Olga Bakhchevan Как многолика клоунада. И полуправдой - полуложь, но это полу... мне ограда, от тех, кто всё продаст за грош. С рукой протянутой по свету, я обнажала свою душу. Возможное - умчалось в Лету, оставив словно рыбе сушу, оставив фонари и ночи, и бесконечность ожиданья. А я живая, между прочим, пускай на грани осознанья. Седьмое небо равнодушно взирает на мои усилья. Что неподвластно - непослушно. Храню несломленные крылья. Лидия Фогель

Музыка: Sarah Brightman – Scene D'amour

как грань тонка меж тем, что есть и было. не размотать запутанный клубок. какая-то неведомая сила, на память завязала узелок. и никуда нам от неё не деться и не найти во времени ответ, не прогореть дотла и не согреться, пока хранится в памяти "скелет". гордиев узел держит под прицелом. казалось бы, как просто разрубить и посадить цветы на чёрно-белом и непрощенных, наконец, простить. казалось бы... всё совершенно просто, но почему тогда так тяжело. в янтарный день стоишь у перекрёстка и смотришь вдаль, как в мутное стекло. Они искали друг друга годами, а когда встретились - прошли мимо. Между ними оказалась целая жизнь. Время посеребрило их виски, изменило фигуру, наложило отпечаток усталости на лица. Они так и не поняли, что судьба, наконец-то, свела их вместе, усадив на одну скамейку. Она мечтала о нём всю жизнь, но Его не было. Рядом были совсем другие люди. Они приходили и уходили. Со временем она научилась просто жить, не заглядывая в будущее, не оглядываясь на прошлое. Мечты исчезли из её жизни, оставив привкус горечи и морщинки вокруг глаз. Он ждал её годами, но судьба не переплетала их дороги. И он успокоился. За плечами осталось так много, что мечты о той, единственной, неповторимой, казались чем-то нереальным и далёким. Оставалась какая-то светлая грусть, лёгкая и невесомая, как крыло бабочки. Они сидели на одной скамейке, рядом, такие близкие и совсем чужие друг другу люди. Судьба столкнула их, но так поздно, что они и подумать не могли о том, что счастье находится в двух шагах от них. Он повернул голову и увидел сидящую на скамейке женщину. Она читала какую-то книгу. Что-то неуловимо знакомое показалось ему в этой незнакомой и чужой женщине, в её осанке, наклоне головы, но в эту минуту у него зазвонил телефон и он отвлёкся на разговор. Женщина подняла глаза и увидела, как со скамейки поднялся интересный, немолодой, седой мужчина. Тембр его голоса заворожил её. Она проводила взглядом уходящую фигуру, совершенно не подозревая о том, что это уходит её счастье. Лидия Фогель

Художник Olga Bakhchevan

Музыка:Maksim Mrvica

Иерусалиму на пороге Иудейской пустыни 

здесь время поглотило времена,
волной, смывая  суетность сражений,
за гранью пустоты - опустошенье,
порог, где  так бесстрастна  тишина.
там чётками струится бесконечность,
и как пророк с ладони на ладонь
песков  пустыни - золотой огонь,
               забвения песок 
                      пересыпает 
                               вечность...

София Генюк

Фото Михаил Нейман

Данте Габриэль Россетти Весна Кто, провожая изнемогший год, Приветствует твоё рожденье*, Флора - Вся в завитках цветочного убора? Сплетая руки, славят твой приход Три Грации поблизости; а вот С Зефиром нежно обнялась Аврора; В сандалиях крылатых из простора Гермес над юною Весной скользнёт. Стволы безлистые - колонны храма, Амур стрелу пускает над тобой. Но кто ответит: тайною какой Овеян ритуал? Кто спросит прямо: Где вёсны прежние? Напрасно ждёт Ответа изнемогший новый год. (Перевод с английского Сергея Сухарева)

Музыка: Алексадр Градский  "Я понимаю, что весна"

Во времена незапамятные жил на свете среброволосый пастушок. Его отец и мать так любили друг друга, что нарекли первенца именем бога любовной страсти — Лель. Паренек красиво играл на дудочке, и зачарованный этой игрою небесный Лель подарил тезке волшебную свирель из тростника. Под звуки этой свирели танцевали даже дикие звери, деревья и цветы водили хороводы, а птицы подпевали божественной игре Леля.

И вот полюбила пастушка красавица Светана. Но как она ни пыталась разжечь страсть в его сердце, все было напрасно: Лель будто навеки увлекся своей волшебной властью над природой и не обращал на Светану никакого внимания. И тогда разгневанная красавица подстерегла миг, когда Лель, притомленный полдневным зноем, задремал в березняке, и незаметно унесла от него волшебную свирель. Унесла, а вечером сожгла на костре — в надежде, что непокорный пастушок теперь-то ее наконец полюбит.

Но Светана ошиблась. Не найдя своей свирели, Лель впал в глубокую грусть, затосковал, а осенью и вовсе угас, как свеча. Похоронили его на речном берегу, и вскоре вокруг могилы вырос тростник. Он печально пел под ветром, а небесные птицы ему подпевали. С той поры все пастухи искусно играют на свирелях из тростника, но редко бывают счастливы в любви...

Недаром же долетела к нам из старины задорная девичья песня:

Пастушок, пастушок, 
Что ж играешь ты в рожок,
На лугу, как пень, торчишь, 
На меня не поглядишь? 
Ой, тебе я на беду 
Всех коровок уведу!

О Леле — этом маленьком боге страсти — до сих пор напоминает слово «лелеять», то есть нежить, любить. Он сын богини красоты Лады, а красота, естественно, рождает страсть. Изображался он в виде златовласого, как и мать, крылатого младенца: ведь любовь свободна и неуловима. Лель метал из рук искры: ведь страсть — это пламенная, жаркая любовь! Он то же, что греческий Эрос или римский Амур, только те поражают сердца людей стрелами, а Лель возжигал их своим ярым пламенем.

Священной птицей его считался аист. Другое название этой птицы в некоторых славянских языках — лелека. В связи с Лелем почитались и журавли, и жаворонки — символы весны.

Художник Борис Ольшанский

Виолетта Базалий. "Серенада для тети Сони"

Виолетта Базалий - "Кормилица тётя Соня"

Предствьте себе, что эти две акварели выполнены художником в возрасте 85 лет!

Ray as Mme du Barry — 1965

Cecilia in June — 1965

Душе очарованной снятся лазурные дали...
Нет сил отогнать неотступную грусти истому...
И рвется душа, трепеща от любви и печали,
В далекие страны, незримые оку земному.

Но время настанет, и, сбросив оковы бессилья,
Воспрянет душа, не нашедшая в жизни ответа,
Широко расправит могучие белые крылья
И узрит чудесное в море блаженства и света!

Мирра Лохвицкая

 Tom Mostyn

Первые покупки, первые дни на кухне...

Lilly Martin Spencer - circa 1854  The Young Husband, First Marketing

Лилли Мартин Спенсер The Young Wife: First Stew

К ПРУДУ

Не осуждай меня, пойми:
Я не хочу тебя обидеть,
Но слишком больно ненавидеть,-
Я не умею жить с людьми.

И знаю, с ними - задохнусь.
Я весь иной, я чуждой веры.
Их ласки жалки, ссоры серы...
Пусти меня! Я их боюсь.

Не знаю сам, куда пойду.
Они везде, их слишком много...
Спущусь тропинкою отлогой
К давно затихшему пруду.

Они и тут - но отвернусь,
Следов их наблюдать не стану,
Пускай обман - я рад обману...
Уединенью предаюсь.

Вода прозрачнее стекла
Над ней и в ней кусты рябины.
Вдыхаю запах бледной тины...
Вода немая умерла.

И неподвижен тихий пруд...
Но тишине не доверяю,
И вновь душа трепещет,- знаю,
Они меня и здесь найдут.

И слышу, кто-то шепчет мне:
"Скорей, скорей! Уединенье,
Забвение, освобожденье -
Лишь там... внизу... на дне... на дне..."

***********

Charles Edward Wilson

П.А.Федотов «Портрет Н.П.Жданович за клависином»

 Такие девушки из хороших русских семей становились декабристками и народоволками, они бывали преданы до конца и любимому человеку, и великому делу, но они могли так же достойно прожить и вполне обыкновенную жизнь, ни в чем не поступаясь началами нравственности и духовности, распространяя вокруг себя свет своей души. Именно так провела долгую жизнь Надежда Петровна Жданович.

Жданович Надежда Петровна (1836 – 1915) — дочь П.В. Ждановича и его второй жены О.П. Жданович. Воспитывалась в Императорском воспитательном обществе благородных девиц при Смольном, выпущена в 1854 году. Была замужем за офицером Финландского полка А.И. Вернером, впоследствии генералом от инфантерии.
Владела собранием работ Федотова, автографами его стихотворений, она бережно сохраняла около сорока писем Федотова (они сгинули куда-то в исторических бурях) и его рисунки, которые на закате дней, уже в разгаре первой мировой войны, передала в Русский музей.

В. Максимов. Мечты о будущем. 1868

В. Максимов. Материнство. 1871

  Пюви де Шаванн. Священная роща

Тулуз Лотрек. Священная роща (пародия на Шаванна)

Поначалу, по бросившимся в глаза сапогам, сохнущим на оглоблях телеги, мне даже показалось, что Крестьянский обед в поле и Отдых на жатве - это одна и та же картина. Но приглядевшись, поняла, что, вероятно, братья Константин и Николай Маковские писали эти сцены одновременно, с одной и той же натуры.

Тем интереснее оказалось сравнить результат :)

Крестьянский обед в поле. Маковский К.Е. (1839-1915)

Отдых на жатве. 1871. Маковский Н.Е. (1842-1886)

 

отсюда

 

Ищем отличия?

* «Тогда Критон кивнул рабу, стоявшему неподалеку. Раб удалился, и его не было довольно долго; потом он вернулся, а вместе с ним вошел человек, который держал в руке чашу со стёртым ядом, чтобы поднести Сократу. Увидев этого человека, Сократ сказал: «Вот и прекрасно, любезный. Ты со всем этим знаком – что же мне надо делать?» «Да ничего», – отвечал тот, – «просто выпей и ходи до тех пор, пока не появится тяжесть в ногах, а тогда ляг. Оно подействует само». С этими словами он протянул Сократу чашу. И Сократ взял её с полным спокойствием, Эхекрат, – не дрожал, не побледнел, не изменился в лице; но, по всегдашней своей привычке, взглянул на того чуть исподлобья и спросил: «Как, по-твоему, этим напитком можно сделать возлияние кому-нибудь из богов или нет?» «Мы стираем ровно столько, Сократ, сколько надо выпить». «Понимаю», – сказал Сократ. – «Но молиться богам и можно и нужно – о том, чтобы переселение из этого мира в иной было удачным. Об этом я и молю, и да будет так». Договорив эти слова, он поднёс чашу к губам и выпил до дна – спокойно и легко» (Платон. «Федон»).

Пейрон. Смерть Сократа (Омаха, Небраска, Джослиновский художественный музей)
 

Ф. Гойя. “Маха одетая”. Около 1800
 

 Загадка, окутанная романтической легендой, — двойная картина с изображением молодой женщины — махи. Полотно откидывалось на шарнирах, как прочитанная страница, и под ним открывалось другое — та же маха, но обнаженная, несмотря на строжайший запрет инквизиции. Многие думали, что художнику позировала герцогиня Альба, однако исследования и сравнения с ее известными портретами кисти Гойи показали, что это не так. Скорее всего картину заказал Мануэль Годой, единственный, кому запреты инквизиции были не указ и кто мог держать крамольную картину в своем собрании и без стеснения показывать ее желающим. Но достойно ли великого художника делать из картины фривольную игрушку? Конечно, его попросил заказчик, вкусы которого хорошо известны. Однако Гойя — не мальчик на побегушках и не полуголодный бедняк, чтобы хвататься за любую работу. Что же так заинтересовало его?

Преображение на глазах у зрителя — вот задача, которую решает художник. Одетая маха, превращаясь в обнаженную, меняется до неузнаваемости, оставаясь между тем все той же молодой женщиной. Нет ли здесь потаенного смысла, ведь маха — подлинное олицетворение Испании. Маха и махо — выходцы из низов, хитрые, находчивые, неунывающие, умеющие вывернуться из любого положения. Если рыцарь Дон Кихот — возвышенный символ страны, то Санчо Панса — настоящий махо, а Дульсинея одновременно и рыцарский идеал, и лукавая маха.

Не совсем понятно, почему современники считали картину изображением Венеры — богини любви, которой пристало появляться во всем блеске красоты, в роскошном, праздничном окружении. Героиня Гойи лежит на кушетке, на смятых простынях и подушках. Да и не похожа она на Венеру. Она явно попала сюда с мадридской улицы! Может быть, Венерой ее назвали, помня о другой, едва ли не единственной до тех пор в испанской живописи обнаженной «Венере» Веласкеса, с которым снова соперничал Гойя. В картине Веласкеса тоже совершается таинство преображения —он пишет Венеру со спины, а она держит перед собой зеркало, и мы видим отражение ее лица, облик взрослой, зрелой женщины с вечно юным, прекрасным телом. Но если у Веласкеса Венера «стареет на глазах», с махой Гойи происходят другие перемены.

Одетая маха лежит на зеленой кушетке, на буро-коричневом фоне в белом платье с розовым поясом, ярко-желтой накидке и золотых туфельках. Растрепаны ее черные волосы, в том же ритме вьются по накидке черные кружева. Перевернув «страницу», мы видим совсем иную живопись — кушетка бархатисто-синяя, фон — лиловый, простыни и кружева подушек играют серебристым, голубоватым светом, создавая драгоценную оправу для женского тела, а его называли «самым прекрасным куском живописи, который когда-либо создавался».

Лицо одетой махи — неподвижная, раскрашенная, даже размалеванная румянами и белилами маска, лицо обнаженной девушки становится свежим, юным, на губах мерцает мечтательно-грустная улыбка, не уступающая прославленной в веках улыбке Джоконды.

Ф. Гойя. “Маха обнаженная”. Около 1800

отсюда

Дон-Кихот благороден. И всё же -- смертельно опасен
В постоянном стремлении зло корчевать на Земле.
Он стремительно скачет, за ним не поспеть Санчо Пансе
На домашнем приземистом, коротконогом осле.

У дороги в садах наливаются соком маслины,
Глаз ласкает вокруг незатейливый сельский уют.
Мир навстречу плывёт меж ушей треугольных ослиных.
В нём леса зеленеют, и яркие птицы поют.

Но в багровую тучу окрестности мирные канут,
Если волю дадим подозрительным чувствам своим.
Встанут мельницы в ряд -- угрожающий ряд великанов,
Атакующим змеем летящий окажется дым.

Дон-Кихот старомоден, и всё же сегодня опасен.
Нам доспехи его и заржавленный меч -- ни к чему.
Всё он ищет врагов меж полей, перелесков и пасек,
Чёрный дым подозрений глаза застилает ему.

Стали нравы другими, и время сегодня иное,
Нет волшебников больше, и время драконов прошло,
Но, копьём потрясая, вторгается в мир паранойя,
Сея страх и вражду, и добро обращая во зло.

1989
 

стихи  Анатолий Жигулин

художник Станислав Жуковский

Невыразимой сладкой тишью 
Полны осенние луга. 
И с высоты следит за мышью 
Проворный сокол пустельга.
 

То на высокий провод сядет, 
То снова вьёт свои круги... 
А у болота ветер гладит 
Сухие заросли куги. 


И ничего не надо больше: 
Смотреть на чистые поля, 
На облетающие рощи 
Желтеющего сентября.


 
Смотреть бездумно и беспечно, 
С ребячьей радостью вокруг - 
Как будто жизнь чиста и вечна, 
Как этот золочёный луг. 



Как будто может повториться 
На том печальном рубеже 
И эта даль, и эта птица, 
И этот лютик на меже.                               
                                   

Иннокентий Анненский

Alexandru Darida

 В янтарном забытье полуденных минут 

С тобою схожие проходят мимо жены, 

В душе взволнованной торжественно поют

Фанфары Тьеполо и флейты Джорджионе.

И пышный снится сон: и лавры, и акант

По мраморам террас, и водные аркады,

И парков замкнутых душистые ограды 

Из горьких буксусов и плющевых гирлянд 

Сменяя тишину веселым звоном пира,

Проходишь ты, смеясь, меж перьев и мечей,

Меж скорбно-умных лиц и блещущих речей

Шутов Веласкеса и дураков Шекспира…

Но я не вижу их… Твой утомленный лик

Сияет мне один на фоне Ренессанса,

На дымном золоте испанских майолик,

На синей зелени персидского фаянса… 

1 февраля 1913 г. 

М.Волошин

Кауфман Ангелика Мария

"Портрет дамы в одеянии весталки" 1780-е

В дни пиров та красавица сердце мое привлекла,
Кравчий, дай нам вина, чтобы песню она завела.

В ночь на пиршестве мудрых ты нас красотой озарила.
Тише! Чтобы кутилы не знали, за кем ты ушла!

Ты вчера пировала. Все видят — глаза твои томны.
Я от всех утаю, что со мною вино ты пила.

Ты красива лицом, голос твой мое сердце чарует,
Хорошо, что судьба тебе голос волшебный дала.

Взгляд турчанки — стрела, брови темные выгнуты луком,
Боже мой! Но откуда у ней эти лук и стрела?

СААДИ

Э.Дине Девушка с вуалью 1901г.

С наступлением ночи оживает луна.
Только с первого взгляда она холодна.
А на самом же деле там вечно весна.
Она светит, чтоб мы не ослепли от сна.

Когда полночь рисует четыре нуля,
Наступает момент переходного дня.
Только в эти секунды улыбнется, маня,
Притягательная чародейка Луна.

Если ты улыбнешься в ответ тишине,
То возьмет темнота тебя на ночь к себе,
И ты будешь летать среди граней любви,
И увидишь ты вещие сны.

Александр Калам - швейцарский живописец, пейзажист

Тебе кажется, ночь коротка для двоих,
Но она коротка лишь теперь для других.
А для вас будет ночь несравненно мила,
Если рядом плывет в белом свете луна.

Она вечно гуляет по небу одна,
Звезды гаснут, и ей не друзья.
И похожа она на меня,
В одиночестве ждущая дня.

 

(1882-1883) 180x90 см Музей Орсэ, Париж   В 1882-1883 годах Ренуар пишет три больших полотна (с фигурами почти в натуральную величину), на которых изображена танцующая пара. Эта пара картин называется "Городской танец" и "Деревенский танец" (справа). Была еще и третья, несколько большая по размеру картина, которая называлась "Танец в Буживаль". Известно, что Ренуар был по существу противником того, чтобы с помощью своих холстов рассказывать истории, однако "Деревенский танец" и "Городской танец" написаны с явным желанием противопоставить два образа жизни -утонченный городской и здоровый деревенский. Это отразилось и в выборе моделей для картин: для "Городского танца" художнику позировала Сюзанна Валадон, знаменитая красавица (ставшая впоследствии довольно известной художницей), а в качестве модели для "Сельского танца" он выбрал свою жену, Алину Шариго, женщину красивую, но более "земную". Мужской моделью для обоих картин послужил друг Ренуара, Поль Лот (так же, как и для "Танца в Буживале"). Все три полотна были в свое время приобретены торговым агентом Ренуара Полем Дюран:Рюэлем.

Четвертый танец - бальный, добавлен raisanikolaevna.

Америки оборванная карта
И глобуса вращающийся круг.
Румяный шкипер спорит без азарта,
Но горячится, не согласен, друг.

И с полюса несется на экватор
Рука и синий выцветший обшлаг,
А солнца луч, летя в иллюминатор,
Скользит на стол, на кресло и на флаг.

Спокойно все. Слышна команда с рубки,
И шкипер хочет вымолвить: «Да брось...»
Но спорит друг. И вспыхивают трубки.
И жалобно скрипит земная ось.

Георгий Иванов

Иван Славинский

Как я люблю фламандские панно,
Где овощи, и рыбы, и вино,
И дичь богатая на блюдце плоском —
Янтарно-желтым отливает лоском.
 

Георгий Иванов

Адриан ван Утрехт, Натюрморт с животными и попугаем
 

Георгий Иванов

Письмо в конверте с красной прокладкой
Меня пронзило печалью сладкой.

Я снова вижу ваш взор величавый,
Ленивый голос, волос курчавый.

Залита солнцем большая мансарда,
Ваш лик в сияньи, как лик Леонардо.

И том Платона развернут пред вами,
И воздух полон золотыми словами.

Всегда ношу я боль ожиданья,
Всегда томлюсь, ожидая свиданья.

И вот теперь целую украдкой
Письмо в конверте с красной прокладкой.
 

 Hans Olaf Heyerdahl "At the Window" 1881 г

Ночной лабиринт заколдованных улиц...
Ступеньки, дорожки, скамейки, аллеи...
Две маски в подлунной чтоб не разминулись,
им путь освещает луна из апреля...

Под звуки старинной шарманки бродячей,
под жёлтым дождём из танцующих ноток –
две маски идущих, смеясь или плача,
вдогонку–навстречу сквозь серые годы...

...а в летнем кафе за оранжевый столик
усядутся чёрные кошки с котами,
и бабочки-луны цветущих магнолий
Пьеро с Арлекином раздарят на память.

Но это потом, а пока без начала:
...две маски идущих по лунной дороге...
Две маски с названьем: «искал» и «искала»,
«вошедшая в тень» и «сиреневый джокер»...

Стихи: Элго Маргарита

Художнтк: Рябчиков Владимир

Каспар Фридрих
Восход луны над морем