"Она все думает!" - так говорят о мне, -
                  И важной мудрости, приличной седине,
                  Хотят от головы моей черноволосой...
                  "Она все думает!" - Неправда!!. Разум мой
                  Не увлекается мышления тщетой,
                  Не углубляется в всемирные вопросы. -

           
                 

                   Нет, я не думаю, - _мечтаю_!.. Жизнь моя,
                  Заботы, помыслы тревожные тая, -
                  Для беспристрастных дум досуга не имеет.
                  В слезах ли... в радости ль... собою занята,
                  Я знаю лишь себя, - и верная мечта
                  Лишь сердцу милое ласкает и лелеет. -

                

  Нет, я не думаю! я грежу наяву,
                  Воспоминаньями, догадками живу,
                  О завтра, о вчера в бессменном попеченьи.
                  Пока, волнуяся, душа моя кипит,
                  Пока надежда мне так сладко говорит,
                  Я думать не хочу!.. Зачем мне размышленья?..

                  Что дума? - Суд... расчет... внимательный разбор
                  Того, что чуждо нам... духовный, вещий взор...
                  Крыло, влекущее в пространство разум смелый...
                  Придет для дум пора, в разуверенья дни,
                  Когда рассеются как прах мечты мои
                  Пред строгой правдою, пред хладом жизни зрелой!..

                  Ноябрь 1842
                 
ЕВДОКИЯ ПЕТРОВНА РОСТОПЧИНА
                                 1811-1858

     В  Москве,  на  Чистых  прудах  близ  Покровки,  еще с XVIII века стоял
богатый барский особняк Ивана Александровича Пашкова, деда Е. П. Ростопчиной
по  матери. Здесь в январе 1811 года она родилась, а осенью 1812-го, когда в
Москву  вступала армия Наполеона, девочку со всей семьей Пашковых вывозили в
симбирскую  деревню.  На шестом году жизни Евдокия потеряла мать, умершую от
чахотки.  Отец,  Петр  Васильевич  Сушков,  служил  в  равных ведомствах и в
Москве бывал редко. Дочь и двух сыновей он сдал на попечение деда и бабушки,
компенсируя  расходы  определенной  суммой  денег. В доме Пашковых Евдокия и
выросла.  Деда,  выходившего  из  своего  кабинета лишь к обеду, дети видели
мало, бабушка уделяла им тоже не много внимания. Поздоровавшись с внуками за
своим  поздним  утренним туалетом и отпив чаю, она садилась в карету и ехала
по  Москве с визитами, к обеду принимала гостей, время между обедом и ужином
занимал   у   нее   вист.  Дети  жили  на  своей  половине,  воспитывали  их
француженки-гувернантки  и  нанятые домашние учителя. Подростком Евдокия - в
семье  ее  звали  Додо  - много читала (Шиллера, Байрона, Гете, Карамзина,
Жуковского),  быстро  выучила, помимо французского и немецкого, английский и
итальянский   языки.   С   двенадцати  лет  писала  стихи,  страстна  любила
литературу,  которой  были  не чужды все ее родственники Сушковы. Посещавший
дом Пашкова поэт П. А. Вяземский в 1830 году переписал стихотворение Евдокии
"Талисман" и, никого не предупредив, напечатал его в Петербурге, в альманахе
"Северные   цветы".   В  семье  был  скандал:  светской  барышне  заниматься
сочинительством  неприлично!  Печатать  стихи  Евдокия  стала  только  после
замужества.
     Восемнадцати  лет  Евдокию  Петровну  вывезли  в  свет, на балы, где ей
сопутствовал  большой  успех.  Живая,  остроумная,  образованная, она была и
очень  красива: смуглое лицо, карие глаза, черные, с блеском, тонкие волосы.
Недаром  она хотела, как свидетельствуют ее стихи, видеть в себе по облику и
темпераменту    итальянку.     В  мае  1833  года неожиданно для всех знакомых
Евдокию    Петровну   выдают   замуж   за   сына   известного   моссковского
градоначальника   времен   Отечественной   войны   графа  Андрея  Федоровича
Ростопчина.  Это был чрезвычайно богатый, уже облысевший гвардейский "шалун"
и кутила, на три года моложе невесты. Брак оказался несчастным.
     Зимою  1834/35  года  молодая  графиня  Ростопчина  с упоением отдается
стихии  балов  и  маскарадов. После рождения ребенка - снова балы, поездка в
Петербург,  светский  роман, герой которого, без имени, воспет Ростопчиною в
стихах.
     Именно  эти годы отмечены и первыми литературными успехами Ростопчиной.
Изящные,  легко написанные, часто импровизированные стихи ее ходят в списках
в  кругах  светской  образованной  молодежи  и  особенно  среди  женщин,  их
заучивают  наизусть.  Через  Н.  П.  Огарева они проникают в кружок Герцена,
который цитирует их в своих письмах. Скоро стихи Ростопчиной уже публикуются
в журналах.
     Перу  Ростопчиной  принадлежит  стихотворение "К страдальцам" (1827), в
котором  юная  поэтесса  выразила  свое  сочувствие  декабристам.  Оно  было
напечатано  только в советскую эпоху. В 1856 году Ростопчина преподнесла его
с  теплой  надписью Сергею Волконскому, когда тот в числе других декабристов
был возвращен из Сибири.
     Зима  1836  года  в  Петербурге  была  для поэтессы знаменательной. Она
посещает  литературные  салоны и принимает писателей у себя, часто видится с
Пушкиным,  Жуковским,  Плетневым, Вяземским, Соллогубом. Все они выражают ей
знаки  горячего  внимания. Позднее в салоне Ростопчиной бывали Глинка, Лист,
Полина  Виардо, когда погиб Пушкин, Жуковский подарил Ростопчиной оставшуюся
от  великого  поэта  не  начатую  им черновую тетрадь, куда вписал несколько
своих  стихотворений, предлагая поэтессе заполнить тетрадь стихами до конца.
А  весной  1841  года, перед последним своим отъездом на Кавказ, Ростопчиной
дарит  альбом  Лермонтов,  с  которым  она  подружилась  в  Петербурге, хотя
встречала его у кузин Сушковых еще в юности. Лермонтов писал Ростопчиной:

                         Я верю: под одной звездою
                         Мы с вами были рождены;
                         Мы шли дорогою одною,
                         Нас обманули те же сны...

Через много лет, уже перед самой кончиной, Ростопчина напишет на французском
языке  воспоминания  о  Лермонтове:  об  этом просил ее французский писатель
Александр Дюма, находясь в ту пору на Кавказе.
          Весной  1845  года Ростопчина с мужем и тремя детьми уехала за границу,
побывав  во  Франции,  Италии,  Германии и Австрии.) Из Италии она послала в
булгаринскую  газету  "Северная  пчела" стихотворение "Неравный брак". В нем
под  видом  рассказа  о  судьбе  молодой  жены  деспота  барона показывалось
угнетение  Польши  русским самодержавием. Ни Булгарин, ни цензура, как это и
предсказывал  Ростопчиной  в  Риме  Гоголь,  уговоривший  ее послать стихи в
Петербург,  не  поняли их смысла и напечатали стихотворение. По распоряжению
властей  газета  тотчас  изымалась  из  обращения.  Суть  "Неравного  брака"
разъяснили  то  ли  доносчики,  то  ли  иностранная  пресса.  Николай  I был
разгневан.  Соиздателя  Булгарина  Н.  Греча,  вызывали объясняться в Третье
отделение.  А Ростопчина по приезде в Россию уже не допускалась, как прежде,
ко  двору,  была  удалена  из  столицы  и  жила  в  Москве,  выезжая  лишь в
подмосковное  имение  Вороново. 

Два последних года жизни она тяжело болела.
     Стихи   Ростопчина   писала   обычно   быстро,  без  напряжения,  часто
экспромтом.  Иногда  сочиняла  их без пера и бумаги и только потом на досуге
без  поправок,  как  под диктовку, записывала. Память у нее была чрезвычайно
сильная. Брат поэтессы вспоминал, как она по пути между Москвою и Вороновом,
прислонясь  головою в угол кареты, молча складывала стихи, чтобы записать их
вечером  или же на другой день.      Многие  стихотворения  Ростопчиной  были  положены  на  музыку Глинкой,
Даргомыжским, А. Рубинштейном. Печатались ее стихи и в песенниках. На "Слова
для музыки" ("И больно, и сладко") создал известный романс Чайковский.

 

О Ростопчиной:

lib.ru/img/r/rostopchina_.

http://www.liveinternet.ru/community/2334388/post80015888/   

http://az.lib.ru/r/rostopchina_e_p/text_0100.shtml