Положив нога на ногу руку на сердце, скажу честно, для меня достойный мужчина – это шут и король в одном обаятельном лице. Правда, тягу ко всему королевскому ему лучше скрывать, негоже лилиям кричать на каждом огороде, что они лилии суверену слишком выпячивать свой суверенитет. А вот роль Шута балагура и весельчака мужчине всегда к лицу. В раннем средневековье символическому близнецу правителя прощалось всё: острый ум, язвительность, насмешки, убийственная критика, рискованные предложения, дурацкие феерические идеи и даже постоянное сакральное пророчество "будет хренóвее". Эпоха меняется, женщина никогда! Шут по-прежнему вызывает в женском коллективе восхищение, ужас, почтение и вместе с тем почти панибратское чувство близости, потому что работает волшебником психотерапевтом, снимая напряжение и комплексы. Ах, сколько у бедной Евы напрягов и комплексов! Смею предположить, Змий искуситель просто обаятельно улыбнулся и пошутил, а Адам был скучен и занудно серьёзен. И теперь женские сердца, приманенные яблоком шуткой и забавными проделками, можно кантовать, складывать в штабеля и отправлять вагонами в ад. Если бы Адам сразу же воспитал в себе Шута, у современной женщины было бы куда как меньше проблем! Я не исключение, пойду в ад за балагура и стихоплёта, поэтому сегодня танцую сказка под песню Тиля Уленшпигеля в фантастическом, ей-ей, исполнении youstas – Максима Жернового с фантастическими рисунками Michael Cheval – Михаила Хохлачёва.
Шут с ней!

Лёгкий вечер, звеня подвесками, опускается на Хрустальный Город. Долговязый фонарщик в мягких туфлях неслышно и привычно скользит по улицам, подметая ещё горячие от полуденного зноя камни мостовой лиловым плащом на бархатной подкладке. Лишь на мгновение задерживается у фонаря ручной работы, стряхивает с длинной хрустальной палочки голубую искру, – и блёклое, хрупкое стекло вдруг расцветает сияющей белоснежной лилией. Фонарщик в развевающемся плаще летит, торопится дальше, а за ним вспыхивают ярко розовые шары, загораются изумрудные глаза трёхглавого дракона, зажигаются пурпурные звёзды, блестят серебром шкуры медведей. "Так, – считает в уме фонарщик, – улица Белоснежных Лилий освещена, бульвар Розовых Шаров тоже, на перекрёстке Трёхглавого Дракона, к сожалению, горят только пять глаз чудовища, один подбит из рогатки шалуном из переулка Серебряных Медведей, в тупике Пурпурных Звёзд залётный ветер нечаянно разбил звезду… Светлым мастерам предстоит работа". Фонари отзываются на хрустальную палочку фонарщика мелодичным звоном. "Дзинь-дзинь" тихо перезваниваются между собой опустевшие улицы, бульвары, переулки, перекрёстки и тупики. "Дзань-дзань" громко вторят им парадные хрустальные башмаки и туфли жителей, собравшихся на Большой Площади. В Хрустальном Городе в ожидании представления не хлопают в ладоши, а нетерпеливо звенят нога об ногу. Случается, после триумфа артистов, жители радостно сбрасывают обувь, поднимают её над головой и рассыпают по площади звонкие "аплодисменты". Слишком впечатлительным потом приходится возвращаться домой в одних носках или босиком, что крайне неосмотрительно в городе, где так много хрусталя. Но что стоит пустячная ранка на ноге, если пятки, уставшие от жёсткой обуви, манят нежным теплом нагретые солнцем камни, а голову всё ещё кружит в водовороте музыки и чудес, случившихся на Большой Площади! Утром переливающиеся осколки сами собой исчезнут, погаснут волшебные фонари, и Хрустальный Город превратится в обычный. Город, в котором слишком много разноцветного стекла. Хочешь, он подарит тебе …?

– Не хочу! Не буду! Не стану наряжаться, танцевать, улыбаться и обходить публику с твоим старым, заштопанным колпаком с бубенчиками. Смешно и глупо! Я Принцесса, а не уличная танцовщица. Чем эти люди могут расплатиться по-королевски? Хрустальными вазами, да фужерами? Нам в повозке только хрусталя не хватало! Дорога в ямах и колдобинах, трясёт на ухабах, ваза на голову свалится, злобно звенеть на тебя буду неделю. Кривляйся, болтай чепуху, музицируй на чём попало, жонглируй зажжёнными спичками, играй с народом в города, загадывай загадки, стой на ушах, одним словом, метай бисер, а я пошла спать.

Прошипев тираду на одном дыхании на ухо Шуту так, чтобы слышали все присутствующие на Большой Площади, Принцесса грациозно поклонилась публике и решительно отправилась прочь из Хрустального Города. Стражники тактично распахнули перед Её Высочеством тяжёлые ворота и быстро опустили ещё более тяжёлый подъёмный мост. Выбора у них не было, по пятам за Принцессой спокойно шёл Шут, а за Шутом дружно плелись все жители Хрустального Города. Стражники вышли из Города последними, закрыв ворота на ключ, в Городе оставался невыходной в мягких туфлях фонарщик и ценные фонари ручной работы. "Дзинь-дзинь" грустно перезванивались между собой опустевшие улицы. "Дзунь-дзунь" уныло вторили им издалека парадные хрустальные башмаки и туфли жителей, окруживших убогую повозку в чистом поле у стен Хрустального Города. Принцесса демонстративно залезла в повозку, показала Шуту язык так, чтобы все окружающие видели, и задёрнула полог. Шут стянул с головы почти новый колпак с бубенчиками, запустил в него руку, вытащил коробок спичек,

каждый житель быстро сбегал в соседний лес и притащил охапку хвороста, в центре чистого поля недалеко от повозки тоскливо запылал большой костёр. Пламя бросало красные и жёлтые всполохи на изящные хрустальные туфельки девушек, грубо выдутые хрустальные башмаки мужчин, отсветы играли на маленьких хрустальных башмачках детишек, весь город сидел вокруг костра, и ждал перемен в настроении Принцессы.

– Это было давно, – рассказывал Шут, жонглируя зажжёнными спичками, – но совсем недавно, в Ситцевом Городе Принцесса танцевала, смеялась и собирала после представления в мой новый колпак с бубенчиками кусочки разноцветных тряпочек.
Остатки материала пошли на одеяло.
Принцессе стало мало вдруг разноцветных снов:
"Ах, в городе из ситца так сладко людям спится,
Хочу теперь я ворох прекраснейших стихов".

– Мы целый год колесили по дорогам, дожидаясь тёплой, сухой погоды, – кричал Шут, чтобы слышали последние ряды партера. Шут стоял на голове, высоко подбрасывая и ловя ногами колпак с поющими колыбельную бубенчиками. – Нельзя тащить грязь и пыль в Бумажный Город, все прекрасные стихи, которыми усыпаны улицы, можно испортить. Помните, когда-то в моде было писать бумажные письма? Жители забросали нас вместе с Большой Площадью бумажными голубями, каждый складывался особенным образом, в каждом было маленькое послание, то весёлое, то задумчивое, то грустное, то нежное, то смешное, то язвительное. Я их читал Принцессе утром, за завтраком, после обеда, вечером и даже во сне. Я их пел, декламировал, бубнил, жевал, проглатывал, насвистывал, кричал, вопил, пищал, басил, но запас стихов упорно не иссякал.
Волшебную игрушку, чудесную хлопушку
Нам подарили в городе поэтов и чтецов.
Ах, конфетти кружочки, невеста ставит точку:
"Мне холодно, я шубу хочу, в конце концов".

– Когда женщина хочет от мужчины шубу – значит, она его полюбила навеки, готова разделить его балаганную, бестолковую судьбу и вечную жизнь на колёсах, – смеялся Шут, вытаскивая из колпака с бубенчиками сначала белого кролика, потом чёрного песца, затем коричневую выдру, рыжую лису, голубую норку и раздавая мелкого пушного зверя детишкам. – Мы смазали нашу вдребезги разбитую телегу свежим сливочным маслом и отправились в Город Скорняков давать праздничное представление. Мрачный город, скажу я вам. Тёмной, безлунной ночью мы с Принцессой открыли все клетки и бежали из Города, а за нами увязались все спасённые зверушки. Принцесса зимой теперь носит на шее воротник из живой лисы, на голове трёх сонных песцов, в руках тёплого кролика вместо муфты. Мех ей очень идёт, особенно когда по ней ходит.
Украли мы на рынке, где шубы и ботинки,
Иголку с ниткой толстою, чтоб зашивать колпак.
Ах, в колпаке, как водится, теперь всегда заводится
С утра песец, днём ёжики, а к вечеру хомяк.

– Четыре года каждый вечер мы зажигали в повозке можжевеловую свечку, и однажды запас, который мы прихватили из домашнего королевского дворца, закончился, пришлось срочно отправляться в Восково-Льняной Город, – напевал Шут, играя на скрипке, у которой на кончике грифа пылала свечка, распространяя волшебный аромат на всю полевую округу. – О! Это страшно загадочный и удивительно противоречивый Город, побывайте там обязательно. Жители чýдные, но с причудами, никак не могут между собой договориться. Правая половина населения города считает, что живёт в Льняном Городе, а левая половина утверждает, что в Восковом Городе. На правой половине выращивают голубой лён, на левой – лепят из воска душистые свечки. Один раз стороны поругались. Правая сторона из вредности развесила на ручках дверей левой стороны залежалые льняные полотенца, а левая не заметила, потому что в это время из упрямства расставляла на подоконниках правой стороны залежалые свечки. До войны дело не дошло, помирились, но день провозгласили Днём Незалежности. В этот день на левой стороне из уважения к правым вывешивают старые полотенца, а на правой стороне из уважения к левым тлеют на окнах залежалые свечки.
Она пошла направо, считая себя правой,
А я пошёл налево, чтоб накупить свечей,
Поссорились, конечно, могли бы дуться вечно…
Но хватит на сегодня дозволенных речей.

– Как хватит? Почему хватит? На самом интересном месте! – из повозки выбралась обиженная Принцесса, в руке она держала мокрый от слёз воспоминаний старый шутовской колпак. – Шут потом долго просил прощения, говорил, какая я у него красивая, умная, как я талантливо обхожу площадь со старым колпаком с бубенчиками, – улыбаясь, щебетала Принцесса, подходя к каждому зрителю, тот улыбался в ответ и клал в старый колпак хрустальную бусинку. Взрослые дарили большие бусины, малыши протягивали Принцессе крошечные. – Мы гуляли по милым, скрипучим мостам Деревянного Города, – вздыхала Принцесса, – в Рябиновом Городе однажды наелись горько-сладкой рябины и… впрочем, неважно… Потом на нашем пути оказались хозяйственные Медный, Жестяной и Фаянсовый Города, через десять лет мы давали феерическое представление в прелестном Городе Розового Янтаря, а в Стальном Городе Шуту даже пришлось сражаться из-за меня на шпагах, милый, покажи народу боевую полоску за ухом. А какие мне дарили платья в Шёлковом и Кружевном!

А в Агатовом Городе у нас родилась дочка, мы назвали её Агатой. Она этим летом гостит у дедушки-короля. Что же ты народу ничего не рассказываешь?
***
– Мама? – маленький мальчик в Хрустальном Городе, в котором гасли один за другим чудесные фонари, никак не мог уснуть, – Расскажи мне про Город Розового Янтаря и я тоже хочу сражаться на шпагах в Стальном Городе…
– Однажды, – сказала Мама, относя маленького мальчика в постель и накрывая ситцевым, разноцветным одеялом, – ты вырастешь, отыщешь свою Принцессу, запряжёшь волшебную повозку и отправишься в дальний путь. Каждый год в День Свадьбы вы с Принцессой будете заезжать в прекрасный город и танцевать всю ночь на Большой Площади. Вы увидите не только те города, о которых рассказывал Шут, но много-много других. Вы очаруете жителей Серебряного Города, затмите счастливыми улыбками сияние Золотого Города



и, если повезёт, станцуете прощальный вальс на площади, усыпанной бриллиантами.
– Мама, а вдруг у меня не получится стать таким же весёлым, талантливым, умным и терпеливым, как Шут, я поссорюсь с Принцессой и больше не смогу путешествовать по волшебным городам? Застряну в каком-нибудь…

– Что ты, родной, – засмеялась Мама, – главное – как можно раньше отыскать свою Единственную Любовь, и ты будешь способен на такие подвиги, о которых даже не подозревал, например, обменяешь скучную королевскую корону на весёлый шутовской колпак с бубенчиками. А теперь скорее засыпай, пусть тебе приснится повозка, Прекрасная Принцесса и Шут с Ней, всегда, всю долгую семейную жизнь, полную удивительных приключений!

http://lucyforrer.livejournal.com/40156.html