Почему мы любим тех, кто жесток с нами
 

Почему мы любим тех, кто жесток с нами

Кажется невероятным, но это действительно так: женщины остаются в близких отношениях с мужчиной после того, как пережили моральное и физическое насилие – оскорбления, пренебрежение, унижение и даже рукоприкладство. И даже если им удается найти в себе силы вырваться из ада домашней тирании, их следующий партнер почти всегда оказывается как две капли воды похожим на бывшего. Как образуется заколдованный круг? И где выход? 

 

 

Все отношения родом из детства

 

Почему мы ведем себя с партнером именно так, а не иначе? Поведенческие модели, которые мы демонстрируем в паре, были усвоены нами в детстве. Строя отношения с противоположным полом, мы продолжаем играть по правилам, сформировавшимся в отношениях с родителями. Изучая поведение детей в неблагополучных семьях, американский психотерапевт Девид Селани обнаружил: вопреки тому, что их унижали, бросали одних или били, дети демонстрировали сильную привязанность к родителям. 

Дело в том, что родительское поведение формирует мировоззрение ребенка, он вбирает материнские и отцовские способы реагирования на окружающий мир. Для малыша это – единственно известная ему норма, его точка отсчета. Когда родитель поддерживает и успокаивает его в трудную минуту, ребенок перенимает такую реакцию и постепенно научится поддерживать и успокаивать себя сам. Так он учится обращению с самим собой. Если мать или отец относятся к ребенку плохо, малыш научается плохому отношению к себе. В редкие моменты, когда родитель проявляет какой-то интерес к своему отпрыску, малыш с неудержимой силой тянется ко взрослому. Дитя не имеет внутренней точки опоры, оно просто не видело примера во вне и ему неоткуда было интроецировать ее – и это делает его чрезвычайно зависимым от внешних ресурсов. Таким странным образом пренебрежительное и жестокое обращение родителей делает детей чрезвычайно привязанными к ним. Повзрослев, эти люди, недополучившие любви в детстве, будут судорожно цепляться за партнеров из страха быть брошенными. 

 

 

Несвобода выбора

 

Казалось бы, в отличие от ребенка, обреченного жить в родительской семье, даже если родитель - плохой, взрослый человек обладает правом выбора партнера из множества людей вокруг. На самом деле возможность выбирать – иллюзорна, потому что человек, выросший в условиях недостатка любви и заботы, имеет слабые представления о том, как "должно быть", его внутренние критерии искажены. 

Причина, по которой женщина возвращается к партнеру, причинившему ей боль и страдания, не в ее мазохистской жажде боли. Это – следствие сложившегося в детстве специфического представления о том, что есть любовь. Ребенок формирует понятие о родительской любви исключительно из личного опыта. Отношение родителей к нему становится его внутренним эталоном любви, прототипом всех будущих отношений. Это не позитивная расположенность, не принятие и не осознание безусловной собственной ценности, а спутанный клубок амбивалентных чувств – радости и страха, симпатии и злости. И если этот человек вдруг становится объектом безусловной любви здоровой личности, такое чувство кажется ему чем-то неправильным, не имеющим отношения к тому, что он называет любовью. Ведь, с его точки зрения, этому чувству положено иметь горько-сладкий вкус, и страданий там должно быть гораздо больше, чем наслаждения или тепла. Поэтому, вырастая, такой человек ищет отношений, которые обеспечат ему "правильную" пропорцию добра и зла. Любые другие чувства он не идентифицирует с любовью.

 

А кто я?

 

Отказаться от родителей, какими бы плохими они ни были, ребенок не в состоянии. Мать и отец поддерживают его существование, разрыв с ними равносилен отказу от жизни. Ему приходится сжиться с холодностью и неприязнью, принять их как норму своей жизни. 

 

Поэтому сначала он принимает на себя вину за родительское поведение: плохи не мама с папой, а он сам. Этот механизм защищает от осознания беспричинной несправедливости и дает надежду. Ведь если он не будет плохим, возможно, и с ним будут обращаться хорошо. Точно так же действуют женщины – жертвы насилия, которые берут на себя ответственность за агрессивное поведение партнера, говоря, что сами спровоцировали его. Партнер часто "подогревает" их чувство вины, утверждая, что они "напросились" или "были наказаны для их же пользы". 

 

С другой стороны, ребенок питает надежду, что сегодня, возможно, его родитель будет добр и внимателен к нему. Такие фантазии очень приятны – в них малыш чувствует себя хорошим, заслуживающим любви. Он постоянно достраивает родительский образ, не осознавая этого процесса. 

Результатом этих процессов является отсутствие у ребенка целостного понятия о себе. Он не может понять, кто он, какой он и чего хочет. Пробелы в образе "Я" он вынужден заполнять личностью своего партнера – именно так образуются аддикции, зависимые отношения. И именно по этой причине, несмотря на страдания, люди отказываются увидеть реальность и злятся на каждого, кто попытается открыть им глаза. 

 

 

Выход есть!

 

Часто для того, чтобы восполнить отсутствующий позитивный детский опыт и научиться обходиться без причиняющего обиды и боль партнера, недостаточно собственных усилий человека. Этим людям очень нужна дружеская поддержка. Если домашнему насилию подвергается Ваша подруга, Вы можете быть полезной ей и попытаться вывести из порочного круга. Для того чтобы Ваши действия были результативными, учтите особенности ситуации и постарайтесь дать то, что ей сейчас действительно необходимо:

• Сочувствие.Бесполезно пытаться рассказывать ей, как плох ее партнер. Для нее невыносимо больно слышать это, а потому ее сознание просто откажется это воспринять. Не критикуйте ее за мазохизм или бесхребетность и не поддерживайте ее порывы самоуничижения. Просто выслушайте с принятием и сочувствием.
• Понимание.Люди, переживающие насилие, становятся обидчивыми и подозрительными. Если Вас в ответ на доброе намерение обвинили в корысти или стремлении самоутвердиться за ее счет - не обижайтесь. Постарайтесь как можно мягче переубедить подругу и донести до ее сознания истинные мотивы и Ваше отношение к ней.
• Поддержка. При регулярном опыте негативного отношения самооценка человека значительно понижается. Старайтесь восстановить самооценку Вашей подруги, напоминая о ее позитивных чертах, подчеркивая качества, достойные восхищения.
• Активность. Круг интересов людей, находящихся в трудных жизненных ситуациях, сужается до размера этой ситуации. Старайтесь выводить Вашу подругу из дома – на прогулку, в спортзал, на выставку, в кино или в гости. Поощряйте любую активность, выводящую ее из бега по кругу. Такие переключения создадут возможности для свежего взгляда на ситуацию и дадут ей силы, если она решится на перемены.
• Новое общение. При любой возможности расширяйте круг общения Вашей подруги. Новые позитивные люди в окружении покажут ей, что к ней можно и нужно относиться по-доброму. Осознание этого ускорит формирование новых стандартов отношения к самой себе.
• Профессиональная помощь. Если ее собственных и Ваших сил недостаточно, чтобы справиться с трудной жизненной ситуацией, обращение к специалисту становится неизбежной необходимостью. Поищите профессионала, специализирующегося на таких проблемах, и организуйте визит Вашей подруги к нему.

Экзистенциальный психоанализ Жан-Поля Сартра
 

Лень. Слабость или болезнь?

Скорее, слабость. Совершенно точно могу сказать, что лень болезнью не является. Лень – это такое же состояние, как ревность, любовь или раздражительность. То есть, это – определенные чувства, и лень занимает достойное место среди этих чувств.

21 известное категоричное утверждение

1. Камни с неба падать не могут, им там неоткуда взяться! (Парижская Академия Наук о метеоритах, 1772 г.).

Свой возраст

В 2009 году Дмитрий Чернышев (mi3ch) и Григорий Крамской (kramskoy) прочитали для народа (в основном, молодёжи), прекрасную лекцию о сексе и смысле жизни. Предлагаем всем ознакомиться с ее гениальным содержанием.

Гены и среда: что близнецы могут рассказать нам о судьбе
 

 

•  
•  
•  
•  
•  

 

© Maja Daniels

Наследственность или среда, окружающая атмосфера или природная склонность — что делает нас такими, какие мы есть? Найти рациональные аргументы в этом споре помогают психологические исследования однояйцевых близнецов. От рождения они обладают одинаковым набором генов, а потому любые различия между ними, будь то гомосексуальность, уровень IQ или религиозность, можно списать на влияние среды и воспитания.

«Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем таким, каким он сделает себя сам». Это слова Жан-Поля Сартра. Интересно, что бы возразили французскому философу близнецы Джим Спрингер и Джим Льюис — разлученные еще в детстве и так загадочно точно повторившие судьбы друг друга.

Впервые после рождения братья встретились уже в возрасте 39 лет. К тому времени они успели: вырасти ровно до 6 футов (1 м 82 см) и набрать по 180 фунтов (81 кг) веса; получить одинаковые имена от своих приемных родителей и назвать своих собак Игрушкой, а первенцев Джеймсом Аланом; жениться на женщинах по имени Линда, потом развестись и жениться второй раз; пристраститься к работе по дереву, сигаретам «Salem» и отдыху на одном и том же курорте Флориды. А еще Джим Спрингер и Джим Льюис оба были шерифами, ненавидели бейсбол, страдали сильными головными болями и скрипели зубами по ночам. Они жили в 100 километрах друг от друга. Кажется, их судьба была предопределена.

Близнецы и интеллект: первые исследования

Однояйцевые или монозиготные (МЗ) близнецы рождаются, когда оплодотворенная сперматозоидом яйцеклетка во время своего развития разделяется на две части. Они всегда одного пола и обладают практически одинаковыми генами. В противоположность им дизиготные (ДЗ) близнецы могут быть и разных полов, а их генотипы совпадают не больше, чем у обычных братьев и сестер, — лишь на 50%. Такие дети развиваются из двух разных яйцеклеток, оплодотворенных двумя сперматозоидами примерно в одно и то же время.

Если взять, к примеру, 100 пар братьев/сестер, 100 пар двуяйцевых близнецов и 100 пар однояйцевых и сравнить попарно их рост, вес или коэффициент IQ, то можно получить оценку вклада наследственности и среды в развитие каждого из этих признаков (МЗ близнецы обладают одинаковым генотипом и, рожденные одновременно, растут в одних условиях. ДЗ-близнецы тоже растут в одних условиях, но сильно отличаются по генотипу. И, наконец, обычные братья или сестры не могу похвастаться ни тем, ни другим).

•  
•  
•  
•  
•  

Впрочем, многие экспериментальные схемы близнецовых исследований отличаются от описанной. Так, ученые особенно ценят случаи разлученных монозиготных близнецов. Первое подобное исследование появилось в 1937 году. В нем наряду с воспитывавшимися вместе МЗ- и ДЗ-близнецами изучалось 19 пар разлученных МЗ-близнецов. Все испытуемые проходили несколько интеллектуальных и психологических тестов, результаты которых показали, что даже разлученные однояйцевые близнецы похожи гораздо больше, чем двуяйцевые (хотя все–таки не так сильно, как однояйцевые близнецы, росшие вместе).

Похожие выводы, говорящие о том, что интеллектуальное развитие скорее определяют гены, а не среда, получились и в куда более масштабном Луисвилльском близнецовом исследовании, проходившем в Америке с 1957 года по середину 80-х. За 30 лет в нем поучаствовало около 500 пар близнецов, которых тестировали от самого рождения и до 15-летнего возраста — и вновь оказалось, что МЗ-близнецы гораздо более схожи по интеллектуальному развитию, чем ДЗ-близнецы.

Результаты этого исследования и еще почти полутора сотен других работ обобщил американский психолог Томас Бушар, который показал, что наследуемость уровня интеллекта сильно изменяется с возрастом. И если в детстве IQ МЗ-близнецов (или IQ обычных детей и IQ их родителей) еще может заметно отличаться, то с возрастом эта разница постепенно уходит. Гены, получается, как будто сами ищут наилучшую среду для своего развития.

Близнецы и гомосексуальность: превратности метода

Свои близнецовые исследования проводились и в Советском Союзе. Так, в 1936 году появилась работа (Лурия А.Р., Миренова А.Н.), посвященная оценке разных методов обучения. Испытуемых из пяти пар однояйцевых близнецов дошкольного возраста разбили на две группы, в каждую из которых попало только по одному ребенку из пары. Дальше дети строили фигурки из кубиков. Близнецы первой группы просто копировали конструкции, которые им предлагали воспитатели, а задача их братьев и сестер была посложнее: их фигурки были оклеены бумагой. Поэтому, чтобы воспроизвести конструкции, их надо было сначала мысленно разрезать и проанализировать.

Такое обучение длилось два с половиной месяца. До него конструкторские способности всех близнецов в парах оценивались примерно одинаково, но уже после дети, выполнявшие более сложное и творческое задание, прилично опередили своих партнеров.

Но стоит ли доверять этому исследованию? Пять пар испытуемых — это совсем скромная выборка по меркам современной науки. К сожалению, такая ограниченность — это характерная черта для многих близнецовых исследований, проведенных до 90-х годов: собрать достаточно данных для получения статистически достоверных выводов без применения той же электронной почты было совсем не просто.

Впрочем, сомнительными могут быть результаты и более масштабных исследований. Так, в 1952-м вышла статья американских ученых, в которой говорилось о стопроцентном совпадении сексуальной ориентации МЗ-близнецов. Результаты впечатляющие — получается, что природа и наследственность в гораздо большей степени определяют гомосексуальность, чем культура или пропаганда.

Статья 1991 года подкорректировала эту цифру: в этом исследовании по опросу респондентов и их родственников определяли сексуальную ориентацию 56 пар МЗ-близнецов, 54 пар ДЗ-близнецов-мужчин, 142 родных братьев и 57 пар приемных братьев. В результате гомосексуалистами оказались 52% однояйцевых близнецов, 22% двуяйцевых, 11% приемных братьев и 9,2% родных братьев — снова очевидное свидетельство генетических предпосылок гомосексуализма (результаты более позднего исследования с женской выборкой показали похожие результаты).

Но только откуда такие большие числа? Так много геев можно встретить разве только в американских фильмах и сериалах. Да и результаты с родными и приемными братьями противоречат глобальной гипотезе: сексуальная ориентация генетически идентичных на 50% родных братьев должна совпадать гораздо чаще, чем братьев приемных, которые лишь воспитывались вместе.

Оказалось, все дело в способах, с помощью которых экспериментаторы находили своих испытуемых: для статьи 1991 года ученые размещали объявление в гомосексуальной прессе, а исследование 1952 года и вовсе почти полностью было проведено на пациентах психиатрических больниц.

Более аккуратное близнецовое исследование сексуальной ориентации было опубликовано в 1992 году. В нем участвовало 46 гомосексуальных мужчин и женщин — однояйцевых близнецов. В результате их сексуальная ориентация совпала с сексуальной ориентацией братьев и сестер только в 10%/25% случаев для МЗ-близнецов и 8%/12% для ДЗ-близнецов (большие значения получались, если вместе с гомосексуалами учитывались и бисексуалы).

Близнецы и здоровье: от ожирения до аутизма

Представьте себе, что человеческий организм — это простыня, которая подвешена на резинках, тянущихся от крюков на потолке. Такую метафору предлагает знаменитый биолог-эволюционист Ричард Докинз, чтобы понять хитросплетения генетики и среды, определяющие все наши черты, вроде музыкального таланта, склонности к депрессии или даже предрасположенности к молочной пище.

Здесь крюки — это гены, а резинки — их влияние на признак. Некоторые гены пассивны и просто торчат по старой памяти из потолка. Видимо, они были нужны нашим предкам. От активных же к простыне тянутся резинки, которые могут стягиваться/растягиваться (ген используется чаще/реже) или даже скручиваться (ген мутирует) — все эти изменения повлияют и на простыню. При этом они коснутся не только прикрепленного к резинке участка, но и всей системы: других кусков ткани (других признаков организма), других резинок от этого крюка (активности этого гена в других частях организма) и даже резинок других крюков (активности других генов).

Так что о «генах гениальности» или «генах алкозависимости», вечных героях новостных заголовков, с такой картиной можно забыть. Даже обвешанный сотнями резинок крюк не может в одиночку определять какое-нибудь свойство простыни вроде скрученности по часовой стрелке. Но где здесь среда? Где питание человека или его круг общения? Посмотрите, говорит Докинз, наша простыня висит под потолком комнаты, а из окна к ней тянутся веревки от соседних деревьев и домов. Это и есть влияние среды.

•  
•  
•  
•  
•  

Анализировать для каждого отдельного внешнего признака организма эти хитросплетения — очень сложная, если вообще выполнимая задача. Поэтому в генетических исследованиях (в том числе близнецовых) считают обобщенную числовую характеристику — наследуемость, значение которой колеблется от 0 (изменчивость признака в популяции полностью вызвана влиянием среды) до 1 (изменчивость полностью вызвана различиями в генотипе).

Кроме того, наследуемость может меняться со временем или в зависимости от многих других параметров. Так, близнецовое исследование финских ученых 2008 года показало, что наследуемость индекса массы тела (отношение массы в килограммах к квадрату роста в метрах) уменьшается с увеличением физической активности (подтвердилась старая истина: чем больше человек двигается, тем меньше у него шансов наследовать лишний вес или, наоборот, болезненную худобу своих родителей).

В исследовании 2011 года изучали уже наследуемость аутизма. В нем участвовало почти 200 пар МЗ- и ДЗ-близнецов, в которых как минимум у одного партнера было обнаружено расстройство аутистического спектра. Оказалось, что однояйцевые близнецы гораздо чаще страдают этими психическими расстройствами вместе, чем двуяйцевые, а наследуемость аутизма колеблется в пределах от 0,7 до 0,9.

Близнецы и сознание: от телепатии до религиозности

8-летнего Ричарда Поульза закрывают в звукопроницаемой комнате и сажают перед ведром с ледяной водой. Через стенку — его брат Дамиан, обвешанный датчиками для контроля пульса, дыхания и электрической активности кожи. Исследователь подает сигнал. Ричард опускает руки в ведро. Глубокий вдох. Все датчики зашкаливают. Дамиан чувствует шок своего брата.

В такие рассказы о телепатической связи однояйцевых близнецов можно не верить, но то, что они гораздо лучше обычных братьев и сестер понимают друг друга, подмечено все–таки уже давно. Часто близнецам даже бывает сложно построить собственную независимую личность. Тем более, когда их с самого детства одевают в одинаковую одежду. Кроме того, близнецовые исследования Дженни ван Донген показывают высокую генетическую предопределенность многих характеристик головного мозга. Так, наследуемость объема головного мозга равняется 0,66–0,97, а его лобных долей и вовсе 0,90–0,95 (правда, наследуемость объема гипоталамуса значительно меньше: 0,40–0,69).

По этим формальным признакам генетически идентичные МЗ-близнецы должны обладать очень похожим сознанием. Может быть, именно этим можно объяснить такие странные совпадения в их судьбах, вроде любви к одной марке пива или разводов с супругами. Во всяком случае, вклад генов, вычисленный опять же на близнецовых исследованиях, в некоторые «признаки», которые, казалось бы, всегда лежали в плоскости «моя свободная воля и влияние окружающих», достаточно высоки: наследуемость курения для мужчин составляет 0,59, алкозависимости — изменяется в пределах 0,5–0,7, а любви к физическим упражнениям, соответственно, от 0,48 до 0,71.

•  
•  
•  
•  
•  

© Ariko Inaoka

 

В работе же 2005 года на близнецах изучали склонность к религии. В исследовании участвовало 169 пар ДЗ- и 104 пары МЗ-близнецов. С детства и на протяжении многих лет их спрашивали, как часто они ходят в церковь, молятся или обсуждают религиозные темы. Кроме того, исследователи задавали близнецам все те же самые вопросы о их ближайших родственниках — как часто, по их мнению, ходит в церковь мама или молится брат.

Оказалось, что в детстве практически все испытуемые верили в религиозную сплоченность своей семьи. Потом картина менялась — двуяйцевые близнецы все хуже знали своих родственников, да и сами все расходились в религиозных взглядах. Но близнецы, напротив, продолжали давать схожие ответы, как будто вера почти однозначно прописана в их идентичных геномах.

Близнецы и постоянство: пол и голос

5 мая 2004 года Дэвид Рейнер, 40-летний канадец из Оттавы, отец троих приемных детей, стреляет себе в голову из обреза. Несколькими месяцами раньше от передозировки антидепрессантов умирает его брат-близнец Брайан, а еще за 39 лет до этого Дэвиду сделали неудачное обрезание и сожгли половой член электрическим током. Но тогда он еще был Брюсом.

После операции незадачливые родители решили сделать из Брюса девочку, Бренду. Они нашли ему врача, который был уверен, что гендер формируется под воздействием окружающей среды, удалили яички и накупили целую уйму розовой одежды. Но в 11 лет Бренда наотрез отказалась от операции по формированию женских половых органов, а в 13 она узнает правду. Бренда три раза пытается покончить с собой, но выживает. Гормональные препараты и очередная операция помогают ей снова превратиться в мужчину.

В 2000 году Дэвид Рейнер — бывшая Бренда, бывший Брюс и будущий самоубийца — рассказал свою историю миру. Оказывается, он все детство мучался от ощущения несовпадения с самим собой. Не хотел принимать гормоны. Не играл с куклами. Не интересовался мальчиками. Гены точно знали, кто он есть на самом деле.

Но даже после таких историй можно еще долго спорить, что больше определяет гендерную принадлежность — природа или среда. А вот с нашими голосами все куда однозначнее. Похоже, они почти полностью определяются генами.

•  
•  
•  
•  
•  

В 2001 году ученые из Бельгии провели тест, в котором они предлагали испытуемым выбрать среди трех записей голоса двух МЗ-близнецов. Если бы такой выбор совершался случайно, то вероятность успеха составляла бы 33% (из трех людей можно составить три разных пары, одна из них и есть пара близнецов), но в эксперименте люди угадывали близнецов-мужчин и близнецов-женщин в 82% и 63% случаев соответственно.

Позже уже другая бельгийская группа провела еще одно исследование. Ученые взяли 45 пар однояйцевых близнецов, записали их голоса и дальше анализировали эту информацию: определяли верхнюю частоту звука, его интенсивность и даже чистоту. В результате практически по всем параметрам голоса МЗ-близнецов были очень близки друг к другу (некоторые отклонения наблюдались только у женщин или испытуемых в возрасте до 17 лет).

Близнецы и случайности: эпигенетика

Небольшая поправка ко всему предыдущему тексту: даже геномы однояйцевых близнецов отличаются друг от друга, и дело здесь не в мутациях. Достаточно небольшого, подчас случайного, изменения в условиях внутриутробной среды — и развитие ребенка пойдет несколько другим способом. Одни гены активируются, другие, наоборот, перестанут работать. Одна резинка натянется, другая пойдет складками, а третья и вовсе порвется. Так мыши-полевки весной рождаются с обычной шерстью, а осенью с длинной и густой. Столь полезное в преддверии холодов развитие организма по другому пути запускает небольшие перепады концентрации мелатонина, гормона «внутренних часов», в крови матери.

Такие изменения, будто ломающие вечную дихотомию «наследственность — среда», называют эпигенетическими. Дело в том, что геном — собрание инструкций по синтезу всех нужных организму белков — никогда не используется полностью. Более того, разные клетки организма используют его по-разному. Гены, чьи белки не нужны в этом месте и в это время, могут обратимо блокироваться химическими реакциями. Они меняют «внешнюю» структуру гена, делая невозможным синтез белка, но сохраняют его структуру «внутреннюю» — последовательность нуклеотидов, кодирующих состав белка.

Большое исследование, посвященное генетике МЗ-близнецов, появилось в 2005 году. Оказалось, что их эпигеномы отличаются еще с самого рождения, и с возрастом эта разница увеличивается. Причем тем больше, чем больше времени близнецы живут отдельно друг от друга. Но что вызывает эти изменения? Все то же самое, что определяется генами, — привычка к физическим упражнениям и курение, диета и алкоголь. Вечный круговорот среды и наследственности, запускаемый слепыми случайностями.

Единосущность Лайза Ренее
 

Единосущность

Лайза Ренее

Физиологические функции нашего мозга основаны на работе сложных наборов электрических паттернов и нейрохимических процессах, осуществляемых посредством множества импульсных сигналов. Некоторые из этих импульсов могут сигнализировать нашему мозгу об окружении и внешних силах, кроме того, могут быть внутренние сигналы мозга, создаваемые нашей собственной частотой мысли. Очень важно знать, что состояние частоты мозга изменяет состояние сознания. При медитации и спокойствии ума, меняется частота мозга и может измениться частота всего тела.

 Мозг человека состоит из нейронов, глиальных клеток (окружающих и защищающих нейроны) и кровеносных сосудов. Кора головного мозга почти симметрична левому (женскому) и правому (мужскому) полушариям, являющимися зеркальными отображениями друг друга. Левое и правое полушария головного мозга связаны мозолистым телом, большим сплетением нервов на макушке. Скрытая работа коронной чакры состоит в активации мозолистого тела для соединения левого и правого полушарий мозга в едином неврологическом и синаптическом сигнальном функционировании. Как только мозг объединяется по качеству с вибрационным мыслительным паттерном (женское творческое  объединяется с мужским логическим в мыслительном балансе), энергия всей правой (мужской) и левой (женской) сторон тела начинает объединяться внутри мозга. Этот процесс неврологического, мозгового и мыслительного объединения,  энергетический мужской и женский баланс начинаются в уме и сознании, сосредоточенном на объединении (единстве). Активация высшего интеллекта - процесс, который связывает все уровни сложных матриц человеческого тела путем объединения мужских и женских принципов сознания. Когда внутри нас объединены мужские  и женские принципы, мы можем подключиться к сознанию и общаться с уровнями интеллекта, не известными науке.

 Нейроны являются основными компонентами нервной системы. Насчитывается около сто миллиардов нейронов, связанных более, чем со ста триллионами синапсов в мозгу человека. Нейроны, в своей основе,  электрические и сходны с выключателями, работа их похожа на работу маленьких транзисторов, которые можно встретить в компьютерных микросхемах. Информация между нейронами передается химическим путем, синапсы испускают нейромедиаторы, действующие на другие нейроны. Большинство нейронов связано синапсами с несколькими тысячами других нейронов, создавая схему мозга, с возможностью подключения к хосту нейронных сетей.

 Сигналы между нейронами передаются синапсами или специальными связями с другими клетками. Нейроны могут соединиться друг с другом, формируя нейронные сети. Ключом к нейронным функциям  центральной нервной системы являются  синаптические сигнальные процессы, которые частично электрические,  частично химические. Когда синаптическая передача сигналов прерывается вредными электрическими частотами (например, технологическим управлением сознания посредством низкочастотной ЭДС, вредными излучениями), или воздействием ядовитых химикатов (например,  ртуть и алюминий в прививках, химические следы), синапс перестает посылать сигналы. Когда синапс прекращает функционировать или отравлен, нейроны, в конечном счете, отмирают. Когда нейроны отмирают, люди получают болезни двигатльных нейронов и мозга, например болезнь Альцгеймера и амиотрофический склероз. Вы когда-либо чувствовали головную боль после вакцинации? Это ощущение вашей иммунной системы, пытающейся остановить  поступление химикатов в нейроны мозга.

(продолжение следует)

Автор: Lisa Renee -  Consubstantiality,

Инструменты Радикального Прощения
 

Принятие самого себя или парадокс психотерапии

Сегодня я хочу рассказать вам одну тайну, которую знают только психотерапевты и те их клиенты, которые успешно движутся по направлению к обретению себя в новом статусе - в статусе счастливой, гармоничной личности, у которой всё, что бы ни задумал, всё получается так, как хотел...

Я сказала, что эта тайна известна тем, кто общается с психотерапевтами или читает книги, написанные лучшими из них... Хотя вот и нет... Некоторые клиенты психотерапевтов, сколько бы сеансов ни проходили, сколько бы книг ни читали, всё же не понимают этой тайны, сколько им ни говори об этом разными словами. Значит, их время понять это самому - ещё не наступило. Ведь только так понимаются самые главные вещи - до всего действительно важного ты должен дойти сам.

Эта «главная тайна психотерапии», о которой я вам расскажу, звучит как парадокс и поэтому сбивает с толку. Но самые верные истины - они всегда или же почти всегда звучат именно как парадокс.

Давайте для начала вспомним - что такое парадокс.

Парадокс (от древнегреческого - «неожиданный» или «странный») это верное суждение или имеющая место быть в реальности ситуация, которые, несмотря на то, что они верны и реальны, не имеют логического объяснения и звучат обескураживающе.

Парадоксом чаще всего называют именно высказывание, такое, которое расходится с общепринятым мнением и на первый (поверхностный) взгляд выглядит неразумной бессмыслицей.

Психологический анализ и осознанность
 

«ВСЕХ ЛЕЧИТЬ И НАКАЗЫВАТЬ» ЛЮДМИЛА ЖУКОВА
 

 

Почему вы стали психотерапевтом?

 

Показалось интересным. И время было такое, и были удачные совпадения. Когда я заканчивала факультет психологии, в Москве как раз появилась первая психологическая консультация. Ее руководителем был Владимир Викторович Столин, который собрал коллектив, и я в этот коллектив попала. И хотела этого, ну, потому что это было круто — никто же не занимался психотерапией, понимаете? Тогда это было модно. Все по Москве бегали, искали хоть немножко психологически думающих психиатров, книжки читали. 
А потом открылись границы, приехали западные психотерапевты, всех стали учить бесплатно.

А на психологический факультет вы поступили…

Потому что поняла, что на биофак не поступлю — химию не сдам. Пошла на психфак. Думала, что буду заниматься поведением животных — пойду к Курту Эрнестовичу Фабри. Но за время пути планы изменились. На психфак не собиралась вообще. Хотя, когда мои дедушка академик Евгений Самуилович Варга) с бабушкой еще жили в Австро-Венгерской империи, дед мой очень интересовался Фрейдом, даже посещал какой-то его кружок. Все биографы Фрейда знают, что он написал моему деду письмо. Но, когда ждали ареста деда, бабушка уничтожила все, что можно было уничтожить. Думаю, и это письмо сгорело. Много лет узелок ставился у двери, поскольку каждую ночь ждали ареста. Так что были всякие «знаки» про психологию. Например, мою бабушку Альфред Адлер лечил, потому что бабушка падала в обмороки. Ей если чего не нравилось, она раз — и в обморок. А дедушка очень пугался. И когда они еще жили в Будапеште, он повез ее в Вену показывать Адлеру. Адлер с ней пообщался, сказал: «Знаете, случай некурабельный» (это означало, что вылечить невозможно). И бабушка продолжала падать в обморок, когда ей чего не так.

Дедушка ее так и не раскусил?

А непонятно, это же серия семейных мифов, красивых историй про бабушку с дедушкой. Дедушка умер, когда мне 10 лет было, я их взрослым взором не видела. А бабушка умерла, когда мне было 22. Она была могучая женщина. Абсолютно без всякого страха. Я допускаю, что обмороки — это был такой способ грамотного решения конфликтов с дедушкой.

Я правильно понимаю, что дедушка был евреем?

Все мои предки евреи, абсолютно все.

А это как-то влияло на вашу жизнь?

 

И дедушка всегда считал, что еврейский вопрос решается путем тотальной ассимиляции. То есть он считал, что евреев не должно быть.

Нет, не влияло. Дедушка был рожден в очень бедной религиозной семье. Мать умерла, насколько я понимаю, когда он был очень маленький. И его воспитывала старшая сестра, а его собственный отец стал с ним разговаривать только после бар-мицвы. До 13 лет он ему слова не сказал — маленький еще, чего с ним разговаривать. И дедушка всегда считал, что еврейский вопрос решается путем тотальной ассимиляции. То есть он считал, что евреев не должно быть. Он вообще был против местечковости, националистических идей. Он же был коммунист.

 

Антисемитизм в Советском Союзе не заставил его изменить свои взгляды?

Никогда не слышала историй про антисемитизм. Наверное, в Советском Союзе, куда дедушка переместился в 1927-м или 1928 году, этого не было. По крайней мере, на его уровне общения, в его кругах. Вот сталинский террор — да. Пострадало очень много родственников. Но не потому что евреи, а потому что иностранцы, ну и вообще потому что всех брали.

Вы занимаетесь системной семейной психотерапией. Чем было обусловлено ее возникновение? Прежние подходы перестали казаться эффективными?

Системная семейная психотерапия «выросла» из кибернетики. Именно кибернетика стала описывать свойства систем, петли обратных связей. Толчок, как обычно, дала война — Вторая мировая. Надо было точно посылать снаряд в летящую цель, решался вопрос о том, какую поправку должно делать орудие с учетом летящего самолета и как оно получает информацию, где самолет будет находиться. Параллельно с этим, примерно, были работы нашего прекрасного ученогоБернштейна.

Он описывал, как формируется целенаправленное движение. Те же самые механизмы обратной связи — что должна сделать рука, чтобы молотком попасть по гвоздю. Каждый раз эта рука бьет немножко под другим углом, в зависимости от положения гвоздя в доске. Стало понятно, что те же процессы происходят и между людьми и социальные системы имеют многие механизмы, общие с другими открытыми системами. Люди стали понимать, что дело не во внутрипсихическом функционировании человека. Не интро-, а интерпсихическое функционирование имеет колоссальное значение. Стали видеть, как влияет на человека система коммуникации. Ведь что такое обратная связь? Это информация. Информацию мы как получаем? В коммуникации. Люди, попадавшие в определенную коммуникативную систему, вели себя похожим образом. У них развивались похожие вкусы, идеи и предпочтения. Это нам хорошо знакомо, например, по архитектуре тоталитаризма — что в Германии, что в СССР. Как могло большинство немцев стать жестокими солдатами и мучителями, а большинство советских людей доносчиками? Появился Грегори Бейтсон, который со своей женой Маргарет Мид стал заниматься культурой племен в далеких краях, куда раньше не было возможности добираться. Всех исследователей, которые в XIX веке занимались антропологией, мы знаем наперечет, потому что это была редчайшая возможность — поехать, описать и вернуться. А в ХХ веке появились деньги — можно поехать, прилететь, улететь. Появилось много информации про разные социальные системы, про разные культуры. Эта информация также помогла создать базовые основы теории семейных систем. То есть, сыграло очень много факторов.

Что касается проблематики, системная семейная терапия началась с того, что люди стали заниматься детьми в семьях. Больными. Страдающими шизофренией, анорексией. И только потом психотерапия стала распространяться на всю семью и конкретно на супружескую подсистему. И то, люди в 60-е годы еще не готовы были заниматься своей супружеской жизнью. Готовы были принимать помощь как родители, но не готовы были принимать помощь как супруги. И только в последнее время это стало востребованным.

А не был ли связан всплеск интереса к психотерапии и вообще ее появление с секуляризацией? Может быть, раньше религия — «опиум для народа» — выполняла функцию, которую отчасти взяла на себя психотерапия?

 

Религия ни раньше, ни теперь не выполняла психотерапевтических функций. Раньше нужды не было, потому что те проблемы, которые сейчас видятся как психологические, такими не считались, а теперь — потому что у нее нет инструментов, адекватных психологическим проблемам людей.

Понимаете, если жизнь «зарегулирована», например, церковью, очень стереотипна, про все есть свои «хорошо» и «правильно», то большинству людей не очень-то и нужна психотерапия. Психологические проблемы возникают, когда много свободы, воздуха много. Все эти случаи, которые теперь могли бы рассматриваться как психотерапевтические, — например ведьмы, кликушество, коллективная истерия — тогда виделись как одержимость дьяволом и решались другими путями. Но давайте посмотрим на «удельный вес» — количество ведьм на душу населения — и сравним с количеством людей, которые обращаются за психологической помощью сегодня. Просто несравнимые величины. Если жизнь расчерчена — каждый человек находится в своей колее.

 

Средневековый человек, живущий в европейском городе, понимал точно, как он будет жить. Родился в семье портного — скорее всего, будет портным, женится, дети и т.п. Нет психологических проблем. Возможно, и психики в нашем понимании нет. Так что психологические проблемы — это тоже примета времени. 
Религия ни раньше, ни теперь не выполняла психотерапевтических функций. Раньше нужды не было, потому что те проблемы, которые сейчас видятся как психологические, такими не считались, а теперь — потому что у нее нет инструментов, адекватных психологическим проблемам людей.

А можем ли мы судить о психологии средневековых людей? Ведь письменные источники доносят до нас лишь небольшую часть голосов. К тому же психотерапия основана, главным образом, на личном контакте?

Ничего нет, кроме историй, понимаете. Даже в личном контакте вы слышите некую историю, которую клиент сообщает вам. И это все равно только нарратив. А насчет того, что там было на самом деле, — нет ничего «на самом деле». Есть — на мой взгляд, и это вполне себе системная идеология, — сконструированная реальность. Да, мы про Средние века знаем только то, что источники до нас донесли. Ну, мы ими и пользуемся. А «правду» искать бессмысленно.

Так в чем же главная особенность системного подхода? В поиске проблемы за пределами человека?

 

Меняй систему, и изменится человек.

Понимаете, это у системного психотерапевта в голове методология другая. В психотерапии есть две теории фактически, ну, две с половиной. Одна — психодинамическая, которую начинал Фрейд, и дальше она развивалась и сейчас очень широко представлена самыми разными своими ответвлениями. Основная идея заключается в том, что у человека есть некий внутренний конфликт, который ему надо помочь разрешить. А как помочь — это от классического психоанализа до гештальттерапии. Есть вот эта половинка — теория научения, бихевиоральная теория: научи человека действовать иначе, и психика его перестроится. Очень симпатичная мне идея — «молись, и вера придет». И последняя, новая, третья — системная идеология, которая говорит, что человек — часть социальных систем, разных, одновременно многих, в частности — семьи, и на него действуют системные силы. Системные закономерности на него действуют, и они важнее его внутреннего устройства. Меняй систему, и изменится человек. Система меняется благодаря изменениям коммуникаций и человеческого поведения. Нельзя сказать, что системный терапевт вообще не видит человека и им не занимается. Его фокус-группа все равно люди. Просто у него в голове видение и методология другая. И способы воздействия другие.

 

Насколько важно учитывать культурный и национальный контекст, в котором существует семья? И насколько оправданы всякие национальные стереотипы — скажем, «еврейская мама»?

Вы знаете, мне кажется, что это не еврейский вопрос. Это вопрос геноцидированного народа. У армян такая же история. Народ, который пережил геноцид, очень трепетно относится к потомству. А что касается того, насколько на семью влияют другие социальные системы, то очень влияют, очень. Семья как матрешка. Она самая маленькая матрешка, потом — родственники и/или ближний социальный круг, потом организации, в которых работают члены этой семьи, дальше — политическая ситуация в стране, общекультурный процесс и цивилизация, в которой это все происходит. И любой системный терапевт не может игнорировать культуру своего времени, не может не учитывать доминирующих в обществе дискурсов. Он бесконечно смотрит модные фильмы, читает модные книжки. Невозможно помогать, если ты не понимаешь культурного контекста.

Миграция — один из очень серьезных стрессоров для семейной системы. Обычно получается так, что поколение родителей — во многом носители культуры страны происхождения, а дети уже адаптированы к культуре страны проживания. В семье живут люди разных культур. Теряются эмоциональные связи — это болезненно, особенно для старшего поколения.

То есть, если ребенок оказывается перед выбором, он скорее стремится не сохранить семейные связи, а адаптироваться к этой новой реальности?

Да, и это лучше. Он должен создавать свою семью и помогать расти своему потомству. Вот эти вертикальные связи от родителей к детям — это нормально, но от детей к родителям бешеные привязанности — это для детей плохо.

Расскажите о трансгенерационном подходе. Я о нем слышала в несколько вульгарном изложении — мифы, родовые проклятья. Имеет ли он отношение к науке?

 

Давайте сразу договоримся, что психотерапия -- не наука. И не претендует на это совершенно.

Давайте сразу договоримся, что психотерапия — не наука. И не претендует на это совершенно. Это другого типа знание — практическое знание. Что касается трансгенерационного подхода, его создал такой психотерапевт Мюррей Боуэн. По образованию он был врачом общей практики и довольно долго работал чуть ли не хирургом. Только потом, после Второй мировой войны, он стал заниматься психиатрией и создал эту концепцию. Она совершенно биологическая в своей основе, эволюционно-биологическая. Заключается в том, что, помимо информационной системы, есть еще эмоциональная система, в которую мы тоже включены. Эмоциональная система более архаическая и более всеобщая. В нее включаются, например, и домашние животные. И эта эмоциональная система тоже устроена по своим законам: люди заражаются эмоциями друг друга, делятся этими эмоциями — вольно или невольно. И люди в семье, естественно, особенно чувствительны к эмоциональным переживаниям друг друга, как бы они к ним не относились. Можно очень злиться на то, что твоя мама опять заражает тебя своей тревогой, но никакого способа отгородиться от этой тревоги практически нет. Это очень трудно. Собственно, трансгенерационная концепция — это история про то, что происходило в эмоциональной системе в поколениях, потому что эмоции живут дольше, чем мысли. Эмоциональное поле семьи воспроизводится из поколения в поколение. Задаются способы реагирования, нормы чувствования. Для кого-то выражать гнев — это дверь закрыть, а для кого-то — тарелку разбить. И этому люди научаются в своих родительских семьях. Там закладываются нормы реагирования на разного рода ситуации, какая эмоция в какой ситуации адекватна.

 

Но, кроме того, есть всякого рода эмоции, которые только в семье и проявляются — в действии и в полном объеме. Потому что те эмоции и проявления, которые практикуются в семье, обычно больше нигде не проявляются — это уникальное. В семье спят, едят, болеют, пользуются туалетом, занимаются сексом, рожают детей, ссорятся, мирятся — то есть там очень интенсивное эмоциональное взаимодействие и эмоциональное поле. Любой человек, погружаясь в него, начинает жить по законам этого поля. Например, возьмем тревожную семью. Самый главный источник тревоги и напряжения — супружеские отношения. Появляется ребенок. Ребенок не может быть свободным от эмоционального поля семьи. Он обязательно включится в эмоционально напряженное, тревожное эмоциональное поле, которое существует между родителями, не может не включиться в него, потому что у него нет альтернативы — это его семья и его реальность. И он начинает, например, функционировать так, чтобы уменьшать это напряжение: создает проблемы (болеет, плохо себя ведет, плохо учится и т.п.), тогда родители объединяются и напряжение уменьшается. Ребенок обслуживает психологические потребности своих родителей, и это мешает ему развиваться, жить своей жизнью, снижает его уровень функционирования. Такой ребенок, когда вырастает, часто создает подобный напряженный тревожный союз, и его дети повторяют ту же историю.

Мюррей Боуэн подробно описал, как работает механизм межпоколенческой передачи эмоций и способов функционирования. В частности он показал, как последовательное снижение уровня функционирования в нескольких поколениях приводит к появлению ребенка, страдающего шизофренией.
Насчет родовых проклятий — это такая вульгаризация понятий. Хотя, конечно, если страх мужчин из поколения в поколение передается девочкам в семье, то ожидать, что эта девочка легко и непринужденно сто пятьдесят раз счастливо выйдет замуж, не приходится.

А «расстановки по Хеллингеру»? Магия?

Это тоже системный подход. Берт Хеллингер был миссионером в Африке. И наблюдая за тем, как живет африканское сообщество, пришел к выводу, что там есть очень эвристичные, хорошие способы решения разного рода семейных конфликтов. Вернулся со своего служения и создал метод расстановок, который стал развиваться. Это как бы ритуальные способы поведения, направленные на возрождение неких основ семейной жизни. Ничего плохого в этом подходе не вижу. Терапия происходит в группе, человек воспроизводит с помощью других членов группы свою проблемную ситуацию, а расстановщик помогает расставить, в буквальном и переносном смысле, членов этой семьи, роли которых исполняют члены группы, так, чтобы ситуацию разрешить. Например, одной моей давней клиентке это очень помогло. У нее были бесконечные выкидыши. Она пошла на расстановки. И расстановщик всех женщин ее рода, сколько она помнила, поставил сзади нее. Была толпа женщин за ней, которые что-то ей там говорили (есть специальные формулы). Сложно говорить, что помогло только это, — я думаю, много чего: она и лечилась, и счастливо замуж вышла, все сошлось, но у нее в голове осталось это ощущение силы: что ей не надо бояться делать попытки и не надо бояться родить ребенка. Потому что она поняла, что вырастит его: за ней толпы женщин, которые рожали и выращивали. Она увидела эту цепочку.

А вы не сталкивались в своей практике с тем, что на семейные истории ваших клиентов влияли какие-то прошлые трагические события — скажем, Холокост?

Я с жертвами Холокоста как с клиентами не встречалась ни разу. С еврейскими семьями, которые страдали от антисемитизма, — да, конечно. И, конечно, этот опыт влияет. Потому что это тоже создает определенные эмоциональные стереотипы, и страхи, и какие-то презумпции, может быть, не всегда реалистичные, и отношение к себе такое двойственное. Я думаю, что человек, который считает, что он жертва антисемитизма, находится в невротической ситуации, потому что он, с одной стороны, боится, а с другой стороны, презирает и считает, что «я лучше их». И такое «мы — они» — это вредное разделение, враждебное. Поэтому он все время крутится между «я — бог, я — червь»: в своей среде «я — бог», в их среде «я — червь». Но, понимаете, для системного подхода не важно, что это именно антисемитизм. Сюда попадает любая ситуация, в которой человек считает, будто находится во враждебном социальном окружении. То же самое у русских, в семьях которых пострадали от раскулачивания, от голода, от сталинского террора, от внезапных смертей. У них тоже есть социальные страхи, которые устроены примерно так же.

Но принято считать, что Холокост и геноцид армян — уникальные события в истории ХХ века.

Не согласна, что это уникальные события. Европоцентристское сознание делает их уникальными, потому что эти трагедии происходили в Европе. А геноцид тутси в Руанде, а деколонизация Анголы — по сути тот же геноцид. Я думаю, люди, пережившие геноцид, где бы он ни был, имеют сходные психологические проблемы. Близко к этому и переживания людей, испытавших социальный террор — принудительную миграцию, раскулачивание. Эти страшные трагедии ХХ века создали у потомков травмированных людей специальную задачу — адаптироваться в социуме, который они по семейной традиции считают враждебным и опасным, но который, возможно, сейчас таким уже не является.

А терапия направлена на то, чтобы человек перестал воспринимать социум как враждебный?

Это не важно. Мы не знаем, как ему лучше. Это в разговорах выясняется, что для него является более функциональным: убежать отсюда в дружелюбный социум или перестать бояться. По моему опыту, самое эффективное — искать лекарство от страха. Потому что страх, во-первых, переживается очень мучительно, вредно для здоровья; а во-вторых, он приводит к побочным эффектам — к повышенной агрессивности, например. В общем, страх — плохой советчик. Помимо непосредственного страха, когда твоей жизни или здоровью или твоим детям что-то угрожает, на мой взгляд, нигде страх особенно не пригождается. Это все история жизни поколений, которые испытывали страх и испытывали его не зря, и именно этот страх как установка, что «мир опасен, люди злы, и ты береги себя, потому что ты находишься под ударом», — очень влиятелен. Человек может сам в жизни никогда ни от чего не пострадать, все у него может складываться нормально и личного опыта ущерба у него нет, но он был у бабушки, например. А этот человек реагирует и действует так, как будто именно в его жизни была опасность.

Кому нужны психотерапевты? Если судить по кинофильмам, у каждого американца есть писхотерапевт, и идут они к нему с теми же проблемами, какими мы делимся с друзьями.

 

Я знаю только один фильм -- «In Treatment», -- где более или менее клинически достоверно показана жизнь психотерапевта. А так -- это всегда профанация.

Понимаете, невозможно сделать популярные фильмы, которые не профанировали бы профессию. «9 дней одного года» — там физики шикарно показаны, да? Смех. Любая популяризация есть профанация. Я знаю только один фильм — «In Treatment», — где более или менее клинически достоверно показана жизнь психотерапевта. А так — это всегда профанация. Поэтому и кажется, что люди ходят к психотерапевтам из-за всякой ерунды. Я считаю, что хорошо, когда у всех есть возможность пойти к психотерапевту. А будешь ты ей пользоваться или не будешь — как хочешь. Это опять же вопрос культуры. Наши предки зубы себе руками рвали. И лечили брадобреи — кровь пускали. Это такой вопрос — что понимать под хорошим качеством жизни. Есть случаи, когда прямо показано — нужно идти к психотерапевту. Но это, конечно, не тотально и не всем.

 

Не случается ли так, что человек попадет в зависимость от психотерапевта и не может обходиться без эмоциональной поддержки и постоянных излияний?

 

Кажется, что если ты пошел за помощью, то ты уже повесил себе на грудь табличку «Я — псих», и все ее теперь будут видеть.

Нет, психотерапия — это не про излияние. Особенно системная терапия. Системные терапевты стараются минимизировать информационный поток. Это опять же результат популяризации, когда кажется, что человек приходит к психотерапевту и рассказывает. Все совсем не так. Даже психоанализ — это все равно не про то, что он сидит и бубнит одно и то же, а психоаналитик, сидя у него за спиной, спит, потому что слышал это уже сто пятьдесят раз. Очень жаль, если психотерапевт только и способен, что на эмоциональную поддержку, потому что это мелочь. Но это опять про социальные страхи и про психофобию, которая вообще у нас распространена. Ваш вопрос этим и продиктован. Кажется, что если ты пошел за помощью, то ты уже повесил себе на грудь табличку «Я — псих», и все ее теперь будут видеть. Это опять про что? Про то, что социум опасен. Ты идешь за помощью, значит, ты сам не справляешься, значит, ты слаб, и значит, тебя сейчас побьют. Почему нельзя рассказывать ни про хорошее, ни про плохое у нас в обществе? Нельзя хвастаться, потому что позавидуют и отнимут, и нельзя рассказывать про свои беды, потому что все сразу увидят, что ты слаб, и будут тебя ногами бить.

 

Разные подходы в психотерапии дополняют друг друга или вступают в противоречие? Можно ли говорить о том, что одни более эффективны, другие менее эффективны? Или, может быть, это зависит от конкретной ситуации?

Сложный вопрос. Понимаете, сейчас весь мир занимается поиском валидных способов измерения эффективности психотерапии. До этого реально существовал только самоотчет клиента. А самоотчет клиента зависит от того, как он относится к своему терапевту. Если он любит своего терапевта, что вообще-то ему полезно было бы делать, и доверяет ему, тогда он скажет: «Да, вы знаете, вот особенно ваш градусник, доктор, помог». По всем данным, до последнего времени все психотерапевтические методы были в среднем одинаково эффективны. Но теперь у нас есть возможность смотреть, что происходит на уровне нейронов (Neuroscience), сканировать мозг и видеть, какие нейрональные связи меняются в результате терапии. И, видимо, это станет способом измерения эффективности. Но это последние достижения, и можно только мечтать о том, чтобы массово загонять всех клиентов на сканирование мозга — до начала терапевтического проекта и после.

Что касается методологии, то методологически психоанализ, например, и системный подход очень плохо соединяются. Конечно, все мечтают соединить, интегрировать, сочетать. На мой взгляд, ни у кого не получается, потому что пока я не вижу общего знаменателя. Психоаналитики очень любят распространять свое влияние на все, потому что они верят в эффективность своей работы и считают психоанализ некоей панацеей. Но меня это не убеждает.

Но при этом вы не исключаете, что психоанализ кому-то помогает?

Конечно! Я вас уверяю, и бабка, которая вам плюнет в глаз, тоже может быть очень помогающей. Это же вопрос коммуникации. Если удачно сложилась коммуникация, то поможет. До какой степени, как надолго, насколько глубоко — это все следующий вопрос. Если человек верит бабке и бабка его не разочаровала, поможет бабка.

То есть в большей степени эффективность зависит от коммуникации, от личности психотерапевта?

От личности психотерапевта, на мой взгляд, не очень зависит. Вообще это плохая идея. Психотерапевт — профессионал. Его личность нивелируется в процессе его работы. Нам эта личность не нужна, нам нужны его навыки и умения. И профессиональная честность.

А как профессия влияет на жизнь психотерапевта?

Профессиональная деформация, конечно, очень сильная. Ты интенсивно общаешься и погружен в человеческие страдания. Уходишь с работы, а общаться, в общем, не хочется. Много работающий психотерапевт – это в жизни такой персонаж, несколько субдепрессивный, довольно замкнуто живущий, еще и потому, что полно этических ограничений — ты не можешь ни на какое событие вместе со своим клиентом попасть. Попал — должен уйти. Поэтому сидишь в основном, выдыхаешь. Но и, поскольку личность должна быть нивелирована, психотерапевт сам время от времени ту или иную психологическую помощь должен получать. Если у него в жизни случилось что-то тяжелое и он боится, что не сможет хорошо работать, он обязательно идет на супервизию. Обязан это делать. Если он этого не делает, гнать его надо из профессии. Он постоянно супервизирует свои сложные случаи, то есть он сам постоянно под воздействием находится. Он сам клиент, он сам терапевт. И это одновременно в одном человеке. Поэтому, да, есть какая-то профессиональная деформация. Моя дочь в какой-то момент, когда я только еще осваивала, а она уже освоила PowerPoint, сделала мне рамку для всех моих презентаций. Каждый слайд начинался со слов: «Всех лечить и наказывать». Я потом долго не могла это убрать. 
Надо профессиональную позицию оставлять в кабинете, выходить с какой-то другой, общечеловеческой. Но если ты ее мало практикуешь, то она у тебя хилая, а профессиональная идентичность — такая могучая.

В общении с друзьями это не мешает? Вы можете реагировать как подруга, а не как психотерапевт?

Я льщу себе надеждой, что да. Что я могу реагировать как мать, жена, дочь и друг. Вот очень на это надеюсь. Стараюсь.

Бросить все. Уставшие от жизни люди Бросить все. Уставшие от жизни люди
 

Бросить все. Уставшие от жизни люди

В прошлом году наша соседка, занимающая довольно жирную должность, бросила работу, сдала свою прекрасную трехкомнатную квартиру успешной молодой семье и уехала жить на дачу. Навсегда.

До пенсии ей оставалось еще лет 15-20.

Окружающие недоумевали и крутили пальцем у виска. Бросить такую работу? Такую квартиру? Променять все на деревянную халупу с сиренью под окном и видом на болотце? Это ненормально. Да все мечтают добиться такого успеха!
А она абсолютно счастлива.

И остаток жизни собирается провести на маленькой деревянной террасе, читая книги, сажая на выделенном под огород квадратном метре петрушку и готовя детям борщи.

Конечно, я немного утрирую.

Она куда-то что-то пишет. Где-то читает какие-то лекции. Что-то делает и что-то зарабатывает. Но это настолько незначительно и неутомительно по сравнению с ее прошлой жизнью, что даже упоминания не стоит.

С каждым годом таких людей становится все больше.

Конечно, не все бросают все и уезжают в глушь. Но меняют жизнь существенно. Например, из врачей уходят в свободные фотографы, из бухгалтеров — в журналисты.

Обратите внимание: почему с каждым годом становится все больше и больше фрилансеров? Да, в век интернета и высоких технологий нет необходимости быть привязанным к конкретному рабочему месту и жесткому графику с девяти до шести. Но есть и другое.

Есть уставшие от жизни люди.

Слишком настойчиво нам пытаются навязать успешность. Успешность. Вы можете дать четкое определение этому слову?

С детского сада человек загружен под завязку. Бесконечная обязаловка. Ранние подъемы. Манная каша. Тихий час. Сиди тихо. Кружки. Суббота. Ранние подъемы. Английский и рисование. Школа. Ранние подъемы. Уроки. Домашние задания. Экзамены. Снова экзамены. Институт. Ранние подъемы. Лекции. Экзамены. Работа. Ранние подъемы. Совещание. Отчеты. Планерки. Авралы.

favim

На пенсии выспишься. Сперва добейся.

Бейся головой о стену. Будь успешен. «Высокоэффективные люди». Слыхали? Не ленись, не болей, отработал — умирай. Отличный работничек. Мечта каждого руководителя. Не простывает, не устает, не ходит в отпуск и на детские утренники, работает сверхурочно и по выходным. Он же хочет быть высокоэффективным и успешным. Надо. Точно надо?

На протяжении всех лет обучения отчаянно пугают и угрожают. Учись, а не то ничего из тебя не будет. Учись, а не то, кроме как в дворники, никуда не возьмут. Учись, а не то...

Стандартный набор. Два высших образования. Удачное замужество. Престижная работа. Квартира, машина и дача. Море пару раз в год. Париж на годовщину свадьбы. Дети в гимназии. Двадцать сапог, тридцать сумок. На сезон. Все как у людей. Точно надо?

Кто-то когда-то решил, что именно вот это вот все и есть успешность. А вы уверены, что именно в этом она измеряется? И нужна ли она вообще?
Успешность. На самом деле это одно из самых больших надувательств нашей жизни.

Все это неважно.

Понимают сию простую истину, как правило, глубоко уставшие от жизни люди, для которых на первое место выходит душевный покой. Возможность никуда не бежать. Никому ничего не доказывать. Жить, а не выживать.

look

Есть люди, которые бежали, бежали, потом упали и поняли, что больше не могут. Тем более когда речь идет о новом поколении молодых людей, которые уже с двадцатилетнего возраста успели побывать на серьезных руководящих должностях, тянущих за собой непомерный груз забот и ответственности. Они уже все видели, все умеют и больше ничего не хотят, кроме покоя. Этакая ранняя старость.

Тогда они вдруг начинают видеть жизнь в другом свете. Чаще это случается на фоне серьезного переутомления и сильного стресса. Валяясь в больничке, можно многое понять.

Уставшие люди постепенно меняют все и меняются сами. Они учатся жить заново, полностью подстраивая обстоятельства под себя, под свои потребности, желания и биологические часы. Полностью контролируя свою жизнь, не доверяя ее настроениям и решениям работодателей. Они рисуют акварелью и много читают. Варят борщи и пекут пироги. Гуляют в парке и играют с детьми в мяч. Просто дышат воздухом. Понимают, что одной сумки, оказывается, вполне достаточно.
Учатся жить сегодня и сейчас, чувствуя каждую минуту.

Именно поэтому уже достаточно давно появились такие понятия, как дауншифтинг и общества борьбы с чрезмерным потреблением, стали так популярны фриланс и зимовки в индийских хижинах.

favim

Дворник.

С детства пугали. А сейчас кажется, что хорошо на свежем воздухе метлой махать.

Во всяком случае, эта работа представляется мне привлекательнее редакторской должности в ежемесячном журнале объемом более ста страниц. Когда нет времени поесть и выпить чашку кофе. Когда в десять вечера вдруг вспоминаешь, что еще в обед хотел сходить в туалет. Когда в одиннадцать вечера звонит рекламодатель и просит срочно переделать макет. А в девять утра журнал уже должен быть в типографии... А потом спускаешься вниз по темной лестнице, потому что лифты в здании давно не работают. И не вызываешь такси, а идешь пару остановок пешком, чтобы немного прийти в себя. И думаешь о том, что к утру надо дописать статью и в восемь уже быть в редакции. А дома голодный ребенок и его недописанное сочинение. А в полпервого ночи внезапно звонит проснувшийся автор и просит внести правки в текст. И утром снова эта круговерть. И за полчаса до сдачи в типографию придет главный и скажет переделывать все к чертовой матери. Как? Ему плевать. Выходите в выходные.

Есть люди, которые реально получают от всего этого удовольствие. До конца жизни не уставая от сумасшедшего ритма. И могут чувствовать при этом жизнь во всех ее проявлениях. Ну и отлично. Не могут же все быть суперуспешными. Не могут все занимать престижные должности и руководить суперуспешными компаниями. Кто-то должен и опавшие листья мести.

Уставшие от жизни люди и люди, гоняющиеся за успехом, никогда не поймут друг друга. Ясно, что каждому свое. Но если вы чувствуете, что больше не можете, не бойтесь все изменить. Не надо относиться к жизни слишком серьезно. Она для этого слишком коротка.

Автор: Анна Петрова
Источник: tut.by

Источник: http://www.adme.ru/svoboda-psihologiya/brosit-vse-ustavshie-ot-zhizni-lyudi-809510 © AdMe.ru

Анатомия эгоизма

Эгоизм во всем. Эгоизм личности обнаруживается во всех социальных и возрастных группах, во всех сферах бытия. Он причиняет своим жертвам неизлечимую боль и страдание, моральный и материальный ущерб, ломает судьбы людей, разрушает коллективы и организации.

Без заголовка
 

Инструмент осознанного движения, закон Совершенства (​30.03.14)

Нейрохимия позитивного разговора Джудит Глейзе
 

Нейрохимия позитивного разговора

Почему негативные разговоры и замечания преследуют нас гораздо дольше, чем позитивные?

Начальственная критика, спор с коллегой, размолвка с другом — и разом забывается целый месяц единодушия и похвал. Если вас назовут лентяем, безответственным, халтурщиком, вы это не просто запомните — обида станет частью ваших мыслей. Гораздо легче забыть, сбросить со счетов все случаи, когда вам говорили, какой вы талантливый, добросовестный или как вами все гордятся в компании.

Это явление в значительной мере обусловлено химическими реакциями. Когда на человека обрушивается критика, отвержение или страх, когда ему кажется, что его сдвигают на обочину или умаляют его заслуги, в организме вырабатывается большое количество кортизола — гормона, который отрубает мыслящую часть мозга и активизирует типы поведения, направленные на самозащиту и избегание конфликта. Человек становится более чувствительным и остро реагирует на раздражители. Ему мерещится в словах собеседника даже большая враждебность, чем присутствует на самом деле. Подобный эффект затягивается на 26 часов, и неприятный разговор глубоко впечатывается в память, а потому оказывает существенное влияние и на наше поведение в будущем. Кортизол — словно таблетка с пролонгированным действием: чем сильнее мы переживаем, тем длительнее будет эффект.

Позитивный комментарий и добрый разговор тоже вызывают химическую реакцию, поощряют выработку окситоцина, гормона хорошего самочувствия, который повышает в человеке способность общаться, сотрудничать и доверять людям. При этом активизируются связи в коре лобных долей головного мозга. Но период метаболизма окситоцина значительно короче, чем у кортизола, а потому и эффект не столь силен и не столь продолжителен.

Именно «химией разговора» объясняется, почему всем нам, в особенности руководителям, нужно внимательнее следить за ходом любого общения. Те формы коммуникации, при которых повышается уровень кортизола, ведут к снижению «интеллектуального уровня общения», я обозначаю его как C-IQ, то есть человек утрачивает способность подключаться и мыслить новаторски, проявлять эмпатию, креативность, готовность к работе в команде. И напротив, те формы поведения, которые способствуют выделению окситоцина, повышают уровень C-IQ.

За последние 30 лет я помогла руководителям многих компаний, в том числе Boehringer Ingelheim, Clairol, Donna Karen, Exide Technologies, Burberry и Coach, освоить приемы, которые повышают уровень C-IQ. Недавно The CreatingWE Institute вместе с Райаном Смитом, гендиректором Qualtrics, крупнейшей в мире компании в области онлайн-анализа данных, решил сопоставить частотность негативных (продуцирующих кортизол) и позитивных (продуцирующих окситоцин) общений на рабочем месте. Мы попросили руководителей оценить по шкале от 0 до 5, как часто им приходится участвовать в определенных видах бесед, позитивных и негативных. 0 означает «никогда», 5 — «очень часто».

Увеличить

 

По-видимому, руководители чаще прибегают к позитивному поведению, которое повышает уровень окситоцина и C-IQ, чем к негативным видам поведения, и это хорошая новость. Респонденты указали, что все пять видов позитивного поведения, в том числе «забота о других», встречаются в их практике чаще, чем пять негативных, таких как «притворное слушание», и это хорошая новость. Однако большинство респондентов, почти 85%, признают: иногда их поведение вредит не только конкретному разговору, но и попросту портит отношения. К сожалению, когда лидеры прибегают к обоим видам поведения, в мозгах подчиненных возникает неопределенность и неуверенность, уровень кортизола снижается, падает и количество CI-Q.

Приведем в пример Роба, топ-менеджера из Verizon. Он считал себя хорошим руководителем: указывал подчиненным, что им делать, ставил четкие цели, требовал от команды высоких результатов и безупречного качества. Но у одного из подчиненных случился сердечный приступ, а еще трое попросили о переводе в другой отдел — вот тут-то Роб и понял: с ним что-то не так.

Наблюдая на протяжении нескольких недель за манерами Роба, я убедилась в заметном перевесе негативных (продуцирующих кортизол) форм поведения над позитивными (продуцирующими окситоцин). Он не поощрял дискуссию, не выражал интереса к собеседникам, не рисовал заманчивую картину общего успеха — он навязывал собственные идеи, в большинство дискуссий ввязывался с заранее готовым мнением, с намерением убедить всех в своей правоте. И ничьему влиянию не поддавался, даже особо не прислушиваясь к чужим словам.

Когда я указала на это Робу и объяснила, как действуют его манеры на уровне химических процессов, он пообещал измениться и сдержал свое слово. Несколько недель спустя один из членов команды спросил меня: «Чем это вы опоили босса?»

Я не говорю, что нельзя требовать от подчиненных конкретных результатов или что никогда нельзя критиковать за дело — но необходимо требовать и критиковать так, чтобы никто не чувствовал себя отвергнутым или униженным. Желательно сокращать выработку кортизола и повышать уровень окситоцина. Следите за тем, как одни формы поведения способствуют открытости, а другие вынуждают собеседника закрыться. Управляйте химией отношений.

Материал подготовлен при участии Ричарда Глейзера, доктора биохимических наук, одного из соучредителей The CreatingWE Institute.

10 нелепых ошибок

Все люди иногда ошибаются. Однако некоторые ошибки мы повторяем снова и снова (наши любимые грабли). Это ошибки, которые мы совершаем в процессе размышления над обстоятельствами нашей жизни. Такие ошибки приводят к неполному осознанию ситуации, непониманию поведения других людей и нашего собственного и порождают массу негативных эмоций.

Психологический тест

Возьмите бумагу и карандаш, и записывайте ответы. Вам это понадобится в конце. Ответы должны быть честными, это поможет узнать многое о том, каков/а ВЫ на самом деле.

1. Расположите этих животных в порядке, соответствующем Вашему отношению к ним (кто больше нравится):

а. корова
б. тигр
в. овца
г. лошадь
д. свинья

2. Напишите по одному определению (1 прилагательное к каждому):

а. собака
б. кошка
в. крыса
г. кофе
д. море

3. Подумайте о ком-то (кто знает Вас, и кто важен Вам), и соотнесите их с определённым цветом (не повторяйте ответ дважды, укажите только по одному человеку для каждого цвета):

а. жёлтый
б. оранжевый
в. красный
г. белый
д. зелёный

Убедитесь, что Ваши ответы это то, что Вы на самом деле чувствуете... А теперь смотрите результаты!

Пастырские и психотерапевтические аспекты консультирования больных шизофренией.
 

Пастырские и психотерапевтические аспекты консультирования больных шизофренией.

Доклад прочитанный на XIII Симпозиуме Европейского Движения Христианской антропологии, психологии и психотерапии в Риме, 2-5 октября 2014 г.

Мой опыт работы с психически больными людьми, больными шизофренией, достаточно ограничен. Я могу вести речь о нескольких основных случаях. И поэтому я предлагаю свои наблюдения не как некоторое обобщение, а как размышление, основанное на сравнительно небольшом опыте. Я заранее хочу предупредить, что это размышление не психиатра, не клинического психолога, а, прежде всего, психолога и священника. Передо мной стояли две задачи: пастырская задача и психологическая задача, а также задача общения с родителями, как правило, с родителями или с семьей психически больного человека.

В предупреждение также важно отметить, что целью моей работы не являлось исцеление или решение собственно психологических задач, обслуживающих саму болезнь, и поэтому мои размышления носят характер человеческий, пастырский и психологический в двух следующих аспектах.

Первый аспект моей психологической работы заключается в том, чтобы наладить и установить контакт с той частью личности, которую можно считать в этой болезни «сохранной», пользуясь термином психиатрии, и в этом смысле продолжить эту работу в аспекте контакта личности больного со своей здоровой частью, со своей сохранной частью личности.

Второй аспект моей работы заключался в том, чтобы наладить работу сохранной части личности с «самой болезнью» как объектом самоотношения. Представляется важным и необходимым выстроить терапевтическое отношение к болезни —  как духовное, так и психологическое, найти возможности самонаблюдения и его оптимальные способы, коррекции этого отношения, а также сформировать адекватное отношение к врачу, к терапии, к своим лекарствам и к результатам лечения.

Примеры

В моем выступлении объединен опыт нескольких случаев.

1.  Молодой мужчина 30 лет, которого зовут Марк. Он живет с матерью, периодически ищет работу — то работает волонтером, то работает на низкооплачиваемой работе. Сменил много мест работы, у него достаточно обширная трудовая биография. Нигде он не задерживается надолго. У него есть трудности в общении. У него есть трудности с социализацией. Ему очень трудно принять то, что он не всегда адекватен, и то, что он не находит своего места в этой жизни. Он хочет самостоятельно зарабатывать. У него чувство вины перед матерью, что он живет на ее деньги.

Диагноз поставлен достаточно рано. Из анамнеза, который я знаю со слов Марка, он уже с 14 лет знаком с различными вариантами диагнозов, которые ему озвучили. Он знает, что он болен. Он знает, что у него ограниченные возможности, хотя сам термин «шизофрения» и термин «шизофреник» он к себе не применяет никогда.

Он обратился ко мне по настоянию матери, запрос которой был не очевиден, с которой я не встречался, и прояснить до конца не мог. Запрос самого Марка выяснить было невозможно. Это станет понятно из рассказа о самом случае. Вывод о том, что он болен шизофренией, я сделал на основании рассказа его о своих клинических злоключениях, о госпитализациях, которые были в отрочестве, но их не было уже в зрелом возрасте, и на основе собственных клинических наблюдений. Насколько они верны, я критически не оцениваю, оставляю это на суд читателей и слушателей.

Главная трудность в общении с Марком заключается в том, что Марк постоянно переводит речь с себя на консультанта, никогда не отвечая прямо на вопрос. Самая главная особенность общения с Марком — это бесконечный перенос речи с себя на другого, постоянное увиливание, постоянная маскировка и постоянная манипуляция.

2.  Молодой человек по имени Алик, которого на консультацию прислал отец, и отец оплачивал его консультацию. И, по видимости, отец предлагал мне разобраться с тем, насколько Алик болен, и болен ли вообще, и если не болен, то поставить его на путь истинный. Отец верующий, ходит в храм и настойчиво убеждал своего сына в том, что если Алик будет постоянно ходить в храм, держать себя в руках, придерживаться назначенной отцом дисциплины и прилагать достаточные усилия к своей душе, то болезни у него не будет.

В течение всего нашего общения с Аликом не удалось понять, насколько отец изменил свое отношение к болезни Алика, и насколько вообще изменилось отношение к личности Алика, насколько отец стал смягченным. Алик, по моей рекомендации, обращался к психиатрам в знакомом мне психологическом центре, получал оттуда помощь, получал оттуда назначения на медикаменты. Диагноз «шизофрения» был мне подтвержден коллегами, и этот диагноз мы обсуждали с Аликом. Тем не менее, особенно критического отношения к болезни выработать так и не удалось. Даже в конце всего срока консультирования Алик отказался от лечения и высказал свое убеждение в том, что он не болен, и ему психиатр больше не нужен, тем не менее, продолжал приходить ко мне на консультации.

Алик учился. Закончив один институт, он поступил в другой. Немного работал, но второе образование (юридическое) завершить не смог. Алик достаточно интеллектуально развит, как и многие страдающие шизофренией, очень склонен к работе с компьютером. Алик активно занимается работой в интернете, практически весь день проводит дома, очень редко встречается с одним-единственным своим приятелем. Достаточно успешно общается в интернете, хотя там нет у него друзей и близких, но в силу его работы у него есть партнеры, с которыми он переписывается. Многих знает. Эрудирован. Занимается творческой работой. И, в отличие от Марка, конечно, более сохранен, готов к критическому отношению к своей болезни, к себе. Однако признание себя больным колеблется от признания до полного отрицания своей болезни в разные периоды нашего с ним общения.

Добавлю, что общение с Марком продолжалось на протяжении двух лет, а с Аликом немного менее — полтора года.

3. Третий случай — это молодой человек, Егор, которому 31 год, бывший музыкант,  был  вынужден уйти с работы в силу своего заболевания. Обострение заболевания наступило тогда, когда умерла его мать, а ему было 18 лет. Они остались вдвоем с отцом, и у Егора началась сначала депрессия, потом возникли панические атаки, затем возникли навязчивости и бредовые идеи, возникли мощные, сильные страхи, из-за чего Егор ушел со своей работы музыканта и практически оказался на руках отца.

Но еще более обострилось его состояние, когда умер отец, и Егор, уже получивший к тому времени инвалидность, остался один. Тут у него возникли острые психозы, которые привели его в клинику, привели его к постановке на учет как больного. Ему, видимо, поставлен был диагноз «шизофрения», однако в наших беседах Егор этого ни разу не произнес. Тем не менее, когда я направил его к психиатру, он охотно пошел. К психиатру ходил, однако, результаты со мной не обсуждал. Принимает лекарства, но критически не относится к своим состояниям, что составляло большую трудность.

У Егора  заметен регресс его интеллектуальных способностей и, прежде всего, способностей к критическому мышлению, регресс в его навыках самообслуживания и огромный страх того, что он не справится со своей социальной жизнью, не справится с самообслуживанием, огромный страх за собственное будущее как беспомощного одинокого инвалида. Несмотря на то, что здоровье у Егора физическое достаточное для того, чтобы хоть как-то работать, но психическое заболевание работать не дает.

4. Случай Светланы, женщины 40 лет, имеющей очень много соматических заболеваний, имеющей с детства достаточно пестрый неврологический анамнез — травмы головы, инфекционные заболевания, которые оставили психический след, но главное — это некритическое отношение к своему собственному психическому здоровью, непризнание того, что Светлана больна шизофренией, несмотря на то, что она стоит на учете в психоневрологическом районном диспансере и неоднократно лежала в клиниках. Тем не менее, заболевания своего не признает, не называет, и себя психически больной не считает.

У Светланы усложнение заключается в том, что и ее отец, и ее муж, и ее дочь — все в семье являются инвалидами. По моим наблюдениям, отец и муж являются психическими инвалидами, в том числе, хотя с ними контакта установить не удалось. Дочь видеть не пришлось, ограничиваюсь только тем, что знаю со слов Светланы о своей дочери.

Трудность в общении со Светланой заключается в том, что общение с ней может быть только по тем сугубо предъявленным ею запросам, с которыми она приходит на консультации. Общение со Светланой было достаточно краткое — на протяжении трех месяцев, поэтому здесь материал, можно сказать, не очень достаточный.

5. Еще один случай работы с психическим больным, которого я наблюдаю на протяжении уже десяти лет — Игорь. Физически очень развитый мужчина, великан, высокого роста, огромной комплекции. Молод достаточно и силен — ему порядка 35 лет. Живет с семьей — с родителями и братом. Активно социализирован, много встречается и общается со своими друзьями и с людьми. Фотограф. Много ездит. Паломничает в различные монастыри. Ездит на различные выставки, выставляет свои работы, дарит свои фотоработы. Присутствует на многих разных мероприятиях. Любит общаться с молодежью в различных кафе, барах и даже ночных клубах. Общается также и с проститутками, с массажистками.

Игорь знает о своем диагнозе. Консультировался у нескольких психологов и продолжает консультироваться. У него есть два врача-психиатра, один из которых районный врач-психиатр в диспансере, другой, частный. Он принимает таблетки. Неоднократно лежал в стационаре. Активно посещает храм, и в основном наше общение с ним проходит в рамках пастырского руководства. Однако Игорь часто обращается по телефону, часто обращается с вопросами ко мне как к психологу, таким образом, мы с ним не раз обсуждали и его болезнь, и его потенциальные запросы к своей личной и социальной жизни.

Трудности в работе.

Теперь я хочу обсудить те трудности, с которыми мне приходится сталкиваться в работе с этими больными, у каждого из которых либо я знаю, либо предполагаю диагноз «шизофрения».

Первая трудность заключается в том, что психологическое консультирование в полном смысле слово, представляется невозможным. Как священник и консультант, я  не могу обсуждать с этими клиентами их психическое состояние в силу их сопротивления, в силу их не критичности к себе и в силу возможной вторичной травматизации в случае прямого убеждения их в их заболевании и невозможности адекватного отношения к себе. Напротив, я считаю такую двойственную, полу - скрытную позицию необходимым терапевтическим условием. Кроме того, я считаю необходимым и отношение к их недостаточно критическому отношению к себе возможной перспективной целью психотерапевтического процесса. Однако такая цель может достигаться только по мере готовности больного к восприятию и обсуждению своего состояния в таком ключе.

Вторая трудность заключается в том, что больные, как правило, предъявляют различные запутанные мифологические объяснения своего заболевания, а также своего социального и семейного положения. Практически в каждом случае, приходится работать с определенной мифологией. В некоторых случаях эту мифологию приходится разоблачать, иногда на каждой консультации по несколько раз, а иногда не трогать ее и работать как бы параллельно с этим мифом. Эти мифы нужно иметь в виду, и нужно понимать, что эта мифологизация — это защитный способ, который помогает больному сохранять свое собственное достоинство, свою самоценность. Поэтому следует признать ценность, ограниченную и субъективную, этой мифологизации, однако при этом всегда помнить ее ситуативную опасность, помнить о том, что играть с этой мифологизацией невозможно.

Третья трудность заключается в том, что здесь невозможна и глубинная духовная работа. Здесь можно говорить, как правило, о ситуативных и поверхностных духовных задачах, а именно: адекватное отношение к своему чувству вины, адекватное отношение к своим страхам, адекватное отношение к своим родственникам и своим близким и знакомым, адекватное отношение к своим религиозным чувствам и взаимоотношениям с Богом. Разумеется, во всех этих духовных планах не может быть поставлена задача глубинного прояснения и некоторого «истинного» понимания положения вещей. Тем не менее, здесь можно поставить целью наметить основные ориентиры и помочь больным в этих ориентирах держаться и всякий раз в этом духовном направлении поддерживать некоторую активность. Ну, например, когда речь заходит о взаимоотношениях с Богом, поддерживать в большей степени не страх перед Богом, а поддерживать надежду на любовь Божию, чаще развиваем эту тему. Или, например, чувство вины перед родителями или перед матерью за финансовую несамостоятельность можно поддерживать тем, что отношение больного к самому себе, к его здоровью, к его целостности является вкладом в семейное благополучие, вкладом в мамино благополучие и в отношения. А кроме того, поддержание некоторой иллюзии того, что в случае улучшения самочувствия и надлежащей терапии больной может получить возможность трудиться и хотя бы отчасти финансовую задачу решать самостоятельно.

Четвертая трудность заключается в том, что невозможно использовать проективные методики, психодрамму и методики изобразительные, т. е., например, рисунок. Хотя попытки такие мною были сделаны, однако результаты пришлось полностью признать непригодными и отказаться от них.

В случае с Марком, например, у меня было предложение создать определенные рисованные схемы для гуманитарной специализации. Вместо этого я получил цветную компьютерную схему, как выполнение домашнего задания, и схему совершенно рациональную и особенно не решавшую тех задач, о которых мы договаривались. Попытки предложить рисунок Марку не увенчались успехом. И практически все больные из тех случаев, о которых я рассказываю, от рисунков отказывались или выполняли их совершенно формально, без всякого интереса.

Между тем, почти все больные охотно рассказывали о своих работах в компьютере, о своих достижениях, особенно Алик, который работал и создал несколько достаточно обширных статей в Википедии и добился признания своих коллег и экспертов.

Цели.

Теперь несколько слов о целях консультирования. Разумеется, не могло быть речи об активном влиянии на процесс  лечения болезни. Несмотря на то, что в психологии и в психотерапии существуют единичные примеры исцеления от шизофрении, тем не менее, следует придерживаться общей установки, о том, что шизофрения — неизлечимая болезнь. Поэтому в цели консультирования излечение или какое-то облегчение болезни не ставилось.

Одной из целей, которую я действительно ставил себе, было поддержание адекватного и оптимального отношения к процессу взаимоотношений с медициной, с конкретным врачом (районным или частным), и отношения к процессу медикаментозного лечения. В некоторых случаях я настаивал на том, как на условии психологической работы, чтобы больной обязательно посещал врача, обязательно проходил у него консультации и принимал лекарства. Но в процессе общения я снижал эти категорические требования и в некоторых случаях соглашался продолжать работу с больным в том случае, если он отказывался от лечения, но продолжал общаться со мной достаточно адекватно.

Положительной целью консультирования, как я уже сказал, я ставил формирование и поддержание критического, по возможности, ситуативного отношение к себе и к своей болезни. Одной из конкретных целей консультирования я ставил признание себя больным, а вернее — признание наличия у себя болезни как части своей личности, как условия своего бытия, как индивидуальной особенности. Второй, смежной с этой, важной целью консультирования я ставил выстраивание отношений со своей здоровой, способной к критике части личности. Эта здоровая часть личности, которую мы, конечно же, называли «я», которую мы, конечно же, называли как основное ядро личности, — мы все время вели общение с этой позиции. Для меня было важно, прежде всего, общаться с этой личностью, а не с той, которая больна. В некоторых случаях это удавалось достаточно стабильно, в других случаях это не всегда удавалось. Были случаи, когда практически мы эту связь теряли, что представляло собой особую трудность консультирования, в почти полном отсутствии этой возможности контакта.

Кроме того, конечно же, целью консультирования у меня было поддержание духовного, осмысленного отношения к себе и к своим трудностям, поддержание духовного контакта с Церковью и со своими религиозными потребностями контакта с Богом. Это удавалось как раз легче всего. Следует признать, что во всех случаях, мною описанных, больные обращались ко мне именно как к священнику-психологу, приходили в церковь или приходили в институт, но так или иначе наше общение включало в себя, как необходимую часть, религиозные вопросы и религиозную практику. Мы обсуждали и подготовку к исповеди, мы обсуждали также и молитву, тексты молитвы, размеры молитвы, условия молитвы и домашний обиход.

Таким образом, цели консультирования, конечно же, с психотерапевтической точки зрения были весьма ограниченными, но для меня они были очень ценными как такие, которые могли бы помочь больному адаптироваться в семейной и социальной среде, адаптироваться к своей болезни и повысить возможность самообслуживания и социализации. А кроме того, конечно же, цели консультирования для меня представлялись духовной жизнью человека в условиях болезни с не очень, может быть, продвинутыми целями, но вполне конкретными, носящими очевидный динамический характер, который можно называть духовная религиозная жизнь.

Некоторые наблюдения и психологические проблемы:

Первая проблема, заключаются в том, что в процессе работы с больными шизофренией наблюдается наличие нескольких ролей личности больного человека. С одной стороны, в беседах и разговорах, в отношениях с больным удается выстроить контакты и отношения с той здравой социализированной ролью, которую, несомненно, сохраняет личность больного человека в отношениях с психологом, со священником. Признаки этой роли заключаются в обращенности к терапевту, в установлении контакта (словесного, зрительного, смыслового), а также в адекватном соответствии вопросов, ответов, смыслов, которые обсуждаются и выстраиваются в процессе работы.

Иная роль — роль «больного ребенка», роль болезни, из которой больному очень трудно вести самонаблюдение и ответственность за свое положение. Трудно быть ответственным за процессы, которые происходят с ним, очень трудно установить рефлективное к себе отношение. Часто клиенты ведут себя регрессивно и инфантильно, жалуясь, прося помощи, настаивая на своей неадекватной правде, выставляя вперед некоторое бредовое понимание действительности, себя самого и даже отношений с психологом.

В работе все время ощущается неадекватности психологического контакта. Приходится сталкивается все время с двумя ролями —ролью здоровой личности и ролью больной части личности. И нет уверенности, из какой в следующую минуту больной ответит. Это постоянное чередование ролей, неожиданное, необъяснимое, иррациональное, ведет к большему напряжению в беседе с больным, нежели это происходит в беседе с обычным клиентом. Это очень сложная позиция, которая заставляет психолога все время быть в дополнительном напряжении, и все время рефлектировать - «с кем сейчас я имею дело». «Чей ответ я сейчас получил? Ответ болезни или ответ здоровой части личности?» Не всегда на этот вопрос можно ответить. Требуется иметь некоторую  осторожность и внимательность, а также, самоограничение в средствах и в методических приемах.

Вторая проблема, о которой следует сказать в связи с этим, это регресс в болезнь. Как меняются две роли — роль здоровой части личности и больной? Один из механизмов можно назвать как облегчение, соскальзывание в болезнь, регресс личности от здоровой части к больной. И этот регресс — механизм облегчения, механизм снижения напряжения. Т. е. как только выстраиваются напряженные отношения «психолог — здоровая часть личности больного», тотчас возникает напряжение, больной очень быстро устает, или от проблемы, от своего напряжения он «уходит в болезнь». Регресс, оказывается одим из механизмов облегчения. Облегчение — это, прежде всего, снижение дискомфорта и возможно даже уход от эндогенной боли. Вполне возможно, что взаимодействие психолога со здоровой частью личности вызывает боль, вплоть до физической боли, от которой больной уходит — соскальзывает в болезнь.

Регресс личности, т. е. обращение здоровой части личности к болезненной, в которой наблюдается заметная инфантильность. Инфантильность — становится дополнительным облегчением. Регресс от взрослой личности к детской освобождает больного от напряжения, т. е. регресс  и инфантилизация ведет к облегчению и относительному успокоению больного. Видимо, эти механизмы и обеспечивает сохранность и иллюзорную целостность личности больного, который ими пользуется.. Конечно, это гипотеза, но на уровне собственных ощущений психолога и священника она выглядит достаточно правдоподобной.

Третья проблема — проблема, собственно говоря, понимания картины восприятия мира и самого себя. Создается впечатление, что больной создает две картины: одна из них принадлежит адекватному восприятию здоровой части личности, а другая — болезненной части личности. В этой другой наблюдаются самые разные ирреальные (иногда бредовые) идеи. Это искаженное, патологическое, восприятие, дающее, однако, такую картину мира, которая имеет отчетливый смысловой и целостный характер. Вот в этой части, в картине мира клиента, наблюдаются самые серьезные сдвиги. Это как раз не иллюзии восприятия, а это иллюзии смысла, фантастическое и бредовое осмысление картины мира. Например, больной говорит о том, что люди, которых он встречает, обращают на него особое внимание, высказывая агрессивное отношение к больному. Т. е. в этой картине мира явно прослеживается некая эгоцентрическая картинка, в которой окружающие, совершенно случайные прохожие, свидетели, наделяются особым отношением к больному, чего конечно в реальности нет. Или, например, в картине мира семьи больного, «обнаруживаются» злобные замыслы по отношению к больному, например, желание убить, отравить, пожелание зла и т. д. Возникает подозрительность, мнительность и т. д.

Эти бредовые картинки мира — возникают не по воле органов чувств, не по воле нарушенных функций восприятия, они возникают по воле нарушенной смысловой части, по видимости смысловой. Однако тут следует признать, что в этой части у больного наблюдаются ложные идеи, которые ложатся в основу объяснения. Но идеи эти, хотя они и ложны по отношению к реальности, но они осмысленны с точки зрения эмоционального восприятия больного, а именно, так называемая мания преследования может возникнуть из обостренной эмоции, которую испытывает больной по отношению к другим людям. Эта обостренная эмоцию,  гипертрофированная эмоция есть не что иное, как страх перед другим, т. е. страх боли от нелюбви и равнодушия другого человека. То, что мы воспринимаем как нормы поведения, отчужденные нормы отношений, отстраненность (дистанция) друг от друга, то больной воспринимает как враждебность, пожелание зла. Это можно рассматривать, как крайний эмоциональный сдвиг. Аффективный сдвиг из нейтрального до гипертрофированного агрессивного, воспринимается как реальность. Больной ощущает как враждебность. Возможно то, что в реальности мы расцениваем как защитные механизмы отстраненности и равнодушие к другому человеку, то больной воспринимает как злонамеренность, злобу и коварные замыслы против него.

Возможно, два восприятия совмещаются друг с другом — здравое и больное. Совмещаются, как накладывающиеся образы, давая причудливый сплав. Однако, возможно и другое объяснение.

Каждое восприятие, нормальное и патологическое, есть просто два личностных механизма, используемые «я» в различных состояниях.

Определить, диагностировать, тот или иной механизм, или восприятие, с которым ты имеешь дело, с какой картиной мира ты имеешь дело, очень трудно.

  В сознании больного, по видимости, два этих плана восприятия между собой пересекаются, они как бы накладываются друг на друга, из чего складывается достаточно пестрая, нелогичная и малообъяснимая картина мира, которую воспринимает больной. И для того чтобы разобраться в этой картине, психологу потребовалось бы, тщательно распутывая этот клубок, вместе с больным разбирать причинно-следственные связи. Однако имеет ли смысл это распутывание клубка, которое может занять очень много времени и очень много совместно проведенных усилий? Потому что в основе всего лежат обостренное эмоциональное восприятие, обостренные страхи, обостренное чувство нелюбви и т. д.

Четвертая проблема — эмоциональная проблема, о которой мы чуть-чуть говорили выше. Поскольку многие эмоции, прежде всего, негативного характера, такие как страх, гнев, печаль, напряжение, переживаются больным в крайне гипертрофированном смысле, в крайне гипертрофированной форме, то больной воспринимает саму свою эмоциональную жизнь как чрезвычайное перенапряжение своих сил. И это перенапряжение рождает у него, прежде всего, усталость, толкает его в апатию и в депрессию, как защитные механизмы, и в конечном итоге помогает выработать механизмы подавления своей эмоциональной жизни, вплоть до ее отказа. Так возникает шизофреническая эмоциональная скудость и обеднение. Более того, больной почти намеренно избегает своих эмоциональных реакций. Так, в моих случаях больной Марк постоянно повторял за одну консультацию по 3–4–5 и более раз о том, что чувств у него нет, эмоций он не испытывает. Причем, он постоянно на этом настаивал и очень внимательно оберегал пространство своего сознания от любой попытки психолога заговорить о чувствах, пусть даже в символическом плане, тотчас реагирую на это тем, что эмоций у него нет, и чувств он никаких не переживает.

Вот эта эмоциональная скудость, известная по клиническим наблюдениям, на наш взгляд, является следствием также защитных механизмов, которые больной развивает. И чем дольше больной пребывает в своей болезни, тем более основательная защита от эмоций у него вырабатывается, вплоть до такой эмоциональной скудости как следствия эмоциональной защиты.

Пятая проблема, которая могла бы быть поставленной для здорового человека как духовная задача, для больного как раз и является самым трудным с точки зрения личностного развития, — это трезвение. Трезвение больного — это, прежде всего, некоторый простой, но эффективный метод самонаблюдения за проявлением в себе болезненных черт и качеств. Это очень трудная задача, и больной плохо с ней справляется. И, конечно же, эта задача чем обостреннее болезнь, тем хуже им выполняется, но тем эффективнее она бывает, чем больной ближе продвигается к своему адекватному сохраненному состоянию сознания. Очень трудно поддерживать на сессии контакт вместе с больным по поводу самонаблюдения и трезвения. Наблюдение за симптомами своей болезни, за внутренней картиной симптомов своей болезни затруднено. Но, тем не менее, это вполне возможная цель работы, и в процессе работы с больными, особенно с такими, как описываемыми в моих случаях Светланы и Алика, это было возможно в силу большей сохранности некоторых личностных структур, которыми явно мы могли воспользоваться. Так вот, трезвение, как самонаблюдение за своим внутренним миром, за своей симптоматикой.

И я бы сказал как пастырь, что это духовная задача. Для больного это задача, прежде всего, сохранения своего напряженного самонаблюдения. Задача, по-видимому, не очень сложная для здорового человека, но чрезвычайно трудная для больного человека, навыки адекватности которого, конечно же, не сформированы, либо совсем разрушены. Так вот, эта неадекватность восприятия и мышления больного человека — она делает задачу адекватного самонаблюдения настолько героической, что я бы назвал ее духовной задачей, потому что это задача соблюдения своего лица, своей личности, своей осознанности и ясности сознания.

Шестая проблема, которую я хотел бы выделить, проблема социальности. Это, наверное, для болезни шизофренией проблема № 1. А именно: больному шизофренией очень трудно вступать в контакт с малознакомыми или незнакомыми людьми. И если для нас, здоровых людей, поездка на метро или в поезде не представляется особо трудной задачей, или прогулка по улице среди сотен незнакомых людей может быть даже приятна и полезна, то для больного шизофренией это, по сути дела, пытка. Это такое трудное испытание, которое воспринимается больным как боль, как наказание, потому что именно социализация, как открытость миру, как готовность вступления в краткосрочные контакты на уровне глаз, на уровне телесного сближения, прикосновений, функциональных контактов на улице, в транспорте, в магазине или в больнице и, конечно же, в семье (речь идет, прежде всего, о незнакомых людях), для больного представляет большую сложность, трудность в силу того, что каждый контакт с незнакомым или малознакомым человеком — это контакт отстраненности и нелюбви, то, что больными воспринимается как агрессия и следующая за ней боль — боль и мнительность. Таким образом, социализация для больного —самая проблема по нашему мнению. Социализация — это задача, которую больной шизофренией решает неохотно или вообще избегает ее решения. Поэтому для больного шизофренией характера и его аутичность, и избегание контактов, уединение и погружение в себя самого или в свое семейное пространство, обеспечивающее ему безусловную независимость, или избегание даже родственников, которые могут восприниматься временно больным как угрожающие его здоровью и жизни. И вот поддержание этой социализации для больного является сверхусилием и так же может быть названо духовной задачей.

Предварительные выводы:

Представляется возможным достижение, хотя бы частичное, тех целей, которые могут быть поставлены в терапии клиентов с шизофренией. Однако, терапевту необходимо всегда иметь в виду, самоограничения диктуемые специфическими условиями болезни.

Работа с больными требует особой подготовки, в которой терапевт должен подготовиться к ограничениям в своей работе. Очень важно, чтобы терапевт не ставил себе задач достижения результатов. В такой работе результат, в известном и привычном смысле, невозможен!

Успешной может быть названа такая работа, в которой клиент и терапевт смогут обсуждать здоровье и болезнь, как реальные составляющие жизни.

Весьма успешной будет работа, в которой появляется особые навыки и установки по отношению к болезни и к «работе» с ней. Например, один мой знакомый, клиент моего коллеги, в случаях обострения болезни сам обращается к своему психиатру за дополнительным «уколом». Так он рефлектирует и реагирует на стрессы в своей жизни. Это означает, что здоровая часть личности клиента, способна сохранить трезвое отношение к себе.

Духовное здоровье не всегда коррелирует с психическим, тем не менее, для исповеди, например, требуется реализм и психическая трезвость. Этого подчас не достает больным шизофренией. Если нам удается в предварительной перед исповедью беседе установить границы реальности, отделив реальные поступки от бредовых идей или навязчивых мыслей, то духовная составляющая работы может считаться удачной. Но следует помнить, что это только ситуативная успешность, которая может продержаться только один день.

ОТКРОЙ ДВЕРЬ К ЛЮБВИ