Цитата сообщения Galyshenka Бабий Яр. Факты от свидетелей

За два дня 29-го и 30-го сентября 1941 года зондеркоманда «4а» под командованием штандартенфюрера Пауля Блобеля при участии двух команд полицейского полка «Юг» и украинской вспомогательной полиции расстреляли в этом овраге 33 771 человека (это количество не включает малолетних детей до 3-х лет, которых тоже убивали в эти два дня. Массовые казни продолжались вплоть до ухода немцев из Киева. Прошло 75 лет, забыли, слышны разговоры, что при немцах жилось бы лучше....

Воспоминания советского разведчика Кегеля
Осенью 1941 г. в служебной командировке в Киеве находился высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел рейха Г. Кегель, который был антифашистом и советским разведчиком. Он был знаком с майором Отто Кохом, и тот открыл ему страшную тайну Бабьего Яра. Кегель посвятил этой теме главу "Рассказ Коха о кровавой расправе в Киеве" в книге воспоминаний.

"19 сентября, - начал профессор Кох, - германские войска вступили в Киев. Я с несколькими своими людьми следовал непосредственно за боевыми частями. В первые дни здесь все выглядело почти нормально. Оставшиеся в городе перепуганные жители стали постепенно выходить на улицы. Оккупация города, конечно, была связана с неприятностями для населения. Крайние формы приобрела охота на коммунистов, приводя людей в ужас. И, наконец, была проведена операция, которую я раньше счел бы просто невозможной. Тут мне пришлось насмотреться всякого.

Это произошло несколько дней спустя после того, как взлетел на воздух занятый нашими военными отель на великолепной главной улице Киева, где были размещены наши центральные учреждения...
Через несколько дней после этого взрыва – а на Крещатике произошло еще несколько взрывов и пожаров – повсюду на улицах города появились объявления с приказом всем жителям еврейского происхождения явиться в установленный день к определенному месту в восемь часов утра. Им следовало взять с собой лишь самое необходимое. А тем, кто не явится, грозил расстрел.

В тот день на сборный пункт для "переселения" пришли десятки тысяч людей... Большинство составляли старики и женщины с детьми. Среди собравшихся находились даже больные и совсем слабые люди, которых привезли сюда на колясках. Поскольку здесь было много людей, состоявших в так называемых смешанных браках, вместе с женщинами-еврейками пришли их украинские или русские мужья, а мужчин-евреев сопровождали их украинские или русские жены. Они хотели разделить со своими близкими судьбу "переселенцев".
Сначала "переселенцы" проходили вдоль ряда столов, где они должны были сдать документы и находившиеся при них вещи, прежде всего - ценности. Затем их гнали к другому ряду столов, где они раздевались и сдавали одежду. После этого они, раздетые донага, должны были выстроиться группами вдоль самого края противотанковых рвов... Многие женщины несли на руках младенцев или вели за руку детей постарше. Раздавались пулеметные очереди, и все они падали в противотанковые рвы или овраги.
А если кто-нибудь в ямах еще шевелился, то вновь гремели выстрелы. После того как в противотанковом рву или в овраге оказывалось два-три слоя трупов, края этих могил частично взрывались и убитые засыпались слоем земли. Затем все начиналось снова, и так до тех пор, пока общая могила не была заполнена доверху. При этом, конечно, происходили ужасные сцены, поскольку многим лишь на месте казни становилось понятно, что их ожидало.

Вся эта "операция" потребовала больше времени, чем предполагалось вначале. Для того чтобы убить таким путем примерно 33 тысячи человек, понадобилось двое суток.
У некоторых молодых эсэсовцев, участвовавших в этой страшной экзекуции, помутился разум – они не выдержали такого истребления людей. Их пришлось поместить в психиатрическую больницу...
В расстреле же участвовали, главным образом, служащие отрядов особого назначения 4-й оперативной группы охранной полиции и сотрудники службы безопасности" (Кегель Г. В бурях нашего века. М., 1987, с.267-269).


Памятник подростку Толе Кузнецову

Мальчик читает приказ немецкой комендатуры. Этот мальчик – Толя Кузнецов из Куреневки на окраине Киева рядом с Бабьим Яром. В сентября 1941 года ему было 12 лет.

Толя Кузнецов видел в конце сентября и начале октября 1941 года, как нескончаемыми колоннами шли на расстрел евреи – старики, женщины и дети, но не видел, как их расстреливали.
«Мы только слышали пулеметные очереди через разные промежутки: та-та-та, та-та... Два года изо дня в день я слышал, и это стоит в моих ушах до сего дня». Он записывал все, что видел и слышал, в дневник.
Анатолий Кузнецов известным советским стал писателем, но «Бабий Яр» остался главной работой его жизни.
«...Первый вариант, можно сказать, был написан, когда мне было 14 лет. В толстую самодельную тетрадь я, в те времена голодный, судорожный мальчишка, по горячим следам записал все, что видел, слышал о Бабьем Яре. Понятия не имел, зачем это делаю, но мне казалось, что так нужно. Чтобы ничего не забыть. Тетрадь эта называлась "Бабий Яр", и я прятал ее от посторонних глаз».
Эти строки и стали впоследствии документальным свидетельством потрясающей силы того, что происходило в Бабьем Яре. Далее приведены некоторые свидетельства из книги Анатолия Кузнецова "Бабий Яр".

Свидетельство жертвы Дины Мироновны Проничевой (в девичестве – Мстиславской)
28-го я пошла к своим родным. Они совершенно растерялись и просили меня не покидать их. Я осталась и на следующее утро вместе с ними отправилась на Дегтяревскую улицу. Никто не знал о цели сосредоточения всего еврейского населения в районе Дегтяревской. Не предполагали, что будут убивать там ни в чем неповинных людей в такой огромной массе. У всех было такое мнение, что еврейское население немцы куда-то собираются вывезти. Это мнение подкреплялось еще и тем, что в приказе ставилось требование: брать с собой вещи. Из дома мы двинулись в 7 часов утра, с Тургеневской вышли на улицу Артема, а затем по улице Мельника до еврейского кладбища. Собралось огромное количество людей: мужчины, женщины, старики, дети. Матери несли на руках грудных младенцев. Одни тащили вещи на себе, другие везли на тачках, было много подвод с вещами, площадок.
До ворот еврейского кладбища на Дегтяревской улице никто не контролировал этого движения. У ворот кладбища образовался затор, виднелись проволочные заграждения и противотанковые "ежи". Около них стояли немцы в касках, вооруженные винтовками. Туда, за проволочные заграждения, впускали всех, оттуда же — никого, за исключением подвод и площадок, на которых привозили вещи.

Входившие через эти заграждения люди шли вперед метров 50 или 100, затем поворачивали налево таким образом, что еврейское кладбище оставалось с правой стороны. Там у забора у всех отбирали вещи и складывали тут же, причем еду клали отдельно, а вещи отдельно. Ценные вещи, как то меховые шубы, часы, кольца, серьги, немцы тут же отбирали и сразу же делили между собой. От того места, где у забора росла гора вещей, людей направляли вправо. Они шли вперед через рощу. Из рощи дорога вела вниз. Там стояли немцы с дубинками и собаками, образовав коридор, через который пропускали одного-двух человек. Когда люди проходили через этот коридор, их избивали. Того, кто пытался обойти коридор, немцы заворачивали собаками, стоящими в стороне. Когда люди выходили из коридора, они сразу попадали в руки полицейских, которые тут же на большой площадке их раздевали. Раздетых донага людей гнали по одному вверх по склону горы. Люди достигали гребня горы и там выходили в прорез песчаной стены к оврагам. Я со своими родными тоже шла этой дорогой. Я была без вещей: у того места, где складывали вещи, с меня сняли белую шубку. Затем, следуя дальше, я в толпе потеряла родных. Когда я проходила через этот живой коридор, образованный немцами, меня избили точно так же, как и всех. Подходя к коридору, я слышала стрельбу из пулеметов и поняла, что сюда пригнали людей для того, чтобы их уничтожить...

В течение дня я видела страшные картины: люди на моих глазах сходили с ума, седели, вокруг раздавались душераздирающие крики и стоны, беспрестанно стреляли из пулеметов, немцы отбирали у матерей детей и бросали их с обрыва в овраг...

Рядом со мной люди после выстрелов падали вниз с обрыва. Еще до того, как в меня полетела пуля, я бросилась вниз. Упала на трупы только что расстрелянных людей и прикинулась мертвой. Я слышала, как немцы спустились вниз и пристреливали раненых. Боялась пошевелиться. Ко мне подошел полицейский, увидел, что на мне нет следов крови, подозвал немца, сказав ему при этом, что я, кажется, еще жива. Я затаила дыхание: один из них ногой толкнул меня так, что я оказалась лежащей лицом вверх. Немец стал одной ногой мне на грудь, а другой — на тыльную часть руки — кисть. Убедившись, что я на это не реагирую, они ушли. На руке у меня образовалась рана, шрам от которой сохранился.
Прошло немного времени, и нас стали засыпать землей. Слой земли был небольшим, и мне удалось выбраться...

свидетельство спасшейся жертвы Елены Бородянской-Кныш
– С нас сняли верхнюю одежду, забрали все вещи и, отведя вперед метров на 50, забрали документы, деньги, кольца, серьги. У одного старика начали вынимать золотые зубы. Он сопротивлялся. Тогда немец схватил его за бороду и бросил на землю, клочья бороды остались в руках у немца. Кровь залила старика. Мой ребенок при виде этого заплакал… Она была терпеливым ребенком — шла молча и вся дрожала. Ей было тогда четыре года.

Всех раздевали догола. Около 12 часов ночи раздалась немецкая команда, чтобы мы строились. Я не ждала следующей команды, а тотчас бросила в ров девочку и сама упала на нее. Секунду спустя на меня стали падать трупы, затем стало тихо.

Прошло минут пятнадцать — привели другую партию. Снова раздались выстрелы, и в яму снова стали падать окровавленные, умирающие и мертвые люди. Я почувствовала, что моя дочь уже не шевелится. Я привалилась к ней, прикрыла ее своим телом и, сжав руки в кулаки, положила их ребенку под подбородок, чтобы девочка не задохнулась. Моя дочь зашевелилась. Я старалась приподняться, чтобы ее не задавить. Вокруг было очень много крови. Расстрел ведь шел с 9 часов утра. Трупы лежали надо мной и подо мной.

Слышу, кто-то ходит по трупам и ругается по-немецки. Немецкий солдат штыком проверял, не остались ли живые. И вышло так, что немец стоял на мне и поэтому меня миновал удар штыком.
Когда он ушел, я подняла голову. Вдали слышен был шум. Это немцы ругались из-за вещей - шел дележ.
Я высвободилась, поднялась, взяла на руки дочь она была без сознания. Я пошла яром. Отойдя на километр, почувствовала — дочь едва дышит. Воды нигде не было. Я смочила ей рот своей слюной. Прошла еще километр, стала собирать росу с травы и увлажнять ею ребенку рот. Понемногу девочка стала приходить в себя.
Я отдохнула и пошла дальше. Переползая по ярам, я дошла до поселка Бабий Яр. Вышла во двор кирпичного завода, забралась в подвал. Четверо суток просидела я там без еды, без одежды. Только ночью я выходила во двор, чтобы покопаться в мусорном ящике.
И я, и ребенок стали опухать. Что творилось кругом — я уже не знала. Где-то стреляли пулеметы, На пятые сутки ночью я забралась на чердак одного дома, нашла там сильно поношенную вязаную юбку и две старые блузки. Одну блузку надела на ребенка вместо платья.

свидетельство спасшейся жертвы Неси Эльгорт
Неся Эльгорт, проживавшая по улице Саксаганского №40, шла к обрыву, прижимая к голому телу дрожавшего сына Илюшу. Все близкие и родные ее затерялись в толпе. С сыном на руках она подошла к самому краю обрыва. В полубеспамятстве она услышала стрельбу, предсмертные крики и упала. Но пули миновали ее. На ее спине и на голове лежали еще горячие, окровавленные ноги, руки. Вокруг грудой, друг на друге лежали сотни и тысячи убитых. Старики - на детях, детские тельца — на мертвых матерях.
"Мне сейчас трудно осознать, каким образом я выбралась из этого оврага смерти, вспоминает Неся Эльгорт, — но я выползла, очевидно, инстинкт самосохранения гнал меня. Вечером я очутилась на Подоле, возле меня был мой сын Илюша. Поистине, не могу понять, каким чудом спасся сын. Он как бы сросся со мной и не отрывался от меня ни на секунду.
Русская женщина Марья Григорьевна (фамилиии ее я не помню), жительница Подола, приютила меня на одну ночь и утром помогла мне пройти на улицу Саксаганского".

свидельство спасшейся жертвы Рувима Штейна, в 1941 г. ему исполнилось 15 лет.
"Прочитав объявление, предписывающее нам явиться к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской, мы, киевские евреи, выполнили приказ. Хотя и слышали о массовых расстрелах в Бердичеве и Виннице.

Я сразу понял: мы идем на смерть. Я уговаривал маму спрятаться, остаться дома, но она отказывалась меня слушать, а шестилетняя сестра только плакала. Мама говорила, что никто не станет расстреливать беспомощных женщин и детей. Нас согнали на огромную поляну перед Яром. Там стояли столы, как в клубе в президиуме. За каждым были офицер, солдат и переводчик. У нас забрали паспорта и метрики - их, не регистрируя, швырнули в костер. Тут и мама поняла, что мы теперь - не люди, мы не существуем. Она четко знала правило: нет бумажки - нет человека.

После того как наши документы сгорели, я не верю немецкому донесению о том, что в Яре в эти дни был уничтожен 33 771 человек. Может, до этой цифры немцы и вели регистрацию, а потом им надоело.

Отнятые у нас вещи в костер не бросили - им придавали большую цену, чем нам, они возвышались у Яра двумя курганами и должны были пережить хозяев. Нас разделили на две колонны - мужчин и женщин. Мама с сестрой вырывались и кричали, но вскоре они исчезли в толпе. Последнее, что я услышал, - мамин крик: "Беги". Перед самым Яром дорога изогнулась, из оврага появилась широкая труба. Я в нее прыгнул и застрял. Не помню, как и через сколько часов мне удалось выбраться.

свидетельство спасшейся жертвы Сергея Таужнянского
«Какая-то женщина дала маме небольшой крестик с цепочкой, она повесила мне его на шею. Впереди слышались автоматные очереди, крики людей. Кто не хотел идти к месту казни или в истерике молил о пощаде, того фашисты избивали или травили собаками. Уже уходя в сторону оврага, мать успела крикнуть: «Сережа, беги», а сама в толпе медленно пошла вниз в овраг...

свидетельство очевидца Виктора Орлова
На второй день Виктор Орлов пробрался на само место расстрела. Вот, что он увидел: «...Люди, выходившие к месту расстрела, были догола раздеты, а некоторые были в нижнем белье. К месту расстрела они не шли, а бежали, прижавшись друг к другу. Некоторые что-то пели и кричали. Это были умалишенные. Раздалась очередь пулемета или автомата — некоторые падали в овраг. Остальные падали здесь на месте — некоторых гитлеровские убийцы сталкивали в яр живыми, в том числе и детей, которых кидали, взяв за ногу и размахнувшись... Золотые коронки и зубы вынимались или выбивались до расстрела».

свидетельства очевидцев Н.Ф. Петренко и Н.Т. Горбачева
Проживающие вблизи Бабьего Яра граждане Н.Ф. Петренко и Н.Т. Горбачева рассказали о том, что они видели, как немцы бросали в овраг грудных детей и закапывали их живыми вместе с убитыми и ранеными родителями. «Было заметно, как слой земли шевелился от движения еще живых людей». (Документ СССР-9. Нюрнбергский процесс)

Свидетельство спасшейся жертвы Дины Левиной. Ей было 13 лет.
Дина помнит, как в конце Дмитриевской улицы толпу остановили и по нескольку человек стали отводить на «пропускной пункт». Она помнит, как беспощадно избивали обыскиваемых. Самое страшное из запомнившегося на том первом этапе пути в Бабий Яр – это крики тех, у кого ржавыми щипцами рвали золотые зубы. Крики, слезы, кровь... Уже там, на этой площадке, Дина с мамой услышали первые выстрелы, частые, ритмичные. Но им, как и многим, предстояла и другая часть пути.
За небольшим леском оказалась поляна, от нее тянулись дорожки, которые привели ко рву, – ложбине, окруженной небольшими пригорками, холмами. Приближаясь к этому месту, Дина с мамой вдруг ясно поняли, что их ведут к тому страшному яру, о котором в городе тоже перешептывались уже несколько дней.
Видно, это стало понятно многим. Вспыхнула паника, началась толчея — девочка потеряла маму. О смерти думать не хотелось. Дина помнит себя стоящей спиной к яру, а оттуда слышится страшный крик. Четко помнит выстрел, будто проколовший ногу. От волнения даже не почувствовала боль. Все это происходило в сумерках.
Следующее, что запечатлела память, — люди, много людей, сваленных друг на друга. Она была среди их тел и долго-долго с неимоверными решимостью и силой (откуда они только взялись!) карабкалась между трупами, по трупам, пока не выбралась, наконец, из ямы, поглотившей расстрелянных.
Уже наступил рассвет, когда выбравшаяся из ада Дина без оглядки дошла до деревни близ Бабьего Яра. Она постучалась в первый попавшийся дом — ей посоветовали идти дальше. На еврейку Дина похожа не была, может, поэтому ее впустили в свой дом украинцы, пожалели сиротку. Но приютив на несколько дней, затем дали хлеба, кусочек сахара и велели идти дальше. Оказывается, во сне она звала маму, и люди эти догадались, что приютили еврейку.
Сколько она скиталась по селам! Но осталась жива. А после войны вернулась в Киев, и самое страшное, что услышала там, — это разговоры о том, будто никакого Бабьего Яра не было...
Если бы это было так... Но он был, Бабий Яр! И не было в живых матери, друзей ее детства, родных, близких – они навсегда остались в Бабьем Яру...


Фронтовой корреспондент газеты «Правда» Борис Полевой побывал в Бабьем Яре одним из первых:
«Мы вошли в Киев с первыми советскими частями, — вспоминал он. — Город еще пылал. Но всем нам корреспондентам, не терпелось побывать в Бабьем Яру. О нем мы слыхали в эти годы предостаточно, но нужно было увидеть все самим. Сейчас уже не помню фамилию той женщины, которая взялась нас туда проводить. Помню только, кажется, что она была учительницей и пережила оккупацию. Мы приеха на Бабий Яр и обмерли. Громадные глубоченные рвы. Накануне бомбили город, и одна из бомб попала в откос яра. Взрывом откололо внизу кусок склона. И мы увидели непостижимое: как геологическое залегание смерти — между слоями земли спрессованный монолит человеческих останков. Даже в самом страшном сне такое не привидится...
Борис Николаевич Полевой (Кампов, 1908-1981)

Не верилось, что все это может быть. Страшно... Очень страшно даже вспоминать об этом... Более страшного я не видел за всю войну. Потом были Освенцим, Дахау, Бухенвальд, десятки других мест массового уничтожения людей. Но самое страшное, уму непостижимое было там, в Бабьем Яру» (Цит. по: Шлаен А. Бабий Яр. - К., 1995. - С. 30).


советские источники о расстрелах в Киеве

Из Ноты Наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова от 6 января 1942 года:

Страшная резня и погромы были учинены немецкими захватчиками в украинской столице — Киеве. За несколько дней немецкие бандиты убили и растерзала 52 тысячи мужчин, женщин, стариков и детей, безжалостно расправляясь со всеми украинцами, русскими, евреями, чем либо проявившими "всю преданность советской власти". Вырвавшиеся из Киева советские граждане описывают потрясающую картину одной из этих массовых казней: на еврейском кладбище гор. Киева было собрано большое количество евреев, включал женщин и детей всех возрастов; перед расстрелом всех раздели догола и избивали; первую отобранную для расстрела группу заставили лечь на дно рва, вниз лицом, и расстреливали из автоматов; затем расстрелянных немцы слегка засыпали землей, на их место вторым ярусом укладывали следующую партию казнимых и вновь расстреливали из автоматов.

Из выступления советского обвинителя на Нюрнбергском процессе Л.Н. Смирнова:

«В Киеве замучено, расстреляно и отравлено в «душегубках» более 195 тысяч советских граждан, в том числе:

1. В Бабьем Яру — свыше 100 тысяч мужчин, женщин, детей и стариков.

2. В Дарнице — свыше 68 тысяч советских военнопленных и мирных граждан.

3. В противотанковом рву у Сырецкого лагеря и на самой территории лагеря — свыше 25 тысяч советских мирных граждан и военнопленных.

4. На территории Кирилловской больницы — 800 душевнобольных.

5. На территории Киево-Печерской Лавры — около 500 мирных граждан.

6. На Лукьяновском кладбище — 400 мирных граждан».

Еще одна цитата Л.Н. Смирнова из его выступления на Нюрнбергском процессе:

... Я вынужден обратить внимание Суда на то обстоятельство, что цифра умерщвленных в Бабьем Яру, которая приведена в ноте, является меньшей, чем в действительности. После освобождения Киева было установлено, что объем злодеяний немецко-фашистских захватчиков превышает преступления немцев, о которых было известно по первоначальной информации.

Из предъявляемого далее Суду Сообщения Чрезвычайной Государственной Комиссии по городу Киеву видно, что в Бабьем Яру во время этой чудовищной так называемой «массовой акции» немцами расстреляно было не 52 тысячи, а 100 тысяч человек.



По разным подсчётам, в Бабьем Яру в период с 1941 по 1943 год было расстреляно от 70 000 до 200 000 человек. Евреи-заключённые, которых нацисты заставили сжигать тела в 1943 году, говорили о 70—120 тысячах

http://112.ua/mnenie/babiy-yar-vospominaniya-ochevidca-261199.html
http://2mir-istorii.ru/sobytiya-noveyshaya-istoriya/776-babiy-yar.html
http://babiy-yar.livejournal.com/1704.html

Серия сообщений " УКРАЇНА / УКРАИНА, ":

Серия сообщений "Родительский день":