«Bismillahi ar rahman ar rahim. That is the Arab phrase used before starting out on a journey. Eh bien, we too, start on a journey…A journey into the strange places of the human soul.» (Agatha Christie’s Hercule Poirot: «Murder in Mesopotamia»

«Bismillahi ar rahman ar rahim…Арабы произносят эти слова, отправляясь в путь
Eh bien, сейчас мы тоже отправляемся в путь…Путь в загадочную страну человеческих душ.» Пуаро Агаты Кристи: «Убийство в Месопотамии»)

          Я давно мечтала начать этот дневник, я знала, что когда-нибудь наступит час и день – и он у меня будет. Волнуюсь только, не поспешила ли я снова, потому как всему свое место и время, а один из моих самых больших недостатков – поддаваться нетерпению и делать что-либо до поры или наспех. Тем не менее – я пишу, я верю, что все-таки час настал и лед тронулся – окончательно и бесповоротно. Мне так много нужно оказалось, чтобы встретить тебя – того кто разденет меня и сожжет старую слинявшую кожу, как говорил Гумилев – «чтоб душа старела и росла». И за это я люблю тебя – не боюсь сказать – превыше всего – сейчас я так чувствую. Не как мужчину, не как друга, не как союзника и брата. Не как наставника, не как отца. Не как романтический образ и не как  незнакомца. Я люблю тебя так, что этого не выразить словами, и у меня нет имени для моих чувств – так, как ранее я никогда и никого не любила.

 Оглядываясь назад, я поражаюсь, сколько ингредиентов потребовалось, чтобы в моей голове созрел наконец драгоценный яд, что поможет мне достичь моих целей. Я чувствую, как он разливается по моему телу, наполняя силой, и знаю: я смогу все. Он поспевал  в котле десять лет, потом двадцать лет и еще три года. Ему понадобилась вся сладость бескрайних степей, любовь и мудрость близких людей, их тревога и отчаяние, их страсть и верность мечтам, их необычные судьбы, которые у моей колыбели пересказывались мне и казались настоящими мифами или сказками, заставлявшими поверить, будто меня ждут великие дела. Ему понадобилась вся фундаментальная библиотека классики, собранная моим легендарным предком, ведущим свой род от Короля Вальсов. Я с детства помню запах лаванды от немецкого шелкового белья и кружевных платков – сейчас такие, наверное, только в музеях встретишь, а мне позволялось дома играть с этой роскошью. Я помню, как серебрился в тусклом свете лампы мех чернобурой лисицы, которую я в пять лет воспринимала ну если не как тотем, то как живое в какой-то степени существо. Шкура была классная, целая, с когтистыми лапами и хвостом, со стеклянными глазками цвета янтаря. Я помню концерты органной музыки,  и мое собственное черное лакированное пианино.  Искорки на снегу в свете фонарей, и море, и велосипед, и бадминтон – в который я когда-то могла играть до потери пульса, часа четыре, не переставая. А сколько было счастья научиться плавать! Я была совсем маленькой, и никогда не забуду ощущения, что меня держит вода, будто на руках. С морем у меня давний роман. Моему яду нужны были все мои добрые и странные друзья, и первые пробы в волшебстве, в надежном укрытии от насмешек и чужих глаз, и мои фантастические сны, из которых порой не хотелось возвращаться, и моя детская страсть к кино, увидевшая Голливуд страной чудес, а потом благополучно его забывшая к подростковому возрасту, когда я посетила Киев и прочла Булгакова. Ступила на камни Матери Городов Русских и припала поцелуем к ним, и поклялась никогда не покидать родную землю….Слишком много я болтала,  клялась, слишком эгоистично расплескивала свои чувства – всегда. Мне внушали, что я особенная, и я до сих пор не могу отделаться от этого убеждения, дура. Я научилась, когда оно начинает портить мне жизнь, думать иначе и смирять гордыню. Но я-то знаю, что данная пакость не искореняется – а только благоразумно затаится где-то на дне души, чтобы потом снова радостно распустить свой павлиний хвост. Мне понадобилось узнать диковатую страсть и драматизм-по-лезвию Восточной Европы, великолепие и напускную холодность Западной. Вспомнить Россию – мою снежно-северную родину, и, увидев однажды во сне Англию, позволить Острову преследовать меня в мыслях и снах точно призрак, каждый день и ночь, годы напролет. Я сочиняла стихи. Что еще помню? Интересовалась динозаврами. Карабкалась по горам, спускалась в пещеры. Писала глупые письма. Нет, всего не вспомнить, пусть останется на бумаге то, что успело прийти в голову, а остальное зацепится где-то между строк. Я просто хотела оглянуться назад. Потому что я начинаю Мой Путь. Мне нужно было оказаться на грани смерти, а потом – вот сейчас – на пороге Нового Года – моего года, рыжекарего, золотого, полосатого – я вижу, как он идет ко мне, и в глазах его – мой яд, моя сила, моя мудрость (или дурость – время покажет). «В оранжевый за лето выгоря, расписанный чернью по золоту сед, Драконом, покинувшим храм, хребтом повторяя горный хребет, спускался он по горам….» И я чувствую, что яд созрел. Я делаю шаг.  И пускай я не смогу, я умру или выставлю себя жалкой. Это лучше, чем не рискнуть, да и в общем-то все равно. Меня немного смущает, что люди вокруг считают, будто я пожалею. Или они правы, или я все-таки какая-то…..особенная, странная, чужая, просто глупая?...Но это ничего не меняет. Дорога легла под ногу – и, как я писала три года назад – «уже не моя» - потому что нет той меня, которая озвучила эти строки. Она отложила перо и вспыхнула, чтобы сгореть в пепел.

           Bismillahi ar rahman ar rahim…Я поднимаюсь из пепла на раскаленном песке и очищаю свое тело. It is time - солнце стоит в зените. Тело всегда будет чистым, гибким, прекрасным. Обещаю. Тело – храм души в пустыне. Я не буду больше ждать, я иду. Тут все равно куда идти, тут все новое для меня, другое, неродное, еще непознанное, не отмеченное на карте – и оттого прекрасное. Я найду мою землю и мой караван. Пожелайте мне удачи.