Сквозь тайгу, заметенную снегом,
Сквозь парную трясину в мороз
Вьется Шенкурский тракт тихим бегом,
Весь пропитанный каплями слез.
Я бывал тут и знаю дорогу…
А парнишка, что рядом со мной,
Всё глазет вокруг сквозь тревогу
На дорогу, что вьется тайгой
Что вон там за крутым поворотом,
Где дорога срывается вниз,
Где от старой сосны косорото
Над дорогою корень повис?
Открывается взору речушка
И плотина из сгнивших лесин….
Чуть не падая, жмется лачужка
Между топких дышащих трясин
От дороги до этой лачужки
Не протоптана нынче тропа.
Знать, ненужною стала старушка -
Срок придёт, отойдет без попа
.
Только, стоп. Посмотри-ка, вон рядом
Что за странная вышка торчит?
А чуть дальше под снегом ограда,
А поодаль шалашик стоит.
Все засыпано снегом уныло,
Тишина хоть на тысячу верст.
И на тысячу вёрст все застыло,
Лишь потрескивал жгучий мороз.
«Для чего та ограда и вышка
И шалашик из сгнивших жердин?»
Как ответить на это парнишке,
Не разбив его детских идей?
Кто не знает ,пройдет иль проедет,
А кто знает, да что говорить,
Тот, кто знает – тот раньше седеет.
Как же парню про то объяснить?
Я молчу, он молчит. И молчанье
Под ногами на версты звенит.
В белоснежном своем одеянии
Древний тракт перед нами лежит.
Вдруг я вздрогнул от крика мальчишки:
«Вон, смотрите, ограда опять!»
И такая же грубая вышка.
Только вот шалашей уже пять.
Я смотрю на замшелые жерди
И сквозь дали растаявших лет
Я увидел за ними, поверьте,
Муки адовы тех, кого нет.
Руки скрючены в серых бушлатах,
Лица чёрные, копоть костров…
А на вышке тулуп с автоматом,
Мушка на уровне чёрных голов.
Я дернулся в шаге – скорее бы мимо
И руку парнишке покрепче зажал,
А память стучала взведённою миной –
Ведь Шенкурский тракт перед нами лежал.
Ограды, кошары и слева и справа
И вышки, и вышки, и вышки вокруг
В стране справедливого равного права,
Где каждый друг другу - товарищ и друг.
Как всё это вместе связать воедино?
И где тут за правдою ложь или зло?
Но должен, я знаю, ответ быть единым
За всё, что в болото народ завело.
За все шалаши, загородки и вышки,
Чем густо усеяна наша тайга.
Но как объяснить мне всё это мальчишке,
Чтоб в Родине он не увидел врага?
Чтоб в нём укрепилась бы русская гордость
И вширь развернулась Российская стать,
Чтоб он научился бы видеть и подлость,
Врагов и друзей за версту отличать.
Тайгу разделяя на две половины
Заснеженной просекой Шенкурский тракт,
Взбирался наверх и падал в низины.
А мысли гудели шагам нашим в такт.
И было не тихо, мне слышались стоны.
Тайга ли стонала иль память моя.
Мерещились вышки, кошары, загоны
И в серых бушлатах по горю друзья.
А память стучала взведённою миной,
Бередила душу, звала в не покой
Одна за другой проплывали картины –
Бараки, колючки, бушлаты, конвой.
Когда-то я был тут и знаю дорогу.
А этот мальчишка, что рядом со мной,
Всё смотрит вокруг, скрывая тревогу,
На эту дорогу, что вьётся тайгой.
27 марта 1980г. Волгодонск.
«»»»»»»»»»»»»»»»
Рабочий класс – не лоботряс,
Рабочий класс весь мир потряс.
И на развалинах хламья
Дворцы воздвиг не для хамья.
Не хамья рабочий люд
Потел и строил свой уют.
Не хамья рабочий люд
Потел и строил свой уют.
Не для хамья ни ел, не спал
И больше нормы выдавал.
Не хамья он воевал,
Не хамья он голодал.
Не для хамья старался он –
Простой рабочий гегемон.
Когда писался «Капитал»,
Рабочий класс уже вставал.
Но он ещё не знал тогда,
Что Хам живуч, что Хам – беда.
И наш духовник папа Карл
Никак не думал, не гадал,
Что Хам окажется сильней,
Чем арсенал его идей.
Великий гений не учёл,
Что Хам труды его прочёл
И детям, внукам наказал,
Чтоб против Маркса не вставал.
Великий гений полагал,
Что главный враг есть капитал
И только классовой борьбой
Рабочий справится с нуждой.
Капиталист, такой - сякой…
Его мозолистой рукой
За горло взять и задушить,
А там, потом, свободно жить
Рабочий класс не лоботряс,
Рабочий класс весь мир потряс.
И залп «Авроры» над Невой
Разрушил банковский покой.
Матросских клёшей чернота,
От самосада духота.
И дым, и шум, стрельба, гомон –
За дело взялся Гегемон.
« Капиталист?Такой - сякой..» -
Меж глаз мозолистой рукой.
А там ещё двоих ведут
На пролетарский «правый» суд.
«Поймали, вишь, капиталистов –
В очках, одеты дюже чисто!»
«Капиталисты? Вашу мать…
Обоих к стенке! Расстрелять»
Отвисли в страхе подбородки,
От пота взмокли их бородки,
Трясутся дрожью их тела,
Забыты русские слова.
«Трясёшься, как кленовый лист?
А…Ить, ещё капиталист.
Давай шагай, ядрёна вошь,
Враз жарко станет, как помрёшь.»
И гнутся слабые коленки.
Всё ближе, ближе, ближе к стенке
И вдруг прорвало немоту,
Когда зашли за ту черту :
«Мы оба с ним учителя,
За что же нас вы расстреля…»
Взорвались залпы дружным эхом.
Ещё в конвульсиях тела,
А он трясётся «правым» смехом :
«Ишь, брешут как, учителя!»
Идёт налево и направо
С капиталистами расправа
Гудит народ тугой струной,
Гремит война над всей страной.
Когда писался капитал»,
Великий Маркс ещё не знал,
Что Хам окажется сильней
Всепобеждающих идей.
Он думал так, что Хам – пустяк,
А если точно, то никак
Не думал он о Хаме том,
Когда писал свой толстый том.
Рабочий класс – остов, костяк.
Капиталист же – враг, сорняк.
И если тот сорняк убрать,
Наступит рай и благодать.
Сорняк, как вы уже узнали,
Без промедления убрали,
А благодати нет и нет
Уже седьмой десяток лет.
В науку кинулись искать,
Куда же делась благодать?
Бумаги горы исписали
Причины разные искали,
Куда же делась благодать?
И где её теперь искать?
Учёных тьма, а умных нет.
Затмился дурью белый свет.
Искали ,дурни, светлый путь.
А что нашли? Куда свернуть?
Пока искали благодать,
Порастеряли, что пожрать.
Впотьмах толчём мы в ступе воду
Про революции, свободу,
Не зная больше, что сказать,
Себя мы стали восхвалять.
Сеем воздух, ветер жнём,
Пашем воду – хлеба ждём.
Пилим лес и нефть качаем,
Через дружбу разливаем
Свой рабочий горький пот –
СЭВ нам тапочки пришлёт.
А японцам газу надо –
Тянем трубы в стан Микады.
Там транзисторы берём
И под музыку живём.
Трали-вали, труля-ля-ли,
Что имели – распродали.
Дуракам достался рай.
Не работай – продавай.
Всё налево и направо –
Мы на то имеем право.
Мы – хозяева страны,
А «внутри» мы все равны.
Трали-вали, ликовали,
Пили, ели, танцевали
Под недобрую дуду
И творили ерунду.
Рабочий класс – не лоботряс,
Рабочий класс весь мир потряс.
Но вот не выдержал и он,
Сломался бывший «гегемон».
Ворует, пьёт, халтурит он,
Забыл рабочий свой фасон,
Слюнтяям губы распустил
И власть былую упустил.
Способен лгать и делать подлость,
Забыл про честь, былую гордость.
И научился зад лизать
Тому, кто может больше дать.
Как самый пакостный купчишка
Умеет вырвать свой рублишко.
За тот же рубль, забыв о чести
Он научился рабьей лести.
И лезет брата продавать
Лишь рубль Иудин тот урвать.
Халопский дух в рабочем классе
Смердит как в застоялом квасе.
И, если правду всю сказать,
То он не класс уже, а блядь.
Любой паршивый фараон
Ему внушает свой закон.
Теперь ищейка, филер, гад
Что захотят, то и творят
Над ним, разбившим царский трон.
А был когда-то Гегемон.
Бежит с работы Гегемон,
В кулак зажав получку,
И на углу встречает он
Рабочую летучку.
Туту гегемоны не галдят,
Вопрос решают кратко.
Как деды в старь они глядят
За стражами порядка.
«А, ну, друзья, по рублику
И «вздрогнем» за республику»,-
Стакан проделывает круг, за ним второй и далее.
И каждый тут друг другу – друг. Едины пролетарии.
Тут разговоров полный рот
Про баб и производство.
И каждый душу отведёт
За всё дневное скотство.
28 марта 1980г. Волгодонск.
-
Вложение: 3519218_Skvoz_taygu.doc