Миролюбив Ю.П. «Сакральное Руси» т. 1 ВЕЛИК-ДЕНЬ
ВЕЛИК-ДЕНЬ
Приготовления к Велико-Дню (Пасхе) занимают, в сущности, все время после Колядина Дня. Так, приготовляется ветчина, копче-нина, сало, колбасы, которые засолены или выкопчены. К Велико-Дню хозяйки собирают творог, сметану, масло, яйца, подкармливают индеек, гусей, уток, кур, берегут ягненка, поросенка, откармливают петуха и т.д. Но еще с Перуньих Дней (Осенью) происходит чередование поимено-ваний Перуна, Бога Солнца и Весеннего Дождя, Семя-Жива, Оживляющего Семя, то выстрелами из ружья в «поименование Грома», то стуком кием по деревянной стене амбара, воротам, заборам и т.д. Так, через всю Зиму идут напоминания, что Бог-Перун жив и что он - Жив-Бог: даже Зимой, даже под спудом, под снегом всегда жив Перун. В Юрьевке подростки и парни забавлялись «вызовом Грома» (Перуна!) на Колядин День (Рождество), забавой было «встречать кутью» стуком дубового (Перуния древа) кия по воротам, в Kairyu, вечером «обозначая Звезду» и «провожая кутью» на Первый День Рождества. Они же «обозначали» Новый Год, «провожая Старый», таким же стуком, сопровождая его еще «выдыбанием саней», то есть выталкивая за ворота сани с сеном на них. В сене положена «подоба», то есть изображение Старого Года, которую сваливали где-нибудь под забор и возвращались в шубах, шерстью вверх, с криком, песнями, шумом, битьем в днища ведер (шаманское «изгнание Старого Года шумом»). Стар-Год, лежавший под забором, под плетнем, был предметом шуток и издевательств мальчишек, тащивших «подобу» за деревню, где ее жгли в соломенном Костре. Солому для этого приносили с каждого двора. Огонь-Перун сжигал Старый Год. Через это пепелище водили неплодных овец, чтобы они стали плодными. Некоторые приводили их к Костру, брали клок шерсти и бросали его с молитвой в огонь. Так и здесь ясно виден Культ Перуна-Агни, или Огня-Агнца, ибо от неплодной овцы благодаря Огню ждали Агнца. Все это — приготовления к Празднику Велико-Дню, являвшемуся Пасхой. Вызывание Перуна было проявлением культа Солнца, без которого Пасхальный День не Праздник. В день Благовещения в Антоновке пригоняли скот, коров, быков и лошадей к церкви, и священник кропил их святой водой. Эта вода была Живой Водой в понимании крестьян. Она защищала скот от падежа, мора и болезней. Вся площадь вокруг церкви в этот день была заполнена рогатым скотом и лошадьми. Здесь виден отголосок древнейшей религии Быка и Лошади, как Священного Животного.
К Велико-Дню коровы, кони и овцы получали свежую траву, если их еще не выгоняли на пастбища. Каждая хозяйка как в День Благовещения, так и на Пасху приносила скотине зеленой травы, крапивы или, если травы еще не было, то хотя бы зеленых веток с распустившимися на них первыми листиками.
ЗЕЛЕНОЯДЕНЬЕ
Ошибочно думать, что посты введены у нас православием. Они существовали и до него и назывались «зеленояденнем», или же «мясопустом», и были сопряжены с воздержанием от мяса, особенно стариков, с древности заметивших вредность мясной пищи. Чтобы организм мог отдохнуть от этого, ели семь седмиц одну растительную пищу («с-траву»), а в промежутках между «мясопустом» и «мясоедом» ели молочную пищу, и «с-травный» период назывался у наших Предков «сыропустом». В более древние времена он назывался «створопустом», или «тво-ропустом» («творог» и «пусто»), откуда вышли и православные посты, приспособленные церковью для христианской жизни и обрядности. Так случилось со многими языческими праздниками и обрядами. Обряд освящения плодов, пшеницы, вина и елея, раздача поминального Сочива и Ко-лива, явно взятых из языческой тризны, освещение Пасхальных и Рождественских блюд, кушаний и стола, приготовление меда к праздникам, сенной браги и т.д., Красная Горка, поминание Родичей на могилках -все это обряды древности, идущие, может, еще из степей Сапта-Синдху или Ариастана, легендарного Ирия, «куда на зиму птички улетают». Во всех этих обрядах виден Культ Солнца и Пастушьей жизни. «Зеленоядение» в степи представляло из себя сбор лука, чеснока, особого рода колокольчика («рэпонс» по-французски), «белой лебеды»-дикого шпината, зелени одуванчика («львиный зуб») или цикория, «катрана»-дикий сальсифий, щавеля и т.д. Из этой зелени и приготовлялась «зелена с-трава», нечто вроде супа из зелени; часто ее ели сырой, поливая кислым соком, самодельным уксусом из хлеба, намоченным в воде и перекисшего в уксус. В южной России этот «сыровец», или же «квас», употребляется и посейчас для варки борща, зеленого борща или для приготовления окрошки, ботвиньи и для поливания готовящегося мясного блюда для того, чтобы придать мясу вкус н нежность. Зеленоядение наблюдалось на юге России в Посты Петра и Павла, так называемая Петровка, Успенский пост, п в среду и в пятницу каждой недели. Последние посты, может быть, были установлены и православными, но вообще, даже на седьмице, наши Предки ели хоть раз в неделю зеленую пищу. Произошло это оттого, что в степях, гоняя стада скота, они не всегда могли приготовить мясное блюдо, а иногда не могли иметь и молока, потому что оставляли его телятам. Наконец, зеленояденье могло быть вызвано и другими причинами: усталостью от мясного, ожиданием приплода, необходимостью кормления молодого приплода молоком и т.д. Гигиеническое значение этих постов весьма значительно, и всякий, кто обнаружил вредность мясного режима, прибегал к зелени.
Обычно для мясной пищи берут молодой скот: ягнят, телят и т.д., но пока эти животные еще очень молоды, они не дают достаточно мяса. Значит в основе могли быть и соображения практические: дать время подрасти молодняку.
ВЕЛИК-ДЕНЬ В ЮРЬЕВКЕ
Обычно Пасха подходила уже, когда Весна вполне вступала в свои права. Все было зелено, сады цвели, пели прилетевшие с юга птички, Солнце грело и радость жизни охватывала все живое. Вербная Неделя со своей зеленью отмечала Страстную. Люди шли приложиться к Плащанице, какой-нибудь старый, беззубый дед, сидя на завалинке, или «ризбе» (при-избе), шептал про себя, жмурясь на Солнце: «Дажь-бо, греет как! Во как «яр-ует» солнышко!» Он вряд ли знал, да если бы ему и сказали, то не поверил бы, что его слова языческие и что, приложившись к Плащанице, поисповедывавшись и причастившись, он творит грех! С Пращуров так Русь верила, и дед тоже так верил. Он не знал, что такое грех в своей старческой невинности, которая, как всем известно, вроде ребячьей. Так и все верили, и обычаи держали, не зная, что хорошо, а что плохо с точки зрения православной. Вербу несли домой бережно и втыкали ее в куличи. Так запекали зеленую ветку березы наши Предки-Славяне, празднуя Дажьбов-День, Ярил-День, Велик-День. Запекали они ее в ржаное тесто большого медовика с орехами, можжевеловой ягодой, разными известными тогда пряностями. Медовик был в виде Круга, -или Кола, Колеса, а означал он Солнце. По нему шли стрелы Перуньи, лучи, из пшеничной муки, внутри же были сухие фрукты и березовая ветка с листьями в знак Весны, Бога-Яро, а из творога делали подобие наших творожных пасок, как их называют на юге, «сырных пасок». Сыр - загадочное слово. Оно произошло от ведического «Сурия» - Солнце. Для этого творог растирали с маслом, сметаной, медом и орехами и делали из него «курганы». К тому же дню в знак цветения красили вареные яйца в разный цвет. Это были как бы цветы Ярилы-Бога н их раскладывали на зеленой траве. Зелень эту получали так: брали конопляный кудель, фибру, заматывали в нее зерна, поливали на тарелке каждый день и к Пасхе все прорастало зеленью. На нее клали яйца. В тот же день делали из масла барашка-Ягненка-Агнца в знак Бога-Агни и резали во славу Сурии птицу, Агнца, кололи поросенка, пекли его на белом горючем Камне, для чего разжигали большой кварцевый камень, непременно белый, и на нем пекли мясо и хлебы. Приготовляли к Велико-Дню всякие яства, смысл которых был - Весна, Тепло, Огонь, Жизнь, Любовь. Все это клали на чистом столе и так в Велик-День, встретив восход Солнца песнями в Боголесьи, шли вкушать первой обильной мясной пищи. До того же постились, сидя на зеленоядении. Сурия-Сыр в виде курганов напоминал нашим Пращурам их переходы по степям, где они похоронили не одного славного Героя или Князя, Водчего. Зелень говорила о Весне, а Ягненок о Солнце, источнике Тепла, Любви и Жизни. Все это и входило позже в празднование Православной Пасхи, как наш древний, неотъемлемый фольклор.
ХАРАКТЕР ВЕЛИКО-ДНЯ
Можно по-разному смотреть на Праздник Пасхи, но его универсальный, всеобъемлющий характер всегда удивлял всех иностранцев, никогда ничего подобного нигде не видавших. На Западе торжественно празднуется Рождество, но и это празднование никогда не достигает десятой доли того, во что выливается праздник Велико-Дня на Руси. Во-первых, это церковное торжество, затем - торжество обрядовое, человеческое и человечное, и, наконец, интимное. В праздновании Пасхи веселье переходит в какую-то эйфорию! Все обнимают всех, целуются-христосуются всякий со всяким. В городе это всеобщее ликование еще приобретает более чинный характер, но в деревне это - Праздник Рода Человеческого! В День Пасхи люди идут на горку смотреть, как «Солнце, всходя, пляшет от радости!» И, всматриваясь в восходящее светило, они действительно замечают, что оно как бы качается. Это, конечно, обман зрения, но простые люди верят в это, как в непреложную истину. Ликует вся природа, ибо Весна везде и во всем, как сама Жизнь и Любовь, полны напора, ярости, и Тепло, Огонь Небесный - Солнце греет все сильнее. Пение птиц, цветы, зелень - все создано для радости в этот День. Утомленные Великим Постом, люди едят мясное, куличи, яйца, пьют рюмку, другую, а кто и бутылку вина, впадая в еще большее веселье. Никаких забот земных в эти Дни не полагается. Работа отложена на целую седьмицу до Фомина Дня, или Радоницы. И если вся радость только от Воскресенья Христова, то это было бы еще понятно, но радость Руси в этот День не только религиозная, но и всеохватывающая! Радуются всему теплу и свету, небу и земле, родным, близким, чужим, своим - всем. Чтобы понять, из какого глубокого источника идет эта радость, надо вспомнить тяжелые Зимы на Руси, когда Мороз-Кустроб жжет все, когда трескаются стволы деревьев, и тогда при входе в поля и селения Весны, вдруг снега тают, текут веселыми ручьями, земля быстро сохнет и можно через пять-шесть дней прогуливаться уже в одной рубашке. Деревья сразу все расцветают, в воздухе свист, гомон, звон птичий, пчелиный, крик детский, захлебывающийся, и вдруг - Пасха! Кроме фиалок, цветущих садов, тюльпанов и сирени, еще религиозный Праздник Воскресения Христа. Ясно, что в нем выражается воскресение всей Природы, всей жизни и лучшая надежда в нем оправдывается, жизнь становится прекрасной, вдвое лучшей. Этого не понять Западу, где Весна хмурая, капризная, пополам со снегом, холодным ветром, дождем и слякотью! Наша Русская Весна, особенно южная, отличается необыкновенной нежностью, теплом и постоянством. И Пасха - не столько начало рождения Агнцев, она - Сама Госпожа Жизнь, Жива-Богиня. Много языческого в праздновании Пасхи, потому что она - Дажьбов День, Ярилино Чудо, та самая пора, лучшая и счастливейшая, после которой ничто уже так в сердце не идет и ничто так не радует. Ведическая Слава Агни-Сурия-Варуна-Индра в Преображенный, воссиявший мир перед глазами человека. Встают травы, цветы и - «светится Иерусалим, Сион Горный», в который, как в Град-Китеж, верит русская душа. В этом изменившемся, эйфорическом мире и эйфорический человек. Поцелуй любимой девушки, полученный на Пасхе, является радостным началом, залогом будущего счастья. И самый грешный из людей, освятившись в посту, очистившись от грехов, приступает с чистой Душой и сердцем ко всем сокровищам Жизни. Не только Христу радуется, но всему всячески радуется человек. Все для него становится священным, иным. И это - освящение всего, преображение, просветление и потепление вызвано вхождением Агни в мир, в травы, животных и человека. «Все Агни, во всем Агни, в Траве, в Коровах, в человеке» - идея «Риг-Веды». ЭТУ идею вселенскости Небесного Огня, горящего во всём, идею Яви, как кросна ткани, несёт в себе, может и не сознавая того, русский человек. Для одних это — просветление мира от Христа, для других — от Весны, и, наконец, для третьих - от Возрожденья Пастушьей Жизни. Агни небесный дает жизнь Агнцу земному. И христианин находит Агнца в Чаше, в Воскресшем Христе. Все, сливаясь вместе, образует ту бурю радости, в которой человек плывет в чти дни, как челн, в сказочный мир. Трезвон вседневный, светлые, радостные лица людей, поцелуи, дружеские речи - все это совместно с особыми чисто Пасхальными угощениями, блюдами создает ту особую «атмосферу», которой нет нигде в мире, кроме как на Руси. «В эти дни голубь с голубем целуются!» - говорит старинная пословица. Зла в эти дни нет, непристойности, лжи, несчастья нет! Оно побеждено. Смерти нет! Ее попрал смертью Тот, кто воскрес из гроба на Третий День. И Вишну, «в три шага завершивший свое дело» («Риг-Веда», раздел I, чт. II, г. III, т. I, стр. 36, Ланглуа; чт. II, г. V, в. XVIII, т. I, стр. 54), принявший тело, похожее на паше, является «непобедимым Спасителем». Таким образом, ведическая сверхдревность встретилась здесь с христианской Любовью, распятой за грехи мира. Альфред Мори в книге «Легенды древности», 1883 г., Париж, говорит, что «Вишну, подобно Геркулесу, есть персонификация воздуха». Взятое однажды учеными материалистическое направление не может измениться. Эти люди все еще ищут «следов идолопоклонничества» во всех восточных религиях. Они не могут понять, что образ Бога должен был вырабатываться тысячелетиями, прежде чем он стал тем, каким мы его знаем. Этот образ должен был создаваться из чего-то и что-то должно было послужить для него основой. Тем более, что дальше говорит автор уже о Вишну, как персонификации Солнца в зените.
На самом деле, конечно, за этими образами надо искать не материю, их породившую, ибо ею оказывается человек, а идею, которую он хотел в образ вложить!
Праздник Возвращения Солнца, как и Возвращения Милости Бога-Отца, оставившего землю во власти Кустроба, Бога Зимы, не является еще праздником Солнца. Славяне Солнце принимали за Лик Божий, но не за Бога! Так, икона Божьей Матери, считающаяся даже чудотворной, является почитаемым изображением, но не является самой Девой Марией. Периодичность явлений природы и в том числе разница между Зимним и Летним Солнцем не могла не подействовать на воображение древних, примитивных людей. Но, с другой стороны, священники не могли не знать, что Солнце еще Богом не является. След такой идеи мы находим и в христианстве, в Символе Веры: «Света от Света, Бога истинна от Бога истинна». Ведийцы считали себя «Внуками Индры-Агни-Варуны», а славяне - «Внуками Дажь-ба!»
В пасхальные дни на Юге России люди веселились, как «дети Божии», радуясь, что «смерти нет и что Христос попрал смерть смертью». Выражаясь примитивнее, Христос в их глазах «убил убивавшую смерть», потому что «смерть не смела коснуться Сына Божия», между тем она Его убила и потому воскресший Христос убил ее самое. Издревле считали наши Предки, что с наступлением Весны «Родичи потягиваются в могилках, просыпаются». И потому неудивительно, что Фомина Неделя, Радоница, празднуется на могилках, как веселое пиршество, как общение с живущими «на Том Свете» мертвыми. Обычай приносить на могилки усопших весенние цветы - подснежники и фиалки -как и вообще цветы, говорит о том же. Усопшему приносят цветы в знак пробуждения природы и как бы говорят: «Проснитесь! Видите, земля проснулась и зацвела!» Из ведизма славяне сохранили взгляд на умерших, как на живых «в крове Бога» Предках. Эти Предки понемногу становятся святыми. В конце концов, в перспективе времени они сливаются с Божеством и становятся сами частью Его. «Моли Правду Божью, а Родичей тоже!» — говорит на первый взгляд бессмысленная пословица. Однако, она заключает в себе культ Предков, стоящих ближе к Божеству, чем смертные. Через смерть Предки становятся бессмертными, как само Божество. В Пасхальные дни «Бог ходит спереди людей». До XVI века еще держалось на Руси древнее благочестие, и во многих местах Праздники Велика-Дня были полностью посвящены языческому пониманию Родства людей с Богом. Позже православное влияние вытеснило это понимание и придало ему смысл христианский. Тем не менее вселенская радость в эти дни иного объяснения не имеет, как то, что она означает восстановление утерянной Зимой связи с Богом. Весной и Летом, Осенью эта связь крепка, но ослабляется непрерывным ослушанием людей, от которых Бог отворачивается. Зима, таким образом, есть период, когда Бог отвернулся от людей. «Отвернулся Бог от людей, да и стало Ему их жалко», - говорит пословица. В ней - все содержание вышесказанного.
Но, с другой стороны, если Пасха имеет языческое содержание, она имеет и христианское, и это не потому, что русский народ православный и христианский, а потому что тема Богочеловека и Спасения Мира Им -древнейшая тема, известная даже в недрах Цивилизации Ма, где Крест имел значение, во-первых, человека, а во-вторых, Спасения. Таким образом, мы видим, что идея Спасения мира через Богочеловека или через Жертву так же стара, как сам мир. Она имеется и в ведизме, где Вишну «принял тело, похожее на наше», и в эллинизме, где Геркулес своими славными делами спасает людей, и в религии Майя, где Гайавата через Жертву стал Источником Жизни людей, превратившись в маис, и в браманизме, где Кришну спасает мир Любовью, и в конце концов в язычестве, где был миф Крышне-го, родившегося в сене в Крлядин День, чтобы спасти людей. Идею эту можно резюмировать, как вмешательство Божьей Воли в дела людей, вмешательство, нх спасающее. Короче, это уверенность, что инстинкт самосохранения человечества, поддерживаемый Божеством, спасает его пли при посредстве Жертвы, или действием, внушением свыше. Вторая идея заключается в том, что человечество, все вместе взятое, является Богоносящим, ибо Богочеловек, Сын Божий, Христос или Сын Деметры, или Бга, Ахура-Мазда, Будда, Кришну родился и может еще родиться среди людей. Сознание, может, бессознательное этой радости, есть и в наших Пасхальных Днях. Она, эта радость, в нас потому, что мы ее чувствуем, находим не только в себе, но и в окружающих. И каковы бы ни были отдельные люди, может, даже недостойные, все равно из среды людей рождается Христос. У египтян это был Озирис, у греков - Адонис, Бог Красоты. Богоносительст-во есть, таким образом, приобщение к Красоте, уход от Безобразия, стрем-' ление к Совершенству и реализация такового. Ежедневное существование человека, его будни, страсти и несовершенство не дают ему возможности достигнуть этой Красоты, но Богоносящие люди такой Красоты достигают и достигли. Этот факт является источником радости в русской Пасхе. Радость эта всеобщая, как всеобщим и универсальным является для всякого человека, даже для самого обездоленного, сознание, что Христос был тоже Человеком и стал Богом. Таким образом, через Христа установлено родство с Богом. Но ведизм весь заключается в сознании этого podcmeal Изойдя из идеи родства с Ним, славяне, уже называющиеся русскими, приходят к ней через христианство и Христа. Это рассуждение, может, слишком углубленное, дает нам картину того, что мы чувствуем абсолютно эмоционально. Главное, что человек связывает с Богом, это свет и тепло, идущие от Солнца, значит, длину дня, зелень, цветы, пищу. На Рождестве, после Зимнего Солнцестояния, свет лишь рождается, а к Пасхе он уже настолько крепнет, что это Праздник Торжествующего Света, Борющего Тьму или Смерть! Солнечное значение этого праздника ясно само собой. Это — Митра, Христос, Кришну, Перун, Гелиос, Ра-Аммон-Пта. Все религии в этом празднике!
Ведийские пастухи праздновали Пасху, как Возрождение Агнцев, Трав, Тепла и Света. Трава, из которой приготовляли они священную Сому, Напиток, соединяющий в себе Хлеб и Вино, к этому времени вырастает, и ее можно собирать для приготовления сока, что равносильно было для них Началу Таинств. Таким образом, Весенний Праздник, или Пасха, становился для них тем порогом, за которым начинается Новая Жизнь. День этот возвещала Заря. Ведийцы славили Зарю, Утреннюю Звезду, Левина, Сому, Агни, Митру, Варуну, Индру, Живу и все, что способствует Травам, Коровам, Людям. Небесное Молоко, разлитое в Млечном Пути Небесными Коровами, находило свое отражение в Соме на земле. В этот день все Пастухи вкушали Сому, приобщаясь Небу, восстанавливая Родство с Божеством, перерождаясь духовно и физически. Это была дохристианская радость, приготовившая христианскую. И все эти элементы можно найти в праздновании Православной Пасхи. На Пасхе были хороводы, игры девушек и молодых людей, качание на качелях, плетение первых венков, первые «Горелки». Последняя игра имеет особенное значение: горсть - значит жить, гореть - значит «идти горе», то есть вверх, как дым идет, как пламя от костра тянется ввысь. В горении - Агни, Огнебог, Сьма-Регл, Жив и Жива, а потому играющий в «Горелки» как бы играет в самое жизнь. Эта игра, несомненно, одна из священных игр прошлого. Она, вероятно, сопровождала Богослужения, за которыми следовала трапеза всех, а потом игры, как развлечение для родителей. Театра и зрелищ в то время не было, а потребность была. Для удовлетворения последней молодежь заводила игры, где она была действующими лицами, изображавшими Божества и их Борьбу со Злом, а родители смотрели на игру актеров, которые были их детьми, и видели воочию, как Перун гонится за Сушью (Сушна ведийцев, Засуха), как догоняет ее, хватает, и в это время остальные изображают Гром и Молнию, бьют в металлические тарелки, дудят в дуды, бьют в бубны и барабаны. Кто-либо, изображавший Дажьбо, обливал борющихся водой. Это видно из слов песни, которую поют при Горелках:
«Гори, гори ясно, Гори до конца,
чтобы не погасло! гори до венца!»
На что отвечали «горящие»: «Горю! Горю! Горю!» и бросались бежать, а в это время юноша или девушка, которые должны были перехватить бегущих, кричит: «Пей!» и бросается за ними, стараясь поймать юношу (если ловит девушка) или девушку (если ловит юноша).
Речь идет, следовательно, а каком-то напитке, который должен пить «горящий». Мы предполагаем, что этот напиток - древний Сома.
Взрослые и родители в это время стоят и сидят с зелеными ветками в руках.
Последнее означает, что в этой игре (Юрьевка) зелень в руках старших указывает на символ Боголесья древности. Принято было, что старики («старые люди») держали в руках дубовую ветку (Перунье Древо), а родители - вербу (Ладо) в знак согласия и семейной любви. После этого шли состязания в ловкости, где юноши строили «когорты», боровшиеся строем одна против другой. Драться запрещалось. Могли лишь бороться. Сначала выходили два «силача» на середину, затевали борьбу, и когда один начинал побеждать, бросались все «вызволять» своего, а другие, чтобы им помешать. После этого юноши становились в «живую вежу», то есть строили «пирамиду», взбирались друг на друга по плечам. По крику старшего: «Огонь — древо!» все падали на земь. Последнее выражение, конечно, относилось к «Перунию Древу в Небе» или к «Молнии». Смысл этих игр и состязаний был в «дужании», то есть в развитии физической силы. Таким образом, видно, что это — воспоминание юношеских состязаний, имевших религиозное значение в древности.
После «вежи» начиналось прыганье «через коня». Ставили лошадь поверх дороги, а бегущий, подпрыгивая, упивался в седло руками и перескакивал на другой бок на землю. Дальше ставили двух, трех и пятерых коней. Выигравший в эту игру зачастую должен был прыгать «через семь лошадей». Здесь значение имело священное число семь, Лошадь и сила, ловкость прыгающего. Старики обсуждали, кто из юношей наиболее отличился, а затем называли имя победителя.
Второй день Пасхи назывался в Юрьевке «Обливанным». В этот день старики шли на «Мовление» в баню, где обливались водой. Это был обряд древний в честь Сварога, Бога-Отца, которому могли молиться старшие. Молодежь, замужние молодые женщины и молодые мужья обливались, «купал-ись» в честь Купалы-Бога. Они произносили слова: «Слава Богу, отож Купались вси в купи». Здесь и слово «купа» (куча, общность, общество) приобретает свое значение, идущее от Купалы-Бога. Таким образом, мы можем предположить, что Купала в древности был не только Богом чистоты духовной и телесной, но и общности, согласия, «стояния друг-за-друга».
В Галичине хороводы водили на могилках (Фомина Неделя), приобщая таким образом к зрелищу и усопших. На севере на могилках «пахали», то есть проводили символическую борозду, «чтобы Родичи возродились, как зерно, брошенное в землю и пробужденное к Жизни».
В Антоновке набирали ведро воды и, размахнувшись, швыряли его вверх как можно повыше, вызывая таким образом как бы Дажьба, Дождь, Перуна. Однако, сами игравшие значения своей игры не знали.
Целые дни шел церковный трезвон, пели хоры в деревне, на лугах, в
рощах, вся Седьмица имела веселый, радостный вид, носила характер
религиозного просветления. Молодежь пела Веснянки, выкликивая Весну: - .
«А приди, приди, Яр-ая, приди в цветах до нас! А приди с хмарою (Тучей, Перуном), а прибей до земли прах!»
Старики вели мирные беседы про бывалое, вспоминали разные случаи жизни, поучали внуков, когда те, набегавшись, садились у их ног под цветущими деревьями, обычно вишнями или яблонями, на Солнце. Так и говорили: «в саду на Бога подивиться» (посмотреть), вероятно, имея в виду
Солнце и Цветы.
Во всяком случае, по словам Прокопия (VI век после Р. X. ) и Гель-мольда (XII век после Р.Х. ) славяне верили только в Одного Бога-Отца всего Живущего, Творца Неба и Земли. Они же его называли Сва-Бог, Сварог, Прабог, Род и Рожаниц. Род он был в том отношении, что от Него шел Род Людской, а Рожаниц потому, что Он этот Род породил. По славянскому верованию, Бог-Отец «спородил мир» и, таким образом, Он есть Родитель и Род, Рожаниц и Содержащий, Творящий и Поддерживающий. Старики были как бы ближе стоящими к Нему по возрасту, а потому пользовались уважением младших. Грубить какому-либо старику было равносильно грубости Богу! Полагалось, что он, этот старик, может уйти «на тот свет» и передать Богу-Отцу, как его обидели младшие. Почтение к старшим было одной из прекраснейших черт нашего крестьянства. «Поднять руку на отца и мать» считалось тягчайшим грехом, почти равносильным убийству! Особенно же тяжким считалось не уважать старших в Велик-День! В эти дни как бы тяжесть поступков возрастала вдвое, так как эти дни были днями радости, а не печали, не зла. Потому всякий проступок в такие дни считался вдвойне тяжким.
Нужно сейчас же отметить, что проступков в эти дни не было. Просто по характеру Праздников люди не могли сделать в эти дни злого-. Они удерживались от раздражения, потому что все предрасполагало к радости, а не к раздражению. А раз не было раздражения, то не было и проступка, обычно делаемого в порыве раздражения.
Легко, конечно, искать в этих обычаях и верованиях «антропоморфизм», но где люди, там, в сущности, и «антропоморфизм», потому что они вносят его вместе со своей личностью во все дела, каких касаются. Однако, из «Риг-Веды» видно, что если масса людей вносила антропоморфизм в религию ведийцев, то всегда в «Риг-Веде» появлялось и упоминание о том, что это не так. Так, кажущееся на первый взгляд многобожие всегда опровергается указанием на «Единое Существо, которое мудрые называют многими именами».
Отголоски этого видны и во всех верованиях и обычаях всего русского народа. Многие пословицы и поговорки, легенды и сказки, если не в той, так в другой форме, говорят о том же. Выражение: «Да хранит тебя Вышний!» относится прямо к Вишну, ибо последний был «Вишну, Непобедимый Спаситель, Хранитель Священного Долга, в Трех Остановках, исполнил свою службу», говорит Медхатити, в Книге Гимнов. «Вишну, Тот, Кто нас защищает, недосягаемый для хулителя, сделал Свои Три Шага, подтверждая этим Свои Добродействия», — говорит тот же Риши («Риг-Веда», разд. I, чтение II, г. Ill, в. XVIII, т. I, стр. 36, перевод Ланглуа и чт. II, г. V, в. XVIII, т. I, стр. 54). Конечно, Всевышний и Вышний Православный —одно и то же Лицо. Правда, современные люди уже не понимают, к кому они обращаются. Однако, на первый день Пасхи старики-пчеловоды отделяли мед, особенно если он был собран пчелами на вишневом цвету, потому что «вишня - дерево Вышнего! А Пасхальный мед, да еще Перводенный имеет могучую силу !» Такую же силу имел, по верованиям русских стариков, и мед Четверговый (собранный в Святой Четверг на Страстной) и Пятничный, который именовался еще Страстным, или Плащаничным Медом. Его давали тяжело больным, особенно в зимнее время. Так, вишневая палка, на которую опирались старики, идя по дороге, имела тоже значение поддержки Вышнего. Трудно сказать, турки ли взяли это слово у нас, ибо они тоже называют это дерево и ягоды «вишней», или мы его от них переняли. Однако, если мы переняли это слово, то все равно ему позже было предано значение священного дерева, посвященного Вишну-Вышнему. Отвар вишневой корки считался хорошим наружным средством, а вишневый лист (кислой вишни, а не черешни!) признавался как хорошее мочегонное средство. Однако, это было средство для стариков, а не для всех. Остальных пользовали отваром зелени и корешков петрушки («персиль сэмпль» по-французски). Японцы тоже считают вишневый цвет священным, но это не наша вишня, а род «ильма», или вяза. Цветы последней очень пышны, бело-розовые или розоватые, напоминающие скорее цвет махровой яблони (махровый с большим числом лепестков).
Что Пасхальная Неделя (седмица) посвящена Роду и Рожаницу, видно хотя бы из празднования Фоминой Недели, радостного пиршества Радони-цы. Радоницей этот день назван потому, что «Родшн-г, почуяв Весну (зелень), радуются в могилках, потягиваются от (зимнего) сна, просыпаются. С ними говорят, обращаясь с поклоном так: «Се бо вам, татку! Се бо вам, мамко! Христос Воскрес!» и кладут красное яичко на могилку. Однако, поклон делается наклонением головы, а не земной. Последнего не делают до самой Троицы (Зеленые Святки).
Особенно важным почиталось на Первый День Пасхи, чтобы все старики, самые древние, если они не могут быть в церкви на Светлой Заутрене, были бы устроены «под вишнями смотреть Солнце». Служба обычно кончалась на Заре, и тогда все «старые люди» радостно смотрели на Восток, ожидая Солнца со свечей в руке, чтобы видеть, «как пляшет Солнце на Пасху». Возле них были всегда и внуки. Известная привязанность «старых к малым» способствовала тому, что они обычно были окружены внуками. Так совершалась передача Уходившего поколения Грядущему, помимо взрослого поколения, которое получало свое посвящение от предыдущих Дедов.
Вешний цвет, собранный на Заре (Заря - объект ведического культа) на Первый День Велико-Дня, считался целебным средством при старческом кашле, бронхите или кахексическом кашле. На нем заваривали «чай», которым поили стариков.
Смотреть на Пасхальную Зарю в Юрьевке ходили многие, по словам «старых людей», «до появления Зари по Небу скачет Святой Ягорий» (Ас-вин!), а молоко, удоенное на Заре на Пасхе, считалось священным. Его смешивали со Страстным медом и давали старикам прежде разговения! В этом обычае мы видим прямую связь с Сомой! Как известно, для приготовления последнего употребляли шерсть, через которую Сому процеживали. В Юрьевке, если были у кого умиравшие старики, Пасхальное Молоко и Страстной Мед, смешанные вместе, процеживались через «вовну», то есть мытую шерсть «с непорочной овцы». В последней мы видим опять указание на Агни-Агнца-Огнебога, «Смарь и Глу», как говорят старинные записи. Иные из них говорят «Сьма и Рьглу». Читалась эта запись как «Семарь,и Глу», или «Сема и Реглу». В Юрьевке говорили: «смуглый огонь», а в Антоновке: «муругий лист», «муругий огонь», то есть «рыжий». В Юрьевке же говорили про холод, мороз «муруга». Возможно, что забота, по словам юрьевцев, «морока» тоже связана с «муругой». В Антоновке говорили «мурыжный» для обозначения «рыжеватого цвета».
Блюда пасхальные состояли из крашенок, разноцветных яиц, творожного изделия, напоминавшего «сырную пасху», куличей, мяса ягненка, курицы или поросенка, непременно зажаренного в печи. В качестве питья подавали водку и брожженый мед на хмелю. Иной раз давали терновку, сливянку или вишневку, но непременно на меду. Этим как бы отдавалась честь Коляде, то есть Солнцестоянию в Зиме, ибо Пасха, или Велик-День, были праздниками Вешнего Солнца, идущего к Летнему Солнцестоянию. Все это мы объясняем на наш манер, считаясь только с теми местными обычаями, с которыми сами имели дело. На Донском Хуторе готовили сначала взвар из сухих фруктов, а затем, запустив его медом, ставили в холодной комнате и на другой день добавляли изюма, все время добавляя меда, пока не получали крепчайший напиток, напоминавший пиво, пахнувший сухими фруктами и очень приятный на вкус.
Утром на Пасху, вытащив воду из колодца и неся ее коровам, хозяйки в Юрьевке ставили ведро перед дверьми хлева и «смотрели Зарю в воде». Если вода была красной (от Зари), то и «лето будет красное!» Если Заря была бледной, то и «хлеба будет бедно». Это, конечно, отзвук древних гаданий на Велик-День, когда-то производимых Предками.
«На Пасхе и воробей радуется», говорит пословица, перенося человеческую радость на природу. В Антоновке старики смотрели на Зарю после Заутрени и говорили: «Смотри, как светится Сион!» Они видели в небе Град Невидимый, отчасти как бы Китеж. Град тот «мог увидеть праведный человек, исполнявший предписания церкви, посты и веровавший в Христа по-настоящему не только сердцем, но и «своими делами». Крестясь, говорили: «Слава Тебе, Господи, уподобил нас!» («уподобил» - сподобил). В этом надо видеть осуществление в человеке «Образа и Подобия Божия», по Священному Писанию (Библия, Бытие). Уподобление Богу-Отцу было в «старых людях» настоятельной идеен, потребностью к старости, особенно к глубокой старости стать подобным Богу, не грешить, каяться в прошлых грехах, молиться и просить Бога о прощении, чтобы «земля не держала, когда придет смерть», то есть чтобы не мучиться в агонии и чтобы не говорили: «Умирает, да не может: земля его держит!»
В таких случаях в Юрьевке и в Антоновке старший сын шел на чердак, открывал слуховое окошко и кричал: «Гей! Иван, иди сюда! Иван, иди сюда!» Умиравший приподнимался и слушал: «Зовет!», добавляя: «Отец на Тот Свет зовет!» и обычно ему становилось легче и он «представлялся Богу». Умереть-«представиться» — выражение южнорусских крестьян, имело значение «представления перед Лицом Судьи Вечного».
Умерший же на Пасху, которого хоронили при пении «Христос Воскре-се», считался особенно заслужившим в глазах Бога, а потому верили, что он «пошел прямо на Небо», и все, кто хоронил отца и мать на Пасху, были радостны. Плакать было строжайше запрещено! Даже лица у близких, хоронящих любимого покойника, были светлы. О таком умершем говорили: «Сподобил его Бог! Умер на Первый День после разговения».
«Говеть» - не есть «говяда», а «разговение» - употребление «говяда» (коровы или быка) в пищу. Первый кусок мясной пищи, принятой кем-либо, обозначает разговение, а последний, перед постом - «заговение». «За-говеть», таким образом, означает перестать есть мясо.
Празднование Пасхи, как мы уже сказали, продолжалось всю Святую Неделю вплоть до Радоницы, или Фомина Воскресенья. Уже в Святую Субботу шли приготовления к этому дню. Варили свежие яйца, красили их, пекли куличи, как на Пасху. Утром несли на могилки, раскладывали скатерти, устраивали на них тарелки, блюда с яствами, приготовляли вино, мед, иногда просто разведенный водой. Каждый старался по силе возможностей. После обедни и молебнов шли крестным ходом на кладбище, где священник кропил святой водой яства, и затем начиналось «христосование» с родными усопшими. «Христос воскресе, батя с мамой!», -говорил мужик или баба. - «Довел Господь и до радостного дня дожить. Приглашаемо вас до яств наших! Дай Вам Бог добра на Том Свете, чтобы вы не печалились!» В это время шли с хоругвями мимо участники крестного хода и пели Пасхальные песнопения: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!» А мужик или баба говорили свое: «Вот, в прошлом году бычка продали. Хороший был бычок, выгодно продали ... А Коська в этом месяце захромал, копыто больное ... Вы уж помогите, помолитесь за нас, чтобы все дома добре шло! А Настя наша скоро замуж выходить будет. Посватался к ней Никита, Марьин сын. Ну, да вы с Марьей в хороших отношениях были, знаете, что сына воспитала, как надо. Непьющий он, мать уважает, стариков почитает, работящий парень. Что ж, работать надо везде, а Марья будет неплохой свекрухой, да и она Настю любит ... А так у нас все хорошо по хозяйству, куры плодятся, яйца несут, и земля, сами знаете, когда на ней трудиться, родит, как надо. Овсы в этом году, ячменя, рожь очень хорошие, просо тоже взошло, кукуруза будет, как надо ... В прошлом году баштан наш был у дороги, да все мальчишки арбузы воровали, так теперь он возле кургана. Там спокойнее. Да и старого Никиту наняли, сторожить будет за пять мешков зерна да за мешок проса, гречки, а после сбора, что на баштане останется, все ему, да и кормить будем, а он человек добрый и за огурцами присмотрит. Осенью ему тоже дадим баклажку подсолнечного масла. Белье ему стирать будем. Он уже и курень стал строить. Соломы ему для топлива привезли, а и курень тоже соломой обложить надо. Бочку старую, ту что, помните, зеленая при вас была, ну, да теперь полиняла, так мы ему отвезли. Придется в ней воду держать. А воду привозить будем утром, как на поле будем выряжаться ...» Все дела рассказывали родителям крестьяне, будто они тут же, с ними, на могилке, за тарелкой сидели. А на тарелку эту всего было положено: и кулича, и три яичка в знак Троицы, и кусок творожной снеди с медом, и стакан за стаканом выливался на могилку со словами: «Пейте, батя с мамой! Рады мы, что и вам радостную весть про Велик-День принесли! Наверное, слышите, поют «Христос воскрес» и трезвонят в церкви? Так это же Радоница ...»
Такой разговор слышен между могилок. Одни говорят вполголоса, другие наголос, третьи, впадая в экстаз, плачут, но это слезы радости, а не ,горя! Люди «на Радоницу все радуются!» Теплый день, ясное солнце, голубое небо, запах трав, ладана и аромат цветов наполняют душу и сердце людей. Они «на беседе с Родичами». Кажется, сидят они все — и живые, и мертвые — на могилках и говорят друг с другом. Живые рассказывают про живое, про труды, заботы, счастье, несчастье, а усопшие Родичи покачивают головами, думая про себя: «Так, так, брате мой! Помню, вот так мыкался и я на земле, да вот заснул до Страшного Суда и живу на Том Свете. А помню, как я работал, как старался и как все ни к чему. Пришла смерть с косой и встала у ног моих ... Ушел я! И вот теперь слушаю речи ваши и понимаю их. Близки они мне. Сам я жил такой же жизнью, как и вы, сам страдал. Из двух слов понимаю все ...»
Сидит старая-престарая старуха на могилке. Девяносто лет ей сроду. Уже и родных никого на свете не осталось, все поумерли, а она все живет. Держат ее уже совсем чужие люди, по почитают, ухаживают за ней. Старуха! Древняя старуха! Надо ее кормить. Один год у одного мужика, другой у другого, как староста прикажет. Сидит она на могилке, жует беззубым ртом, шепчет: «А какой же ты у меня был, Васенька! Какие кудельки у тебя золотые были, щечки розовые, и как смеялся ты звонко, прибегая в хату, крича: «Мама, мама! Во-о-от такого большого мотыля видел ...» И прибрал тебя Господь к себе еще ангелочком. Помер ты у меня на третьем году. А теперь, вот, сижу, старая да беззубая, и все смерти милой не дождусь. Попроси у Господа, чтобы мне смерть послал! Устала я жить у чужих людей. Они и хорошие, и старую меня доглядают, но ... зажилась я и все!»
Другая на могилке матери сидит, все про сына вспоминает: «Был он красавцем, а как пошел на службу и попал на войну. Убили его турки! Где и могилка-то его? А вы, мама, уж позвольте мне на вашей могилке внука вашего вспомнить, а моего Ванечку! Такой был добрый да веселый ...» Скорбь материнская не знает времени, не знает излечения! Но не лютует душа матери в такой день: она радуется, что может поговорить с Родичами, рассказать им тугу свою. Радуется, что слышат ее мертвые, слышат и понимают.
Радоница — день радостного поминовения! Радостное оно, потому что в этот день смерти нет, есть она в другие дни, но на Радоницу ее нет. Это не Тризна Братская прошлых дней, это - ведийская беседа с Питри! Они святы, ибо слились с Божеством. Они святы, ибо слились с Божеством. Они ушли давно-предавно, и «души их сверкают звездами в ночном небе», как говорит «Риг-Веда». Деды и Прадеды, Пращуры и Щуры - все они здесь, на могилках сидят, между собой разговаривают.
Смерти нет на Радоницу, потому что люди умирают лишь видимо, a невидимо продолжают жить. Таким образом, в этом веровании утверждается два мира : один, в котором живут живущие, и «Тот Свет», или Загробье. Связь с последним идет через возрождение, через Тепло, Огонь и Пищу. С другой стороны, Жертвоприношение в Бане Роду-Рожаницу близко по своему содержанию празднованию Радоницы. В сущности, Радоница является тем же Жертвоприношением Роду-Рожаницу, ибо все усопшие постепенно становятся Питрами, или сливаются с Риши, и как бы тают в Боге-Отце, он же Род-Рожаниц. Уподобление Богу в жизни было главной целью в древности и выражение Апостола Павла: «Жена да боится мужа своего!» понималось простыми людьми буквально. В муже-Отце жена и дети должны были видеть как бы образ Бога-Отца и с такой же верой и благочестием почитать его. Усопшие же Предки, Отцы и Братья становятся все дальше, с каждым годом вес ближе к Богу, так что перестают быть видными. Виден лишь Бог-Отец, из которого все изошло и в которого все возвращается. В этом и заключается понимание Бога-Кола-Коляды, знаменующего собой Круговращение Жизни. При всяком вешнем повороте природы как бы возникает возможность возрождения не только зелени, цветов и трав, но и возвращения всех усопших в Мир Живых. Умереть - это «уйти к Богу», «Бог зовет к себе», а умереть на Пасху - «уйти в Царство Небесное», ибо умереть в эти дни значит «быть призванным в день Победы Жизни над Смертью».
Благодаря этому поминовение усопших в этот день превращается в большое Торжество Жизни над Смертью, а Мертвые становятся сопричастными
Живым.
Целый день сидят люди на могилках, пьют, едят, оставляя тарелку отцу с матерью со всеми яствами, какие есть. Кругом них бегают, резвятся детишки, ведут игры, играют в «горелки», одним словом, ведут себя как в деревне на Пасхе. Молодежь поет песни, играет на гармони, однако, все в пределах полной пристойности и уважения к мертвым. Вечером при закате Солнца все идут по домам, оставляя на могилках «Угощение Родичам», как было с утра — тарелки с яствами. Утром, до Зари, еле просветлеет небо, все хозяйки спешат на могилки посмотреть, тронули ли яства Родичи! Многие из них возвращаются со слезами радости: «Наша мама с батькой ели от нашего Угощения!» Конечно, ночью яствами живились всякие жучки, полевые мыши, птицы, всякая живность. Однако, крестьяне рассматривали это как факт, что «Родичи вкусили от бряшна». Для всех, любивших родных, это было истиной. Они не сомневались, что Родичи с Того Света пришли к ним на Пиршество! Не сомневались они и в том, что Родичи слышали их просьбы и что они «попросят Бога обо всем». С детской доверчивостью возвращались женщины по домам с тарелками, скатертями, оставляя недоеденное на могилках же: «Может, еще раз захотят попробовать нашей стра-вы («с-трава» - выражение, вероятно, еще ведическое).
"Мы сильны корнями своими, да кто-то хорошо постарался лишить нас их. Но пришло время Возрождения! Пришло время вспомнить ВСЕ..." 
Творить Место Силы
