В колонках играет - апокалиптика
Настроение сейчас - задумчивое

Ковбой Крум в сапогах ручной работы и грязной шляпе, выдающей в нём скотовода, с торчащими во все стороны волосами, похожими на закрученные скрипичные струны, этот обладатель горячих рук, быстроногий танцор по выщербленным дощатым настилам и ступеням, ведущим в винный погреб, со стеллажами, уставленными бутылками странного пива его собственного изготовления: мутного, бродящего, вырывающегося из горлышка струями пены, - так вот этот самый пьяный ковбой Крум несётся в ночи галопом по тёмной равнине, сворачивает так, чтобы выехать возле края ущелья, спешивается, смотрит вниз на обветренные камни, замирает, потом делает шаг вперёд, разрывая воздух последнем воплем. Рукава его полощутся на ветру, словно крылья ветряной мельницы, штанины джинсов прилипают к голенищам сапог, но перед тем как кануть вниз, он взмывает почти к самому краю ущелья, как кусочек пробки в ведре с молоком.
Мисси Крум, сидя на крыше, выпиливает лаз на чердак, где стараниями старика Крума, его запретами и навесными замками, лишь сильнее раззадоривавшими её любопытство, она не была вот уже двенадцать лет. Женщина обливается по’том, меняет пилу на стамеску и молоток, и наконец кусок обветшалой кровли поддаётся и позволяет ей заглянуть внутрь. Так она и думала: там трупы любовниц мистера Крума. Она узнала их по фотографиям в газете, в рубрике «Пропавшие без вести». Кто-то уже высох, как вяленое мясо, и стал напоминать его по цвету, кто-то покрылся плесенью в тех местах, где с крыши капала вода. Им всем пришлось туго: бедняги покрыты тёмными дегтярными отпечатками ладоней, отметинами от каблуков, некоторые женщины – ярко-голубые от краски, которой они с мужем несколько лет назад красили ставни, а одна от сосков до коленей завёрнута в газету.
Когда живёшь на отшибе, учишься развлекаться по-своему.