Сергей Есенин (1895—1925) Сергей Александрович Есенин родился 3 октября 1895 г. в селе Константинове Рязанской губернии в семье крестья­нина Александра Никитича Есенина. Родители поэта долгое время жили врозь, и поэтому в детстве Сергей Есенин око­ло шести лет воспитывался в доме деда и бабки по матери, о которых он с любовью вспоминает в своих стихах и автобиографии. Мир народно-поэтических образов окружал его с первых дней жизни: Родился я с песнями в травном одеяле, Зори меня вешние в радугу свивали. Вырос я до зрелости, внук купальской ночи, Сутемень колдовная счастье мне пророчит. Учился Есенин в сельской начальной школе, затем в за­крытой второклассной учительской школе церковно-семинарского типа в Спас-Клепиках. Весной 1912 г. Есенин при­езжает в Москву. Его отец в то время работал приказчи­ком в лавке замоскворецкого купца Крылова. Хозяин со­гласился взять сына приказчика в контору при лавке, но вскоре, поссорившись с хозяином, юноша уходит не только из лавки, но и от отца. В поисках своего пути в литерату­ре Есенин входит в московский литературно-музыкальный кружок имени Сурикова. Посещающие кружок рабочие ти­пографии Сытина помогают ему устроиться подчитчиком в корректорской. В 1913—1914 гг. Есенин посещает лекции в народном университете Шанявского, много читает (Белин­ского, Некрасова, Гоголя, Кольцова). За участие в стачечном движении типографских рабочих он попадает под надзор полиции. Осенью 1914 г. Есенин становится секретарем ре­дакции журнала «Друг народа», подготовленного суриковским кружком. Написана для журнала антивоенная поэма «Галки». Поэма была конфискована полицией еще в набо­ре. В первом и единственном номере «Друга народа» Есе­нин поместил стихотворение «Узоры». Еще ранее, в 1914 г., в детских журналах «Доброе утро» и «Мирок» появились его первые стихи. Начинающий поэт стремится в Петербург, в «большую литературу». Приехав в столицу, прямо с вокзала он отправ­ляется со своими стихами на квартиру к Блоку. Блок вы­слушал Есенина, отобрал несколько стихотворений для печа­ти и познакомил его с С. Городецким, Н. Клюевым и другими. Есенин сблизился с кружком С. Городецкого, часто бывал в «Привале комедиантов», был благосклонно принят в сало­нах 3. Гиппиус и графини Клейнмихель, а также в подвалах артистов и библиоманов, в кабаках и фешенебельных ресто­ранах, за кулисами театров. В 1915 г. в журнале «Северные записки» было опубликовано первое по-настоящему «есенин­ское» стихотворение — «Русь» (1914), в котором наиболее полно отразилось художественное кредо молодого поэта. Потонула деревня в ухабинах, Заслонили избенки леса. Только видно, на кочках и впадинах, Как синеют кругом небеса. Понакаркали черные вороны: Грозным бедам широкий простор. Крутит вихорь леса во все стороны, Машет саваном пена с озер. Грянул гром, чашка неба расколота, Тучи рваные кутают лес. На подвесках из легкого золота Закачались лампадки небес. Повестили под окнами сотские Ополченцам идти на войну. Загыгыкали бабы слободские, Плач прорезал кругом тишину. Уже в следующем, 1916 г. выходит в свет его первая книга стихов «Радуница». Особенность таланта Есенина состояла не в каком-либо особом своеобразии темы и «народности» стиля, а в новиз­не мироощущения. Как поэт он вступил в непосредственные отношения с действительностью, вернул первоначальному ощущению бытия простоту и силу, утраченные поэзией декаданса, отгородившейся от мира мистическими, религи­озными, эстетическими теориями. Следует отметить, что мо­лодому Есенину не были чужды религиозные и этические концепции XX века, но воздействие их сдерживалось «кре­стьянской» природой, той народной традиционной русской культурой, которую Есенин усвоил еще с «молоком матери». Самобытное дарование Есенина будет не раз подвергаться искушению модных теорий и философий, однако он всегда будет возвращаться к своим природным корням. Источником лиризма поэзии Есенина является прежде всего родная природа — в ней основа всего мироощущения, всего бытия поэта: Опять я теплой грустью болен От овсяного ветерка. У Есенина почти нет завершенных пейзажей, картин природы, ему не присуща статическая определенность форм, очертаний, цвета. Он больше сосредоточен на процессе изменения форм и красок, на самой жизни природы, посто­янном обновлении ее облика. Колокол дремавший Разбудил поля, Улыбнулась солнцу Сонная земля. Задремали звезды золотые, Задрожало зеркало затона, Брезжит свет на заводи речные И румянит сетку небосклона. Столь же подвижна природа в песенных зачинах («За­шумели над затоном тростники...»), в заимствованных из народной поэзии образах («А по двору метелица ковром шелковым стелется»). Лес, озеро, береза, роса, месяц, заря, начало дня и наступление вечера каждый раз видятся по-новому, выглядят по-иному. Образ природы в поэзии Есе­нина всегда художественно индивидуален благодаря его чувственной конкретности и удивительной точности в пе­редаче запаха, звука, цвета. По лугу со скрипом Тянется обоз — Суховатой липой Пахнет от колес... Сохнет стаявшая глина, На сугорьях гниль опенок. С наступлением весны «пахнет вербой и смолою», в летний вечер «вишнями и мхом», свой запах есть у дере­венского престольного праздника: «Пахнет яблоком и ме­дом По церквам твой кроткий Спас». Звуки природы вос­принимаются тонким слухом и поэтической душой. Сердце поэта как бы вмещает то великое единство природы, которое называется жизнью. Именно такое впечатление создалось у М. Горького, впервые услышавшего «Песнь о собаке»: «Пос­ле этих стихов невольно подумалось, что Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «пе­чали полей», любви ко всему живому в мире и милосер­дия, которое — более всего иного — заслужено человеком». И действительно, обилие олицетворений, образная вырази­тельность стиха в поэзии Есенина основаны прежде всего на глубокой гуманности его отношения к миру. Словно белою косынкой Подвизалася сосна. Понагнулась, как старушка, Оперлася на клюку. Улыбнулись сонные березки, Растрепали шелковые косы. Шелестят зеленые сережки. В лирике Есенина обрели новую жизнь традиции русской классической поэзии XIX в., в первую очередь А. А. Фета. Природа не является единственным предметом внимания в поэзии Есенина: он пишет о любви, о войне, о людях Рос­сии, использует исторические и фольклорные сюжеты, но она сопутствует всем событиям, героям, настроениям, духом род­ной природы постоянно исполнено лирическое «Я» Есенина, всегда пронизанное светом искренности: «Есенинское «Я» — совершенно особое, большое, глубокое, озаренное до последней капли, обнаженное с небывалой жесткостью к самому себе». Тема родины, России, органично вошла в поэзию Есенина. В 1914 г., когда появились первые стихи Есенина о родине, эта тема волновала многих в связи с начавшейся войной, однако голос Есенина в общем хоре отличался неповтори­мостью и своеобразием. Его патриотическое чувство в ран­ний период было во многом стихийным, в какой-то мере оно оставалось таким на протяжении всей его жизни. Попытки поэта выйти из области чувства в сферу идейно-философ­скую рождали образ противоречивый, смутный. Молодому Есенину Русь рисовалась богомольной, срод­ни «христовой невесте» Городецкого. Часто повторяющееся определение «кроткая» напоминает распространенное мне­ние о духовном смирении мира патриархальной деревни, взыскующей Бога. Покорно пахари уходят на войну, сми­ренно мать молится о сыне: «Родина, черная монашка, чита­ет псалмы по сынам». Есенину были с детства знакомы хри­стианские обряды и обычаи, семейная и календарная об­рядность русской деревенской жизни. Он свободно владел книжно-церковной образностью и архаическим велеречием. Есенин не подражал «народному православию» — это было собственное мироощущение поэта, воспитанного в традици­ях народной культуры, поэтому мы часто находим у него мотивы и сравнения, восходящие к православной образнос­ти: «хаты — в ризах образа», «рощи — в венчиках икон­ных», поля, как святцы; ивы — кроткие монашки и т. п. Наряду со стихами, овеянными религиозными настрое­ниями, он пишет и такие произведения, как «Устал я жить в родном краю...», «За темной прядью перелесиц...», «Я снова здесь, в семье родной...», отражающие внутренний разлад, борьбу противоречивых чувств в душе поэта: О, сторона ковыльной пущи, Ты сердцу ровностью близка, Но и в твоей таится гуще Солончаковая тоска. Характерно, что и в буйстве своем, и в тоске («Но и я кого-нибудь зарежу под осенний свист»; «Уйду бродягой и вором»; «В зеленый вечер под окном на рукаве своем повешусь») Есенин по-русски народен. «Со времени Коль­цова, — напишет позднее о творчестве Сергея Есенина другой поэт, его современник, Борис Пастернак, земля Рус­ская не производила ничего более коренного, естественного, уместного и родового, чем Сергей Есенин... Вместе с тем Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовем высшим моцартовским началом, моцартовской стихиею». Душевный конфликт в лирике Есенина — не только от­ражение интимных переживаний, но и отголосок того круп­ного исторического конфликта, который окрасил все сферы русской жизни предреволюционных лет. Социально-исто­рическая основа лирики Есенина обусловлена глобальным кризисом в Российской империи 1905 — 1917 гг., неизбежно­стью разрушения старого мира и появления нового. Есенин принял революцию 1917 г.: «В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном». Не случайно в этот период он сотрудничает в изданиях, представляющих интересы партии эсеров. Там печатаются его поэмы «Преображение», «Окто­их», «Инония». Он искренне отрекается от «кротости» и «смирения» и прочих ценностей христианства и пытается обрести новую веру, поскольку, и в этом парадокс, не верить Есенин не может. Более того, свой новый символ веры в 1918 г. он формулирует при помощи именно христианских тек­стов и образов: Слава в вышних богу И на земле мир! Месяц с синим рогом Тучи проводил. Кто-то вывел гуся Из яйца звезды, Светлого Исуса Проклевать следы. Кто-то с новой верой, Без креста и мук, Натянул на небе Радугу, как лук. Радуйся, Сионе, Проливай свой свет! Новый в небосклоне Вызрел Назарет. Новый на кобыле Едет к миру Спас. Наша вера — в силе. Наша правда — в нас! («Инония») Предельная искренность была присуща Есенину на про­тяжении всей его жизни. И тогда, когда он, «последний поэт деревни», возглавил в 1918 г. в Москве группу имажинистов, и тогда, когда, «прослыв хулиганом и скандалистом», влю­бился в сорокалетнюю американскую танцовщицу-босоножку А. Дункан (ставшую впоследствии женой Есенина) и вместе с ней уехал путешествовать по странам Западной Европы и Америки (1922-1923). Он был искренним, ког­да, вернувшись в Советскую Россию, почувствовал себя «еще более влюбленным в коммунистическое строительство». В нем противоборствовали, а подчас и органично сосуще­ствовали две разнонаправленные силы. Одна влекла к тому, что строилось, преображалось, утверждало жизнь, — Есенин верил, что это преображение таится именно в советском строе: «через каменное и стальное вижу мощь я родной страны». Светлое, жизнеутверждающее начало, имеющее также два лика — героический и лирический, воплощено в таких его произведениях, как «Анна Снегина», «Персидские мотивы», «Поэма о двадцати шести», «Русь советская», написанных примерно в одно время — в первой половине 1920-х гг. Вто­рая сила, в конечном итоге приведшая Есенина к трагичес­кому саморазрушению и появлению «Черного человека» (1925), была сродни бунтарской стихии самосожжения, сти­хии анархической; она владела душой поэта, когда он писал своего «Пугачева» (1921), «Исповедь хулигана» (19211), «Москву кабацкую» (1924). После смерти Есенина Алексей Толстой написал несколько строк, которые свидетельствуют о том, что в последние месяцы жизни разлад в душе Есени­на достиг трагической вершины: «Умер великий нацио­нальный поэт. Он уже стучался во все стены. Он сжег свою жизнь, как костер. Он сгорел перед нами... Его поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души. Считаю, что нация должна надеть траур по Есенину». I.G.

58K