Я дома.

Глубокомысленное молчание, нарушаемое лишь глухими басовитыми раскатами, было ей ответом.

– Ихде все? Виходи!

Но и на этот "вопль души" никто не пришёл. Только сверху, из комнаты деда, доносилось бормотание телевизора.

– С этим всё ясно, – думала Хигураши, – уткнулся в ящик и не вылезет до ночи, пока не начнётся Его Императорского Величества Голубой огонёк с парой клоунов-ведущих, Элтоном Джоном и Борисом Моисеевым, тьфу, мерзость… Впрочем, название обязывает.

Звуки в гостиной не утихали.

– Очень мило. Если гора не идёт к Магомету, Магомет идёт в гостиную сам.

Я вхожу. И не говорите потом, что вас не предупреждали.

И госпожа Хигураши решительно вошла внутрь, на ходу включая свет.

Раскатистые рулады горным потоком низверглись на её уши, в нос же ударил ни с чем не сравнимый запах перегара. Источник всего этого непотребства был обнаружен моментально. На диванчике, стоящем в углу поодаль от нарядно украшенной ели («И когда дед успел? У него ж и времени-то не было». Впрочем, это известно читателям, но не героине нашего повествования), завёрнутый в плед, спал человек некий, хозяйке дома неведомый. Причём спал так, словно бы находился у себя дома, а не там, где его и не ожидали увидеть.

Хигураши удивилась, но виду не подала – сказалась многолетняя привычка. Тихо выйдя из гостиной и погасив свет, она остановилась в раздумьях.

– И что теперь? Пожалуй, надо бы позвонить куда надо. На всякий случай.

Сказано-сделано, и через минуту в телефонной трубке раздалось:

– Яёйский кобан [6], сержант Морикава, слушаю.

– В моём доме спит посторонний мужчина.

– О, мужчина, – голос в трубке приобрёл заинтересованные нотки, – мои поздравления, мэм. И как он выглядит? Хорош ли он собой?

– О, Боже. Ну что за жизнь, куда не плюнь – везде они... Хотя сейчас это совершенно нормально, – подумала женщина, вслух же произнесла:

– Вы не понимаете. Я пришла домой, а в доме посторонний. И что мне теперь делать? Вы же полицейский, должны знать.

– Простите, госпожа, но Вам, как женщине, лучше знать, что делать с мужчиной.

– Но он пьян...

– И тем не менее. Впрочем, записывайте рецепт. В вашем доме есть пиво? Если да, то всё замечательно, пара бутылочек светлого Асахи поможет ему прийти в чувство. Если пива нет, рекомендую рассол…

Хотя, если Вы настаиваете, я могу соединить Вас с отделом RIOT [7], но... к Вам приедет полный автобус, все в бронежилетах и с наручниками, они просверлят стены и потолок, может быть, даже немного постреляют… Вы действительно ЭТОГО хотите?

– Пожалуй, не стоит. Я думаю, что смогу воспользоваться Вашим первым предложением. Спасибо, Вы мне очень помогли

– Это моя работа. Всего наилучшего. И с наступающим, – в трубке раздались короткие гудки.

А госпожа Хигураши отправилась на кухню. Ужин требовал своего внимания, а спящий в комнате мужичок… Ну что ж, раз боги послали ей такой подарок на Новый год… Почему нет? В конце концов, уж кому, как не ей, знать, чего хочет женщина. 

А пока – пусть дар судьбы поспит. Восстановит, так сказать, силы. Они ему сегодня потребуются.

*****

Вот уже больше двух часов у колодца на полянке кипели страсти. Причиной их, правда, частичной, было всё продолжающее литься из сруба сияние.

Первая мысль, ещё тогда, в самом начале посетившая голову ИнуЯши, была всё-таки благой. 

– В колодце он, так там его и прикончить! И дело с концом. 

– ИнуЯша, – медленно начал Мироку, – а ты уверен в том, что ты управишься с Нараку с помощью одной лишь Раны Ветра? И главное – что останется при этом от колодца? 

– Кхе. Да ничего с ни…

– Сидеть!

Кагоме, когда это было нужно, предпочитала сначала действовать, а потом раздумывать над своими поступками, впрочем, не впадая в излишнюю рефлексию по поводу того, что волшебное слово снова впечатало несчастного полудемона мордой в землю – ему не привыкать. А вот ей оставаться без единственной возможности вернуться домой вовсе не улыбалось.

– Значит Вы, господин монах, думаете, что эта затея может повредить колодец? – подходя ближе к срубу, вопросила Кагоме.

– Не уверен, но посудите сами, Кагоме-сама, стоит ли так рисковать?

– Я чувствую осколок Камня душ! Там, на дне, но… он чистый.

– Странно, ведь у Нараку не могло быть таких осколков, все его осколки осквернены… – к разговору подключилась Санго. – Ф-фу, ну и запах.

– Да уж, винищем так и разит, – подтвердил её слова Мироку. – Постойте-ка, что там говорила Кагура?

– Кажется что-то про "разбирайтесь с ним сами"…– неуверенно произнесла Кагоме.

– Нет, нет, не "разбирайтесь", а… да, точно, "выковыривайте". Значит, она знала, что самостоятельно он оттуда не выберется. Нет, ИнуЯша, разбираться твоими методами сейчас не нужно, – закончил монах, обращаясь к уже пришедшему в себя полудемону. – Сначала его оттуда надо изъять, не повредив при этом колодца, но… – Мироку не успел договорить.

– Нет там никого, – ИнуЯша всмотрелся в глубины. – Перегаром разит, аж блевать кидат, а самого Нараку не чую, хоть убей.

– И где же он тогда?

– Очевидно, если его нет здесь, нет там, – Кагоме указала на колодец, – то он может быть только в одном месте…

– Наш Капитан Очевидность всегда с нами, – язвительно подумал Ушастик, но благоразумно промолчал – снова укладываться мордой в салат ему не хотелось. 

Но жажда деятельности всё-таки пересилила:

– Значит, надо отправиться в твой мир, Кагоме, и прикончить его там! Погнали! – крикнул он и уже собрался было нырнуть в колодец, но то, что он услышал, заставило его остановиться.

– Минутку. Мне очень не нравится это сияние… – снова вмешалась в разговор Санго.

– Тьфу, – в сердцах плюнул ИнуЯша и уселся неподалёку, ожидая, когда военный совет, наконец, завершится.

А военный совет, кажется, и не думал этим заниматься, решая, что, да как, и какой из этого следует вывод… Так и встретили бы собравшиеся новый год на свежем воздухе, если бы не решительно настроенный самый младший член отряда, Шиппо, про которого в очередной раз все забыли.

Убедившись, что на него, по устоявшейся традиции, никто не смотрит, он бочком-торчком отделился от спорщиков, незаметно перелез через бортик колодца и скрылся в его сияющих недрах.

Через минуту все заметили, что на полянке стало темнее, а ещё через минуту под вопли "Трепещите!!! Я – самое лучшее в мире привидение с мотором!" из колодца появилось нечто до боли знакомое и почти что родное.

– Шиппо, кончай дурить, пока люлей не огрёб, – флегматично заметил ИнуЯша.

– Тьфу на тебя, весь кайф обломал, упырь, – огрызнулся Шиппо, вылезая из пресловутой шкуры белого бабуина.

– Кагоме, тут в шерсти должен быть осколок…

Осколок был найден и торжественно препровождён в склянку, колодец угомонился, оставалось лишь решить, а что, собственно, теперь делать. Снова.

– Чё-та жрать охота… Да и ночь на дворе.

– Ой, ночь, – Кагоме хлопнула себя ладонью по лбу. – Новый год же настаёт. А ведь как Новый год встретишь – так весь год и проведёшь.

– Что-то не хочется мне сидеть весь год у колодца, карауля Нараку, да ещё и на пустой желудок, – добавил Шиппо, которому после инуяшиной реплики тоже захотелось жрать. 

– А я там салатик нарезала… Крабовый. Ваш любимый, господин монах…

Все почему-то жалобно посмотрели на Мироку, хотя уж кто-кто, а он был вовсе не при делах.

– А что вы на меня так смотрите? На мне узоров нет, – начал было он, – впрочем, как лицо в какой-то мере духовное, во исполнение заветов Будды Великого, слава Ему, да наградит Он сам Себя и приветствует, надлежит нам всем отправиться в деревню, пищу вкушати. 

– А как же Нараку? – скорее из чувства противоречия начал было ИнуЯша, но монах быстро пресёк эту попытку:

– А куда он денется, чай, не первый год мы за ним гоняемся. Там, в мире Кагоме, ему делать нечего, да и осколки-то все здесь. 

– Ладно, уболтал, чёрт блудливый, вкушати – так вкушати. Потопали.

И весёлой толпой они отправились обратно к дому, захватив в качестве трофея бабуиновую шкуру, не думая даже, что подложили тем самым Нараку довольно большую свинью. Хотя они-то не знали, что кроме шкуры на Чёрном полудемоне сегодня ничего не было…

*****

Из кухни начали доноситься приятные ароматы – они-то и разбудили Нараку, вполне себе протрезвевшего (полудемон, как-никак, не хрен от маленькой собачки), но ещё не познавшего всей глубины своего падения. Впрочем, прозрение стремительно приближалось. Нараку уже понял, что он не только не в горячем, и уж тем более не источнике, но даже и не в собственном замке.

Внезапно… Ах, это "внезапно", сколько коварных (и не очень) планов оно поломало, сколько жизней искалечило одним лишь своим, подчас, противоестественным появлением! В этот раз злокозненная Фатум выбрала своим оружием самое, пожалуй, безобидное существо во всём доме семейства Хигураши. 

– Мяв, – заявила запрыгивающая на диван (и на Нараку тоже, конечно же) восьмикилограммовая тушка домашнего кота с неприличным именем Буйо, который после очередной кастрации принялся усиленно набирать вес. 

Это было, конечно, неплохим подспорьем в домашнем хозяйстве, но Чёрный полудемон не оценил.

– Бля![8] – заорал, вскакивая, Нараку. 

Ну не был он джентльменом, к тому же не он наступил на кошку в тёмной комнате, а вовсе наоборот.

Зажёгся свет, и в гостиную вошла госпожа Хигураши-старшая.

– Где я? И кто все эти люди? – осматриваясь, вопрошал Нараку, не обращая внимания на свой вид. 

А вот Хигураши-старшая очень даже обратила.

– Успокойтесь, тут нет никаких соба… ой. Я хотела сказать, что тут только Вы, я и мой кот.

– Но я не люблю котов, – теперь и Нараку обратил внимание на свой вид, и, заворачиваясь, за неимением лучшего, в плед, добавил:

– У меня их никогда не было.

– Вот и не любишь, – она незаметно перешла на "ты", – ты себе не представляешь просто…

– Что? Они хорошие?

– Ты просыпаешься утром, а оно такое мягкое и теплое… мяукает… ластится…

– И в тапок насрал, – закончил котовеличание дед, тоже спустившийся на вопль.

– Папа, ступайте к себе. А лучше принесите нашему гостю кимоно, это в конце концов неприлично с Вашей стороны, укладывать его спать голым.

– Прилично, не прилично, пусть лучше расскажет, как в колодец попал, – возразил дед, выходя, впрочем, из комнаты за одеждой. 

– И чегось у него глаза накрашены, али педераст? От же ж в сарае-то темно, не углядел… – бормотал он себе под нос, поднимаясь в комнату. 

Но Нараку, обладавший хорошим слухом, услышал. 

– Натурал я, – пресёк он неприличные намёки. – А тени на глазах токмо кавайности для. Так я ещё более неотразим.

– Тогда я буду называть тебя "Неотразимчик"[9] – улыбнулась госпожа Хигураши.

– Лучше называй меня Нараку. А тебя как зовут? – Нараку мучительно пытался вспомнить, где он видел эту женщину. 

Странно знакомым казалось ему это лицо. Но нет, прозрения не наступало…

– А вот этой тайны я тебе не раскрою, её даже Румико-сама не знает.

– Жаль.

– А про колодец, это правда?

– Наверное. Деда спрашивай, ему виднее, я-то пьян был, – Нараку решил, что честность – лучшее оружие. – Тут помню, тут – тоже помню, а тут – не помню, как корова языком…

Лёгок на помине, явился дед с кимоно в руках. Пошито оно было примерно на втором десятке лет эпохи Просвещённого мира, но неплохо сохранилось за последовавшие с момента его рождения более, чем полвека.

– А у вас шкуры белого бабуина случайно нет? Привык я к ней как-то.

– Нет. Одевай, что дают.

Нараку представил себя в этом халате, и ему от чего-то взгрустнулось. Впрочем, деваться было некуда, пришлось облачаться, благо госпожа Хигураши покинула комнату. Ненадолго. Он как раз успел залезть в кимоно и уже затягивал пояс потуже, когда она вернулась со словами:

– А теперь прошу всех к столу. Праздник же.

– Странно, – подумал Нараку. – Совершенно дикие люди, сваливаешься им как снег на голову, сам не понимая, в чём дело, а тебя тут одевают, кормят, поя… Нет, не будем о грустном… Хотя голова не болит.

Где ж ему было знать, что магия колодца одарила его излечением от похмелья. Правду говорят, что боги симпатизируют дуракам и пьяницам. А дураком Нараку отродясь не был.

…Стол был поистине царский. Один заморский салат "Оливье" чего стоил. Да и кроме салата было на чём задержать взгляд и усладить вкус. Правда, попытку угостить его сакэ Нараку решительно пресёк.

– О, как это необычно, такой видный мужчина, и непьющий, – изумилась Хигураши.

– Просто я знаю свою норму, – отвечал Нараку. – И сегодня я её уже перевыполнил.

– А Вы, стало быть, вдвоём живёте, вместе с вашим достопочтенным батюшкой? – поинтересовался он пол-ужина спустя, когда батюшка снова отправился к себе, досматривать концерт.

–Вот он, критический момент, – поняла Хигураши. 

Конечно, она пыталась устроить свою личную жизнь после смерти мужа, но почему-то все кандидаты мгновенно исчезали, стоило им узнать о её детях.

– Промолчать? Нет, нехорошо получится…

– Не совсем, – уклончиво начала она, – с одним членом нашей семьи ты уже познакомился. А ещё у меня двое детей. И всё.

– Значит, ты одна воспитываешь детей? Тяжело… Как я тебя понимаю.

– Ты не понимаешь…

– Ещё как понимаю.

– Но у тебя-то детей не было?..

– Ещё утром были.

– Утром? – изумилась Хигураши, – а где же они сейчас?

– Там, – Нараку махнул рукой куда-то в сторону. – Твои-то тоже не дома. А значит…

Полудемон вдруг понял, кого ему так сильно напоминает женщина, сидящая рядом.

– Что "значит" ?..

– Значит, нам никто не помешает. Мадам, - заявил он, вставая, – разрешите совершить с Вами половой акт.

Глаза госпожи Хигураши радостно блеснули.

– Ну, наконец-то нашёлся хоть один нормальный мужик за десять лет! – воскликнула она.

– Есть ли поблизости горячие источники? – невозмутимо поинтересовался Нараку.

– Источников нет, но есть огромная ванная и шикарная кровать, пойдём, покажу.

*****

Эпилог.

Поздним утром, которое можно было бы назвать ранним днём – Солнце уже почти достигло зенита – первого дня наступившего года к дому старой Каэде подошёл человек в странной одежде и, постучав, вошёл внутрь.

В доме произошло некоторое смятение чувств и сотрясение воздухов – никогда ещё Нараку не позволял себе подобных выходок.

– Шкуру отдайте, волки позорные. Холодно же.

– Перебьёсся, – мстительно заявил ИнуЯша, вытаскивая Тессайгу. 

Нараку хмыкнул.

– Что, опять? Прямо в доме будешь шашкой махать? – и, обращаясь к Кагоме, добавил: – Кимоно узнаёшь?

Кагоме только кивнула. Ещё бы ей было не узнать свадебное кимоно собственного деда, заботливо сберегаемое им от моли вот уже сколько десятков лет.

– Выйди во двор, разговор есть. – добавил Нараку, выходя из дома.

– Кагоме, не ходи, о чём с ним говори… Молчу, молчу.

Кагоме, держа в одной руке лук, а в другой шкуру, отправилась во двор. Остальные столпились у двери – подслушивать.

Нараку стоял у края огорода бабки Каэде, слегка присыпанного снежком и о чём-то думал. На ладони его лежал почти собранный камень Четырёх душ, тускло отсвечивающий в косых солнечных лучах.

– Эмм… Действительно, не жарко. – Кагоме не знала, с чего начать, и нерешительно переминалась с ноги на ногу.

– Тебе ведь вот это нужно? – Нараку подбросил камень и ловко поймал его. – Предлагаю обмен. С меня – весь Камень и кимоно твоего деда, ты отдаёшь мне шкуру и тот осколок, который был в ней. Похоже, что колодец не пропускает тех, у кого нет осколков.

Кагоме стояла, хлопая глазами и не понимая ровным счётом ничего из происходящего.

– Я ведь раньше чего такой злой был…

– Потому, что у тебя велосипеда не было? Ой, что за чушь я несу…

– Главное – не неси возмездие во имя Луны, – усмехнулся Чёрный полудемон. – И нет, ты не угадала. А злой всё это время был потому, что мне Кикио тогда не дала. А сейчас вот жизнь налаживается.

– Вот видишь, Санго, – шёпотом произнёс монах, – что происходит с человеком, когда семя ударяет ему в голову? 

– Монах, ты даже не представляешь, что произойдёт с тобой, когда тебе, наконец, дадут.

(Все же помнят, что у Нараку очень чуткие уши и тонкий слух, да?)

– Так что скажешь, жрица? – Нараку ждал ответа от изрядно порозовевшей Кагоме. 

– А тебе камень совсем не нужен, да?

– Мне и кусочка хватит, а что?

– Нет, ничего… А метко ли ты, Нараку, кидаешь? Видишь, шишка на ёлке? Сбей её Камнем, тогда соглашусь на обмен.

– Не знаю, что ты затеяла, но… – Нараку размахнулся и зашвырнул камень подальше.

Кагоме моментально вскинула лук и отправила очищающую стрелу Камню во след…

Говорят, что всё в мире повторяется, ходит, мол, ветер на запад, ходит на восток, и возвращается, говорят, ветер, на круги своя. Вот и теперь история повторилась. Снова. Очищенный Камень взорвался сотнями осколков, праздничным фейерверком расчертивших небо. Один из них впился в плетень в полушаге от стоящего Нараку.

– Хм. Оригинально. Надеюсь, ты знала, что делала. Значит, всё по новой?

– Ага. Время собирать Камни.

– Только у меня условие. Даже два. Во-первых, не убивать друг друга до смерти, а во-вторых… Во вторых, не возвращайся в своё время с вечера пятницы до утра понедельника. Идёт?

– Идёт, старый извращенец. А кимоно деду сам вернёшь. Сегодня мне некогда, у нас запланирован поход на горячий источник.

Финис.

Примечания:

1. Сё – японская мера объёма, примерно равная 1,8 литра

2. Авт. Татибана Акэми, из цикла "Мои маленькие радости" (перевод А. Долина)

3 .Сюнга – букв. перевод "весенние картинки" – гравюры весьма фривольного содержания

4. Гора Хакусан –  потухший вулкан, одна из трёх священных гор Японии, расположена на территории современной префектуры  Исикава. К северу от Хакусан лежат курорты Тюгу и Ивама с горячими источниками. Зимой курорты закрыты из-за обильного снега.

5.  Мумми-мама – это такая мама, которая всегда всем все разрешает и никогда никому ничего не запрещает. Туве Янссон, "Комета прилетает"

6.  Кобан – местообитание японского городового. Нечто среднее между пунктом охраны общественного порядка и районным отделением полиции.

7. RIOT – да, это он :). Отряд полиции Особого Назначения.

8. Следует читать "Ксо!" Редакция просит извинения за допущенные опечатки. Виновные получили взыскание.

9. См. Генри Каттнер, "Сплошные неприятности".

 

 

 

Серия сообщений "Фанфики, ориджи, X-overs оригинальные, нигде (почт":

"You`ve got the Power and the Glory! Forever and ever and ever!"© Jesus Christ Superstar

Часть 1 - Супер-стёб по ГП!!! "Акцио!" by Аста_Арцайат. НЕ публиковалось нигде!
Часть 2 - "Издёвка Фатум, или немного о Горячих Источниках", печатается на правах эксклюзива!!!
Часть 3 - "Запретный плод... горек", NC-21,BDSM и... отпадный стёб.
Часть 4 - Матчасть по слэш-фэндому "Малыш и Карлсон". Доставляэ!:)
Часть 5 - "Малыш и Карлсон", гет, стёб, PWP, NC-17/21