КРАТКАЯ ВВОДНАЯ
Человек на пределе сил идет к цели. От него почти ничего не осталось, и усилие его таково, что не окупается, не оправдывается никакой целью. Там, где нет места надежде и благодати, человеческий демарш становится абсолютным действием, совершается ради самого демарша... А раз так, то со сцены сходят такие игроки, как Желание, Стремление, Целеполагание, Мечта, Вера... даже Любовь. Но именно Любовь была триггером, спусковым крючком абсолютного действия. И поэтому человек продолжает идти. И в запредельном напряжении сливается с миром. Это ключевой пункт маршрута, здесь раскрывается тайна и обретается победа. Именно в этот момент на сцене появляется единственный, величайший Актер - само Сущее. Глаза человека и Высочайшего встречаются... И человек понимает: он дойдет. Несмотря ни на что.

     

из "ПЛАНЕТА БЕЗУМЦЕВ"

Я улыбнулся спекшимися растресканными губами. Они не успевали остановить меня, я был почти у цели. Правда, от меня мало что осталось, но, главное, хватало сил держать пистолет. А остальное... Да, мой внешний вид, мягко говоря, оставлял желать лучшего, и это удручало меня, я привык появляться на людях гладко выбритым и аккуратно одетым. Да, я спотыкался и качался, как пьяный. Да, я чувствовал себя так, как будто меня долго били. Но...
Но какая разница? — сказал я себе. Действительно, какая разница — хорошо ты себя чувствуешь или плохо, прилично ты выглядишь или неприлично, как журналист или как пьяный бродяга? Какая разница, если красная пунктирная линия на карте утыкается прямо в Ущелье Потерянных Звезд?..
Это линия твоей жизни, она пролегала по разным местам, среди разных людей, и была извилистой, легкомысленной и бесшабашной, как горный ручеек в той долине у прохода в скалах. Но вот — она стала жесткой и прямой и подвела тебя к обрыву. И что?
Просто будет потеряна еще одна звезда, подумал я, медленно вышагивая по камням. 
Но ведь судьбу порой можно обмануть. И, по-моему, сейчас тот самый случай. Достаточно, жалко скуля, отползти от обрыва и продолжить извивы линии. В конце концов, не все так страшно, как представляется, профессор Грипп будет защищаться умело и остроумно и, вполне возможно, оправдает себя и вытащит тебя из ямы, в которую ты попал... Существует же и презумпция невиновности, и чистосердечное заблуждение, и точно такое же раскаяние...
Но тогда в Ущелье Потерянных Звезд потеряются другие звезды, сказал я себе. Я даже не буду думать о судьбах Земной Системы и Галактического Союза, я слишком устал, мне их не объять. Но для меня достаточно подумать о девятнадцати судьбах, чьи линии скрестились на дне Ущелья, о пятнадцати пацанах и четырех девчонках... И, наверно, и этого мне не потянуть, подумал я, мне достаточно одной потерянной звезды — судьбы Кларка, за которого так просил меня коллега Хаткинс, всего одной судьбы, только ее, чтобы продолжить тянуть свою линию дальше, к обрыву...

из "ГОЛОГРАММА СИЛЫ"

Его мутило от слабости, плотная ткань комбинезона прилипла к ссадинам на спине и ногах и пропиталась кровью. Несколько раз силы оставляли его. Тогда он падал плашмя на песок и пил воду из реки. Вода казалась ему горькой, как непролитые при разлуке с Микки слезы. Он пил эту воду, он глотал ее холодную мутную горечь и, когда к горлу подступал угловатый горячий слезный ком, снова вставал и снова шел, и опять не думал ни о чем, кроме самых нужных вещей. Он постоянно сверялся с биоиндикатором и проверял безопасность маршрута; чутко прислушивался к звукам на воде и залегал при появлении катеров; углублялся в лес и осторожно выбирался на опушку, чтобы взглянуть на городской ландшафт и оценить расстояние до цели.
Он забыл обо всем — о целом мире, который жил, страдал, блаженствовал, пел, смеялся и плакал у него за спиной, вокруг него, там, на другом берегу реки... Он забыл обо всем, потому что он должен был дойти.
Добраться до оружия.
Добраться до оружия, в котором была его последняя надежда.

из "ЗВЕЗДНЫЙ НАСЛЕДНИК"

Сквозь вой сирены до меня донесся характерный треск. Дверь здания управления слетела с петель, и в образовавшийся проем теперь беспорядочно ломились дюжие парни в десантной форме. Отряд быстрого реагирования, отстраненно подумал я. Откуда только взялись, Ричард о них ничего не говорил...
Я перехватил Лотту поудобнее. Ее голова безвольно упала мне на плечо, и маленькая слезинка выкатилась из-под прикрытого века...
И здесь я перестал полноценно воспринимать реальность. Он, этот безумный мир, свернулся для меня в одну слезинку моей женщины. И еще только в одну мысль - ту, что мне надо идти. Как бы там ни было, кто бы ни кричал у меня за спиной, кто бы в меня не стрелял - надо просто идти. Наверно, то была правильная свертка реальности. Очень правильная. Потому что ничего другого я делать и не мог - только смотреть на эту вот Лоттину слезинку и идти...
- Ничего, Лоттик, ничего, - тихо сказал я ей. - Спи, любовь моя. Я же говорил тебе, что мы будем вместе. - И зашагал дальше.
- Стоять! - донеслись до меня крики десантников. - Стоять, мать твою, стрелять будем!
Нас разделяли двести метров. Они могли бы не кричать, подумал я. Даже в полной амуниции и с оружием они покроют расстояние между нами за двадцать секунд. Я снова оглянулся. Команда десантников почему-то не спешила вдогонку за нами. Солдаты сгрудились возле здания и смотрели нам вслед.
Я не позволил себе удивляться, мне надо было идти. Пройдя еще несколько шагов, я понял, в чем дело.
За спиной раздалось зловещее шипение, и в десяти метрах передо мной полыхнули два ослепительно-белых языка пламени. Я зажмурился от нестерпимо-яркого света. Волна горячего воздуха опалила мне лицо. Но я не остановился, а когда снова получил возможность смотреть на мир, увидел, что подхожу к двум глубоким воронкам. Бетон в них был раскален докрасна.
Роботы-охранники начали вести заградительный огонь.
Десантники опасались стрельбы роботов, поэтому и не побежали за мной. Но были уверены, что разряды лазеров остановят меня.
Я перешагнул через воронки и двинулся дальше.
Тяжесть тела Шарлотты не отнимала у меня силы, а делала меня другим. Более основательным, что ли. Я внимательно глядел вниз перед собой и спружинивал ногами на неровностях бетона, чтобы Лоттина голова не упала у меня с плеча и не запрокинулась. Если бы такое произошло, Лотте было бы неудобно. И еще я следил, чтобы слезинка не скатилась с ее щеки, а оставалась у меня перед глазами. И еще я тщательно считал шаги, потому что знал, что их, этих шагов, оставалось сделать совсем немного - четыреста или пятьсот.
Я шел с Лоттой на руках, а перед нами периодически вспыхивал белый огонь лазерных разрядов и опалял мне сетчатку. Слезы текли у меня из глаз, но я каждый раз после очередного залпа открывал их и перешагивал через воронки, и сквозь бешеное верченье радужных кругов перед зрачками смотрел вперед, и видел, что улица стального города, по которой мы шли, бесконечна. И тогда я переводил взгляд на Лоттину слезинку, и еще - на ее колени, выглядывавшие из-под укороченного ею халатика.
"И мне не давало покоя ее прекрасное колено, и второе ее прекрасное колено тоже не давало мне покоя..."
А когда я услышал, что парни за спиной все-таки решились кинуться за нами вдогонку и застучали сапогами, то понял, что не отдам Лотту никому. Пока буду жив - не отдам. Я знал, что через десять секунд осторожно опущу ее на землю и развернусь к этим долболомам, к этим людям, которые уже и не люди вовсе, и вцеплюсь одному из них в глотку. И им придется убить меня, чтобы закончить эту бездарную историю...
Но, пока жив, я им Лотту не отдам.
Я начал отсчет секунд.
Топот ног за спиной становился все громче и громче...