Роман "Унесенные ветром" (Gone with the Wind) - это единственное произведение американской писательницы Маргарет Митчелл, признанный одним из лучших бестселлеров в истории американской литературы.

Любовь - не самое главное в этой книге. Это книга о дружбе и ревности, о предательстве и верности, о способности к самопожертвованию и о силе характеров. Это книга об Америке, о Юге, о целом мире и о гордых и независимых людях той эпохи, унесенных ветром... ветром войны и судьбы...

В центре событий, далеких от романтизма, раскрыта история любви Скарлетт О' Хара и Ретта Батлера.
Скарлетт - мужественная и кипучая натура с поразительной жаждой жизни, которая, не- взирая на пуританские нравы того времени, идет к своей цели. Если она любит, то всем сердцем, если ненавидит, то всей душой. Если уже кажется, что все потеряно и ничего не вернешь, то ... "она подумает об этом завтра. Ведь завтра будет новый день!"

Ретт, дерзкий и самоуверенный, богатый и красивый, и ... мужское воплощение Скарлетт. Их встреча - это столкновение двух сильных натур, отношения которых поражают своей непредсказуемостью, неординарностью и ураганом чувств, сметающим на пути все устои общества.

"Искупление" стало первой книгой Иэна Макьюэна, которую я прочитала и, после которой пошла скупать все, что только могла найти от этого автора. Но ни в одной последующей прочитанной его книге я не нашла того волшебства, что он создал в "Искуплении".
В начале, когда ещё всё хорошо, он пишет так, что действительно хочется зажмуриться от солнечного блика на воде, подглядывая за парочкой у фонтана или почувствовать легкий порыв ветра от пробежавшей мимо, вечно куда-то спешащей Брайони. Когда читаешь сцену в библитеке, дыхание, действительно, замирает, а пульс учащается. И понимаешь, что вот, как должно быть на самом деле, разве может быть как-то иначе?
Эта семья настолько настоящая и прекрасная, что казалось бы, что может с ними произойти плохого, разве такое вообще возможно?
Однако, возможно. И насколько было хорошо, настолько становится плохо. Сцена в Дункерке настолько полна томления, ожидания, безумия отчаявшихся, что хочется верить в спасение вдвойне, втройне-так, чтобы поделиться этой надеждой с главным героем.
Ну, а прочитав до конца и вдоволь наревевшись, задумываешься, а возможно ли жить с таким грехом? Возможно ли дожить до глубокой старости зная, что сгубил две ни в чем не повинные жизни?
Книга, безусловно, заслуживающая внимания и прочтения. Марта Пуу.

Айрис Мёрдок (1919–1999) — знаменитая английская писательница. Шесть раз становилась номинантом высшей в Великобритании литературной премии Букера, в 1987 году была удостоена звания Дамы Британской империи, ее портрет работы Тома Филлипса хранится в Национальной портретной галерее Великобритании.
Роман «Святая и греховная машина любви», получил престижную литературную премию Уитбред. Любовь в этом романе Мёрдок — действительно «машина», которая набирает обороты и подчиняет себе всех без исключения героев.

 

 

Основное действие романа Чингиза Айтматова "Когда падают горы (Вечная невеста)" происходит высоко в тянь-шаньских горах, где пересекаются трагические пути двух страдающих существ — человека и барса. Оба они жертвы времени, жертвы обстоятельств, заложники собственной судьбы.
Желание мести приводит Арсена Саманчина, известного журналиста, в родное селенье, где для саудовских нефтяных магнатов организована охота на снежных барсов… Арсен приезжает в горы, еще не зная, что встретит здесь свою последнюю любовь, а возможно, и смерть. Все драматическое повествование пронизывает легенда о Вечной невесте, которая чудесным видением появляется на заснеженном горном перевале…

Самое большое счастье в жизни - это уверенность, что тебя любят.

1.


2.

Летом 1845 года Достоевский приступил к новой повести – “Двойник”. Писатели и критики с нетерпением ожидали нового шедевра от молодого талантливого писателя. Белинский пригласил Достоевского прочесть первые главы повести на вечере, который устроил Белинский. Как вспоминал впоследствии Достоевский: “Три или четыре главы, которые я прочел, понравились Белинскому чрезвычайно (хотя и не стоили того). Но Белинский не знал конца повести и находился под обаянием “Бедных людей”.
В “Двойнике” Достоевский ввел в русский язык глагол “стушеваться”:( «Машинально осмотрелся кругом: ему пришло было на мысль как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак взять да и стушеваться»), после чего он стал широко употребляться; на чтении глав из “Двойника” у Белинского и было употреблено это слово: “Ну вот тут-то, на этом чтении и употреблено было мною, в первый раз, слово “стушеваться”, столь потом распространившееся. Повесть все забыли, она и стоит того, а новое слово подхватили, усвоили и утвердили в литературе.

Слово “стушеваться” значит исчезнуть, уничтожиться, сойти, так сказать, на нет. Но уничтожиться не вдруг, не провалившись сквозь землю, с громом и треском, а, так сказать, деликатно, плавно, неприметно погрузившись в ничтожество. Похоже на то, как сбывает тень на затушеванной тушью полосе в рисунке, с черного постепенно на более светлое и наконец совсем на белое, на нет… Белинский прервал меня именно с тем, чтоб похвалить выражение”.

«Другие берега» — ярчайший роман той набоковской серии, которую критики называли русскоязычной «хроникой утраченного времени» и «Шагалом, исполненным в слове».

«Другие берега». Берега памяти, берега детства. Ибо от них — и только от них — лежит путь великого писателя. Крестный путь — скорбный путь, via dolorosa, — объединяющий Набокова со всей русской эмиграцией. Путь в вечность, вымощенный блистательными словесными озарениями, ставящий Набокова особняком даже в плеяде «русского Зарубежья». Все начинается с детства. С первых слов. Потому что — «в начале было Слово...»
Эта книга оставляет в душе непередаваемое чувство тепла. Книга с невероятным языком.




1.


2.


3.

Недавно в одной из бесед, некая московская журналистка сказала:

- У вас в прозе так много живописи - цвета, рисунка.И это понятно, ведь муж - художник....

Я ответила:

Не так. Не совсем так. Муж-то художник, да только есть еще один человек в моей судьбе, еще до всякого мужа, чьи картины, рисунки, портреты сопровождают меня всю жизнь, висят на стенах моей квартиры, и останутся со мной навсегда. Это - мой отец, Илья Давидович Рубин.



И вот, наконец, мы сфотографировали некоторые работы моего отца, и теперь их можно увидеть в интернете: http://www.antho.net/museum/rubin/index.html. Буду рада (и он тоже, конечно!) - если кто-то найдет минуту-другую посмотреть.



И еще - старая фотография с ним. Помню, как (я училась тогда в девятом классе, и только что был опубликован мой первый рассказик в журнале "Юность"), однажды утром отец влез в парадный пиджак, повязал галстук, сказал:- Надень что-нибудь приличное, пойдем сфотографируемся.

Я сказала:

- Пап, да ты че! Прям, как в Бобруйске...

Он в ответ:

- Дура, потом благодарить будешь. Вот стукнет тебе лет пятьдесят...

- "Пять-де-ся-а-ат?!" - и я расхохоталась.

Но расчесала патлы на пробор, как приказчик в дамском магазине, приоделась и мы пошли в ателье и чинно сфотографировались.

После чего назавтра мне стукнуло пятьдесят...

...Это случилось однажды под вечер. Некий слуга пережидал дождь под воротами Расемон...

Так повелось, что в наступившей эпохе бедности и упадка люди экономили, на чем только могли. И раз уже статуи Будды стали продавать на дрова - что тут говорить о каких-то брошенных воротах? Мало того - будто осознавая общность их ненужности, здесь стали собираться вороны и воры, сюда же сносили бесхозные трупы.
Здесь и оказался перед выбором изгнанный хозяевами от безденежья слуга - стать вором или умереть с голоду?

Его выбор и развитие сюжета - в пронзительном рассказе Рюноскэ Акутагавы "Ворота Расемон"......Это случилось однажды под вечер. Некий слуга пережидал дождь под воротами Расемон...

Так повелось, что в наступившей эпохе бедности и упадка люди экономили, на чем только могли. И раз уже статуи Будды стали продавать на дрова - что тут говорить о каких-то брошенных воротах? Мало того - будто осознавая общность их ненужности, здесь стали собираться вороны и воры, сюда же сносили бесхозные трупы.
Здесь и оказался перед выбором изгнанный хозяевами от безденежья слуга - стать вором или умереть с голоду?

Его выбор и развитие сюжета - в пронзительном рассказе Рюноскэ Акутагавы "Ворота Расемон".

По сюжету рассказа и некоторых других режиссер Акира Куросава в 1950 году снял известный фильм "Расемон".
 

Книга для тех, кому "за 40". Для тех, кто любит долгие годы, постоянно оглядываясь назад, и кому кажется, что его возлюбленный остается тем, кем был в юности. Увы, Айрис права: если тропинка однажды разветвилась, то веточки разбегаются все дальше друг от друга, все более искажается представление о другом человеке. Чтение средней трудности, в привычном для писательницы стиле.

«Моряк, которого разлюбило море» — это история любви моряка Рюдзи, чувствующего, что в море его ждет особая судьба, и вдовы Фусако, хозяйки модной одежной лавки; однако развитый не по годам тринадцатилетний сын Фусако, Нобору, противится их союзу, опасаясь потерять привычную свободу...

 

1 июня – 90 лет со дня рождения русского поэта и переводчика Давида Самойлова (наст. имя – Давид Самойлович Кауфман). Поэзия Самойлова проникнута воспоминаниями и размышлениями о военных годах, о судьбе современного поколения, о назначении искусства. Его перу принадлежат поэтические сборники «Ближние страны» (1958), «Второй перевал» (1963), «Дни» (1970), «Волна и камень» (1974) и др., автобиографическая проза, теоретическая работа «Книга о русской рифме» (1973).
Давид Самойлов умер 23 февраля 1990 года в Таллине. Похоронен в Пярну (Эстония) на Лесном кладбище.



Давид Самойлов

Все реже думаю о том,
Кому понравлюсь, как понравлюсь.
Все чаще думаю о том,
Куда пойду, куда направлюсь.

Пусть те, кто каменно-тверды,
Своим всезнанием гордятся.
Стою. Потеряны следы.
Куда пойти? Куда податься?

Где путь меж добротой и злобой?
И где граничат свет и тьма?
И где он, этот мир особый
Успокоенья и ума?

Когда обманчивая внешность
Обескураживает всех,
Где эти мужество и нежность,
Вернейшие из наших вех?

И нет священной злобы, нет,
Не может быть священной злобы.
Зачем, губительный стилет,
Тебе уподобляют слово!

Кто прикасается к словам,
Не должен прикасаться к стали.
На верность добрым божествам
Не надо клясться на кинжале!

Отдай кинжал тому, кто слаб,
Чье слово лживо или слабо.
У нас иной и лад, и склад.
И все. И большего не надо.