"Питер плачет над мертвой Тинк.
- Пожалуйста, вернись! не покидай меня. Прости меня, Тинк, прости, прости, пожалуйста, Тинк! ТИИИИНК!
Небо чернеет, гремит молния и начинается дождь. На пиратском корабле готовятся отправить за борт Венди и ее братьев.
- Капитан, - встревоженно говорит Сми. - Посмотрите на небо, посмотрите на воду! Наверное, Пэн умер!
Венди в ужасе качает головой, мальчики кричат, что это невозможно. Начинается снег.
Питер на берегу плачет и шепчет:
- Я верю в фей! Верю! Верю! Я верю в фей, правда! Я верю в фей, верю, верю!
Он поднимается и смотрит вверх.
- Я верю в фей, верю, верю! - кричит он в небо. - Я верю в фей, верю, верю! - продолжает шепотом.
- Я верю в фей, - уверенно говорит на корабле Венди. - Я верю в фей! - кричит она пиратам.
- Я верю в фей!
- Я верю! Верю!
- Я верю в фей, - робко произносит Джон.
- Я верю в фей! - кричит Питер.
- Я верю в фей, верю, верю! - хором вторят Джону потерянные мальчики. - Я верю в фей, верю, верю!
- Заткнитесь или я перережу вам глотки! - рычит всклокоченный пират. - Я верю в фей!
- Я верю в фей! Верю! Верю! - кричит навстречу снегу Питер.
- Я верю в фей! - бормочут своим куклам засыпающие малыши Лондона. - Верю! Верю!
- Я верю в фей, - шепчет мама у кровати Венди, - верю, верю!
- Я верю в фей! - говорит один из тройняшек. - Верю! - второй. - Верю! - третий.
- Я верю в фей! - внезапно утверждает папа Венди. - Верю! Верю!
- Я верю в фей! - изо всех сил кричит Питер. - Верю! ВЕРЮ!!
- Я верю в фей! - сливаются их голоса в унисон. - Верю, верю! Я верю в фей! Верю! Верю!
- Я верю в фей! - берет Питер на руки маленькую Тинк, смотря на нее с нежностью. - Верю! Верю!
От Тинк исходит слабое мерцание, которое отражается на его лице, и он еще громче повторяет:
- Я верю в фей! Верю! Верю!
- Я верю в фей! - смеется Венди.
- Я верю в фей! - шепчет мама.
- Я верю в фей! - ухмыляется пират.
- Я...О, Тинк, ты жива!!! Ты жива! Я верю в фей! Верю! Верю!
Питер смеется и падает на землю счастливый. Из-за облаков выходит солнце"

Peter Pan The Movie

I do believe in fairies, i do, I DO!

Поняла, что не умею сочувствовать. Категорически. Точнее, нет, сопереживать-то я как раз способна, и когда-нибудь я вообще впишу это в свое резюме рядом с пунктом "я ешо хорошо улыбаюсь со сцены" (с), но говорить об этом не могу - у меня отказывает речевой центр, я не могу найти ни одного слова, не в силах говорить - понимаю, что все, что скажу, будет дико банально и глупо, и что от таких слов ни черта не полегчает, а нужных я все равно не знаю, не имею представления, какие мои слова могут изменить ситуацию. Обнять и плакать, угу. Все, что я могу - просто обнять, прикоснуться, укрыть, погладить по голове - и только; и, черт бы все побрал, так бы я всегда и делала, если бы _все_ мои друзья не были на таком огромном от меня расстоянии.

Обидно ужасно =((я хочу помочь, я хочу сказать _хоть_что_нибудь_, но не могу, парализует сразу, ненавижу это в себе. Если не избавлюсь от этого в ближайшее время, скоро придется вешать в комментарии фотографию своих безумно грустных и трогательных глаз, ага. Или тупо вешать плачущий смайлик, чего уж там.

Будьте осторожнее, пожалуйста.

Двоякий смысл у слова "привязанность". Вроде дефиниции - "нежная дружба", "теплота", "надобность". Но бывают моменты, когда определяется это не как чувство - а как состояние.
Привязанность.
На привязи.
И всякий раз, когда кто-то надевает мою веревку на свою шею, я думаю - ну зачем? Зачем это, зачем так влипать, врастать друг в друга, не нужно, не стоит, не надо, не надо, не хочу...
А потом мне самой на секунду становится нечем дышать от того, что понимаю: а ты-то сама кто? Ты, с твоей не детской даже - собачьей преданностью всем, кого любишь, как ты можешь обвинять кого-то, дергающего веревку в твоих руках - не чтоб убежать, чтоб ты склонилась поближе? Как ты можешь забывать, что конца у веревки всегда два, что если ты к кому-то привязываешься, привязываешь_себя, это ощущение - не тебе одной? И кто-то должен теперь держать твою веревку, заботиться о тебе, следить, чтобы ничего не произошло, потому что может ведь, может случиться что угодно, у тебя глаза собачьи, у тебя верность лебединая, у тебя сердце раздроблено на части и ничтожно мало принадлежит тебе, ты ведь давно уже отдаешь всю себя - ради...
И если кто-то берет на себя ответственность вместе с тем обрывком веревки, который ты сама приносишь в зубах, если кто-то с радостью гладит тебя по холке и чешет за ухом... так цени, черт бы тебя побрал, цени всех, кто привязывается к тебе самой в надежде на ответ, цени, дороже этого ничего нет и никогда не будет...

Sweet, sweet Jackie, sweet, sweet Jackie, let us touch your hair,
Let us lick your eyes dry,
Sweet, sweet Jackie, where you gonna run
When the wall starts falling down?

Невыносимо больно.
У меня уже скоро три года как Ева, чудесное чудо, веселое, пушистое, шкодливое, но как же больно, как больно, как больно такое читать.

«А еще сегодня в жж-френдленте у одного френда умерла собака, и френд, конечно, закрыл запись для каментов, и, наверное, правильно сделал, потому что всё равно нечего тут ни сказать, ни промолчать, кроме разве того, что, по сравнению со смертью собаки всё на свете такая хуйня, о которой можно говорить, но можно и молчать, а это очень плохое утешение, можно сказать, вообще никакое не утешение, чем тут утешишь, когда в тебе самом дыра размером с тебя, и ты через год с этой дырой начинаешь кое-как ездить в тот же лес и на то же море, но всё в эту дыру уносит: и море, и лес, и только смотришь - ах, чёрт, людей-то сколько на пляже, и не сразу соображаешь, что теперь-то пофигу тебе, сколько людей, всё равно некого спускать с поводка, так что никто тут не испугается твоей собаки, которой с тобой больше нет, и можно спокойно остаться, но ты садишься в машину и уезжаешь, просто чтоб не предавать». (с) tosainu

Не надо говорить, что давно пора бы отпустить. Ушедших людей отпускают. Ушедших собак - никогда.

Знаете, какая самая страшная пытка?
Бессилие.
Бессилие, когда ты ничего не можешь сделать. Бессилие, когда ты неспособна помочь дорогому человеку. Бессилие, когда ты просто смотришь на то, как твоему другу плохо - а помочь не в силах, ты не в силах, никто не в силах, весь мир сейчас не в силах.

Головой биться хочется. Как бы я хотела разделить эту боль, как бы я хотела, чтобы
[...]

Помоги ей, Боже.

Вы никогда не мечтали стать аудиомагнитофоном?

Иногда я хочу, чтобы внутри меня была только музыка, и ничего кроме. Одни бесконечные мелодии, сменяющие друг друга – и даже не под настроение, потому что его – настроения – просто не было бы. Для него не оставалось бы места. Ритм барабанов вместо сердца, гитары вместо крови, звуки клавиш вместо пульса – и разум сразу забивается музыкой, что вытесняет все мысли, все воспоминания, все желания. Ходячий такой бумбокс, который давным-давно замкнуло. И ничего внутри не остается, кроме звуков мелодий, ничего, кроме верениц нот, ни-че-го. Разве что голоса, которые заняли место души. Разве что песни, которые текут сквозь пальцы. Разве что…
Представьте, как здорово.

Вы никогда не мечтали стать аудиомагнитофоном?

Как же я надеюсь на то, что следующий год мне поможет.
Может быть, тогда я перестану злиться. И пойму, наконец, что так нельзя.
Наверное, то, что я осаживаю себя каждую секунду, когда готова биться головой о любые достаточно твердые поверхности от жгучего раздражения, уже хорошо?

...расскажи мне как на духу
почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса
почему мы куски бессонного злого мяса
или лучше о тех, у мыса

вот они сидят у самого моря в обнимку,
ладони у них в песке,
и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз
просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас
даже пахнут они – гвоздика или анис –
совершенно не нами
значительно лучше нас

(с) vero4ka

Впервые прочла и подумала - нет же, нет, злое мясо - это нигде не про меня.
А сейчас изо всех сил пытаюсь найти в себе хоть что-нибудь хорошее, что можно чувствовать к тому, кто раздражает безмерно.
Как же я хочу стать светлее.

Утащила у брата зонтик - с деревянной ручкой, серый и клетчатый. И настроение у меня - серое и клетчатое.

Люблю то ничтожное количество секунд утром, когда я просыпаюсь и еще ничего не помню ни о вчерашнем дне, ни о делах на сегодняшний. Примерно три из восьмидесяти шести тысяч четырехсот секунд я могу ни о чем не думать. Господи, как бы я хотела уметь растягивать это время хоть ненадолго.

Я помню. Я не должна приходить в отчаяние.
Я помню.