Бытует устойчивое мнение, что между русской теремной женщиной старо-московского порядка и выведенной из терема русской светской дамой 18-го в. лежит огромная разница в общественно-правовом и культурном отношениях. Это не совсем верно.

  

Стоит оговориться, что речь идет именно о представительницах привилегированных классов, потому что о неощутимости перемен в указанных отношениях в положении русской простонародной женщины-крестьянки, со времен домостроевских не может быть никакого спора.

Городская улица XVII века. Борис Ольшанский.

Притом женщины низшего общественного сословия на Руси никогда не были теремными затворницами и жили в совершенно иных бытовых условиях, чем те, полумонастырские, полугаремные, в какие были поставлены московская боярыня или холеная купчиха. Петровская стремительная эмансипация коснулась только представительниц высших, «правящих» классов.

Как же она воспользовалась этим приобретением? В какой степени салонная, декольтированная по парижским картинкам, с кокетливыми мушками на засыпанном пудрой лице, щеголиха 18-го века эмансипировалась на самом деле от вековых, тяжелых пут умственной неподвижности, невежества, предрассудков и бесправия, которые делали их матерей и бабушек допетровской эпохи «породным разумом простоватыми»?

Из истории

Как говорят источники, первый бал на Руси состоялся на свадьбе Лжедмитрия и Марины Мнишек. Потом о них забыли.  Возобновил их Петр I, и с тех пор они стали любимы и почитаемы. Балы-ассамблеи, введенные в России Петром I, представляли собой собрания-балы в домах российской знати. Их стали проводить в Петербурге и Москве еще в 1717 году. Ассамблеи служили не только средством увеселения - "для забавы", но также местом "для рассуждения и разговоров дружеских".

 

До Петра Великого в нынешнем слое русского общества не существовало почти никаких увеселений. Это общество воспитывалось под неусыпным влиянием византийского аскетизма, не только запрещавшего, но и проклинавшего все лучшие стороны человеческого развития. Аскетизм объявлял свободную науку — ересью, творчество — соблазном, музыку, пение, пляску и т. п. — «хульной потехой» и «богомерзким делом». Духовная проповедь, ставя идеалом жизни суровое монашество, по принципу отрицала всякую мирскую «прелесть», всякие житейские наслаждения и радости, противопоставляя им смирение, пост и молитву как существенное средство для достижения загробного блаженства. Сперва лишь церковь, с амвона, в «учительских грамотах», «памятях» и «посланиях» гремела против «игрищ», песен, плясок и т. п., а потом к ней присоединилась и государственная власть, издавшая ряд запретительных указов относительно всякого рода мирских удовольствий. Понятно, что при таких условиях, при полном разобщении женщин и мужчин, развлечения наших предков были весьма ограничены и не выходили за пределы комнатных забав. Жизнь боярской семьи, втиснутая в узкую рамку, строго подчиненная установленным правилам и порядкам, текла по раз-навсегда указанному руслу, не смея уклоняться в сторону.

Подчиняясь обычаю, аристократ допетровского времени уединял, обыкновенно, жену и дочерей своих в особый терем, окружал их доступною ему роскошью и затем жил как бы отдельно от них, даже редко встречаясь с ними в самом домашнем быту, и мало был знаком с прелестями семейной жизни. Такая отчужденность вносила в его характер и привычки некоторую черствость и грубость и вынуждала его окружать себя, для развлечения, разнообразным людом, наполнявшим барские хоромы, жившим на счет хозяина и составлявшим его постоянный, домашний круг.

Среди этого люда, первое место занимали бедные дворяне, называвшиеся «знакомцами»; они всегда делили досуг и трапезу знатного боярина, шли перед ним, когда он выезжал куда-нибудь и, составляя его охранную стражу, всюду принимались с ним вместе и чествовались, как гости. Второе место занимал шут, являвшийся, так сказать, источником вседневной утехи каждой богатой семьи; на обязанности его лежало возбуждать смех, веселость, и он достигал этой цели или острыми, или пошлыми, но всегда необычайными словами и поступками, причем самый грязный цинизм был здесь не только уместен, но и заслуживал общее одобрение. За шутом следовали бахирь, или сказочник, домрачеи и гусельники. Бахирь рассказывал разные сказки, были и небылицы; домрачеи пели песни, былины, духовные стихи, подыгрывая на струнном инструменте, похожем на гитару и называвшемся домрой; гусельники забавляли слушателей игрой на гуслях. Иногда являлись скоморохи, скитавшиеся, большею частью, артелями и состоявшие из всякого рода «умельцев», музыкантов, «глумотворцев», «шпыней», плясунов и т. п. Несмотря на преследование, скоморохи умели обманывать бдительность властей, и ворота боярских домов радушно растворялись перед ними, так как естественная потребность в увеселениях и развлечениях чувствовалась всеми. Челядь в боярских домах была всегда многочисленная. Дворецкий и конюший считались старшими лицами мужской прислуги, а няня распоряжалась женскою, т. е. разными мамушками, сенными девушками и т. п., и ведала все домовое хозяйство.

Обыкновенно день знатного боярина проходил следующим образом: он покидал свой теплый пуховик при первом звуке колокола, в который пономарь, а зачастую какой-нибудь любитель, начинал «клепать» к заутрени, и спешил в церковь. Отстояв там заутреню и раннюю обедню, он возвращался домой, пил сбитень с калачом или приказывал подать себе «взварец» из наливок с клюквою и малиною. Потом облачался в бархатный, или объяренный, кафтан, узкий и длинный, с пуговицами и стоячим воротником, вышитый золотом, жемчугом, даже драгоценными каменьями, опоясывался дорогим кушаком, из-за которого всегда торчал нож или кинжал, надевал длинный «охабень», отделанный жемчугом, набрасывал в непогоду «корзн», род плаща или епанчи, а в морозы соболью шубу, нахлобучивал на голову высокую меховую шапку и отправлялся в сопровождение «знакомцев» на службу или во дворец, или в один из приказов. К одиннадцати часам служебные занятия того времени оканчивались, и боярин приезжал домой, где его уже ожидал обед, заказанный и снаряженный домовою хозяйкою — нянею. Переодевшись в рубаху с косым воротом, вышитым шелками, в широкое исподнее платье из черного плиса или цветного атласа и легкое шелковое полукафтанье без рукавов, заменив меховую шапку на голове скуфейкой, боярин садился обедать. Кроме обычных «знакомцев» и любимого шута, за столом хлебосольного хозяина находили место все случавшиеся при этом посторонние люди. Освященное временем, русское гостеприимство было одинаково для званого и незваного, и боярская спесь не различала в обеденный час знатного от незнатного. Кушанья, разделенные на «статьи», в каждой по несколько перемен, приносились все разом, во множестве, и ставились на стол, хотя бы обедающих было всего двое. Вино подносилось за каждым блюдом. После обеда боярин ложился отдохнуть, и сказочник, присев в ногах господской постели, тихим и мерным голосом начинал свой рассказ. Изрядно отдохнув, боярин выходил в молельню, где слушал вечерню, для чего почти всегда содержался домовый священник, а затем отправлялся в гости или, если оставался дома и не было никого посторонних, забавлялся со своими шутами, читал священное писание, слушал домрачея или гусляра или играл в шахматы и шашки с кем-нибудь из приближенных; иногда уходил к жене и дочерям и там попивал мед, развлекаясь сплетнями мам и рассказами разных странниц и монахинь. При посетителях дом допетровского аристократа, обыкновенно чинный, как монастырь, оживлялся. Сам боярин, с виду недоступный, делался радушным и приветливым хозяином. Тяжеловесные серебряные кубки покидали поставцы и являлись на стол, золоченые ковши двигались неутомимо, старинные меда и заморская романея расходовались усердно. Господские шуты острили и кривлялись к общему удовольствию гостей. Старая безобразная дура, разряженная, как восемнадцатилетняя девушка, неистово вертелась и кричала под аккомпанемент балалайки, гудка или волынки. В одном углу полупьяные любители слушали гуслиста и восторгались до слез; в другом — играли в зернь и, азартно бросая костями, передвигали по столу пригоршнями ефимки... Собрание расходилось иногда очень поздно, около полуночи. Поднимаясь домой, захмелевшие гости, пошатываясь, направлялись к красному углу, молились перед образом, потом кланялись хозяину, лобызали его и выпроваживались им на крыльцо, а почетнейшие — до самых ворот, за которыми, на улице, дрогли кони посетителей и стояли их экипажи: из уважения к знатному хозяину, ни один гость не въезжал на его двор. Обществу, в котором были заглушены всякие умственные и поэтические стремления и инстинкты, у которого были отняты обычные средства веселости, нельзя было удержаться от злоупотребления единственной узаконенной веселостью — питием, и потому пиры кончались нередко безобразными сценами, ссорами и даже кровавыми драками.

Начать с того, что уже  самой, несомненно исполинской фигуре Петра придавались какие-то совершенно эпические, нечеловеческие размеры бога, творца, одной «железной» волей своей создающего новую жизнь, новую эру. Вся преобразовательная деятельность петровского царствования являлась чем-то внезапным и насильственным, невесть откуда налетевшим – на взгляд одних разрушительным,, на взгляд других, плодотворным – ураганом, в одно мгновение сдунувшим с лица русской земли всю ее вековую плесень, вся «старину» - достояние многих, многих поколений.

Из истории.

Боярыни получили свободу выходить из теремов, когда им вздумается. Боярышням, осужденным до того никогда не видать женихов и знакомиться только с мужьями, разрешено смотреть на будущих спутников своей жизни раньше венчания; им дано право выходить замуж по собственной склонности, и даже узаконено, чтобы знакомство жениха с невестой и сватовство происходили за шесть недель до свадьбы. В 1700 году с целью сблизить оба пола и приучить их к «обществу» Петр Великий начал устраивать общественно-увеселительные собрания и велел приглашать на них «всех знатных людей жен и дочерей, одетых по-немецки, по-французски и по-английски». Но это нововведение прививалось плохо, потому что все старались уклоняться от него под разными предлогами, а государю, находившемуся в постоянных походах и разъездах, было не до собраний и развлечений. Только в 1718 году Петр серьезно и настойчиво потребовал, чтобы русская женщина заняла в обществе то положение, которое она давно занимала в Европе. Был издан «указ об ассамблеях», нанесший окончательный удар по старому семейному быту. Чтобы лучше передать сущность, дух и форму этого замечательного петровского учреждения и памятника нравов тогдашнего времени, мы приведем здесь в подлиннике устав об ассамблеях, ясный и короткий.

«Ассамблея — слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, обстоятельно сказать, вольное, в котором доме собрание или съезд делается, не только для забавы, но и для дела; ибо тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, при том же и забава. А каким образом оные ассамблеи отправлять определяется ниже сего пунктом, покамест в обычай не войдет.
В котором доме ассамблея имеет быть, то надлежит письмом, или иным знаком, объявить людям, куда вольно всякому придти, как мужскому, так и женскому.
Ранее пяти или четырех не начинается, а далее десяти пополудни не продолжается.
Хозяин не повинен гостей ни встречать, ни провожать, ни подчивать и не точию вышеописанное не повинен чинить, но хотя и дома не случится оного, нет ничего; но только повинен несколько покоев очистить, столы, свечи, питье, употребляемое в жажду кто просит, игры, на столах употребляемые.
Часы не определяются, в котором быть, но кто в котором хочет, лишь бы не ранее и не позже положенного времени; также тут быть сколько кто похочет и отъезжать волен, когда хочет.
Во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать; также церемонии делать вставанием, провожанием и прочим, отнюдь да не дерзает под штрафом, но только при приезде и отъезде почтить поклоном должно.
Определяется, каким чинам на оные ассамблеи ходить, а именно: с высших чинов до обер-офицеров и дворян, также знатным купцам и начальным мастеровым людям, то же знатным приказным; то ж, разумеется, и о женском поле, их жен и дочерей. 
Лакеям или служителям в те апартаменты не входить, но быть в сенях, или где хозяин определит».

Главным увеселением на этих собраниях полагались танцы, посредством которых должны были сближаться между собою молодые люди и девицы. Первое время отцы и матери смотрели на танцы как на явный соблазн для своих дочерей, а мужья ревновали своих жен к кавалерам и, едва сдерживаясь, бросали на них грозные взгляды. Но и помимо этого дамы и кавалеры дичились друг друга, не завязывали между собою разговор и после каждого танца расходились в разные стороны. По словам одного современника, на ассамблеях «все сидели, как немые, и смотрели друг на друга». Предвидя все это, Петр посещал почти каждую ассамблею, зорко следил за всем, что здесь происходило, лично одушевлял унылое общество и иногда сам распоряжался танцами. Петр ввел также «танец с поцелуями», в котором дамы целовали кавалеров в губы, тогда, как обыкновенно кавалер, окончив танец, обязан был лишь отдавать почтительный поклон даме и целовать у нее руку. Само собою разумеется, что являвшиеся в первое время на ассамблеи наши боярыни и боярышни были смешны и неуклюжи. Затянутые в крепкие корсеты, с огромными фижмами, в башмаках на высоких (в полтора вершка) каблуках, c пышно расчесанною и большею частью напудренной прическою, с длинными «шлепами», или шлейфами, они не умели не только легко и грациозно вертеться в танцах, но даже не знали, как им стать и сесть. Кавалеры были также под стать дамам, и их, при чрезвычайной неловкости, крайне стесняла одежда: шитые кафтаны с твердыми, как железные листы, фалдами, узкие панталоны, плотно натянутые чулки с подвязками, тяжелые башмаки, висевшие у бока шпаги, перчатки и так называвшиеся «аллонжеловые» (allongés) парики с длинными, завитыми в букли, волосами. Но мало-помалу все привыкли к новым костюмам, женщины, выпущенные на свободу, почувствовали силу красоты, в них пробудилось тщеславие и желание обращать на себя внимание, они сделались смелы и развязны, пленные шведы получали свободный доступ в старые бoяpскиe дома и зарабатывали хорошие деньги, научая боярышень заморским манерам и модным танцам. Скоро петровские ассамблеи уже не требовали понудительных мер, и бывшие теремные затворницы и прежние боярские сынки отплясывали столь усердно, что удивляли своей неутомимостью и ловкостью даже иностранцев.

Клавдий Васильевич Лебедев (1852-1916) «Лжедмитрий I и Ксения Годунова»

И в самом деле, перестановка декораций и переодевание действующих лиц совершились с замечательной быстротой и отчетливостью. Куда девались длинные, азиатского покроя, ферези и телогреи, горлатные шапки и кики, осанистые фигуры и дородные талии, пушистые бороды и ветхозаветные прически?

Куда исчезли аскетическая замкнутость общественной и семейной жизни, тяжелая, сковывающая каждый шаг московского человека полувосточная, полумонастырская обрядность, отчуждение от иностранцев и китайская нетерпимость ко всему заморскому, азиатская спесь и азиатская отсталость мысли, образа жизни? Моментально от всего этого не осталось и следа: волшебник-режиссер, одним мановением, до неузнаваемости меняет сцену, декорации, костюмы и как бы переносит нас на ковре-самолете из Азии в Европу, из сумрачных, затхлых кремлевских палат в сверкающие вкусом, модой и роскошью версальские. На исторические подмостки врывается шумная, пестрая, блестящая толпа в раззолоченных, последнего парижского фасона, кургузых кафтанов и камзолов, пышно вздутых робронов, фижм и брыжей, завитых, напудренных париков и щегольских, набекрень заломленных токов и треуголок. Бойкий говор, французская речь, гармонические звуки гобоев и клавесина, скользящая по паркету легкими па танцующие менуэт грациозные пары.

Из истории.

Менуэт отличался мерностью и церемонностью движений: танцоры двигались мелкими, размеренными па, стараясь придать своим фигурам изящные позы, причем дамы, грациозно опустив руки, слегка приподымали пальцами полы своих юбок. Менуэт складывался из четырех хореографических движений. Первое состояло из двух коротких полушагов правой и левой ноги. Во втором движении танцор делал pointe правой ногой, приподнимаясь на носках. Медленным опусканием пятки правой ноги он переходил в третье движение, причем правая нога плавно сгибалась; затем повторялся полушаг, и скользящим движением вперед левой ноги, составлявшим четвертый ритм, танец завершался. Далее следовало повторение тех же движений, как это, впрочем, делается почти во всех танцах. Таким образом, менуэт состоял, преимущественно, из приседаний. Танцевали его парами, каждая порознь, под монотонные и бедные мелодией звуки менуэтной музыки.
Англез состоял всегда из двух темпов и отличался живостью и картинностью движений, давая женщине возможность выказать свою грацию. Он танцевался так же парами и представлял собою, по идее, пантомиму ухаживанья. Танцорка делала движения такого рода, как будто она убегает и уклоняется от ухаживанья кавалера, ее преследующего: то вдруг, точно поддразнивая его и кокетничая, останавливается в обольстительной позе и едва он к ней приближается, мгновенно оборачивается в сторону и скользит по полу. Одной из разновидностей англеза явился впоследствии экосез.
Алеман начинался собственно гросфатером. Дамы становились по одну сторону, кавалеры — по другую. Музыканты играли нечто вроде монотонного марша, и в продолжение этой музыки кавалеры и дамы первой пары делали реверансы своим соседям и друг другу, потом брались за руки, делали круг влево и становились на свое место. После первой пары делали то же самое, одна за другой, следующие пары. Когда туры оканчивались, музыка начинала играть веселый мотив, а алеманд переходил в оживленный танец. Танцующие пары связывали себя носовыми платками, и каждый из танцевавших, попеременно идя впереди, должен был выдумывать новые фигуры. Иногда танцующие, имея во главе музыканта, переходили из одной комнаты в другую и обходили таким образом весь дом.

И среди этих юрких, элегантных кавалеров – она, «царица общества», на первом месте, окруженная фимиамом рыцарского благоговения, утонченной вежливости и угодничества, свободная и гордая сознанием своей власти, чарующего обаяния своих обнаженных белоснежных плеч, искристых, смелых взоров, своей грации, светскости и изящества. Она – та самая женщина, что еще вчера, в четырех стенах своего терема, пугливая и смиренная, «разумом простоватая и несмышленая», все идеалы которой ограничивались узкой рамкой Домостроя?

Из истории

Дети в балах начинала участвовать с 13-16 летнего возраста. "Там будет бал, там детский праздник" – писал Пушкин в романе "Евгений Онегин". Дамами на детском балу были 13-16-летние барышни, приезжавшие в сопровождении матерей. Возраст кавалеров мог быть самым разнообразным. Детские праздники начинались и оканчивались раньше балов для взрослых.

С. Л. Пушкин, отец поэта, часто устраивал в своем доме танцевальные вечера для детей, на которые съезжались все знакомые. В 1805-1811 гг. Пушкин посещал такие танцевальные вечера у кн. Трубецких и Бутурлиных. По четвергам он со своей сестрой Ольгой и матерью Надеждой Осиповной посещал балы у Йогеля, о которых упоминается даже в "Войне и мире" Л.Н.Толстого. Для молодого поколения бал - это место, где, по словам Вяземского, "...мы учились любезничать, влюбляться, пользоваться правами и вместе с тем покоряться обязанностям общежития. Тут учились мы и чинопочитанию и почитанию старости". 
Начиная с петровской эпохи во всех государственных высших и средних учебных заведениях, высших школах, иностранных пансионах танец стал обязательным предметом. Его изучали в царском лицее и в скромных ремесленных и коммерческих училищах. В России не только прекрасно знали все новейшие и старинные бальные танцы, но умели исполнять их в благородной манере. Иностранные специалисты - владельцы частных танцевальных классов - невольно перенимали русскую манеру обучения.

 

Клавдий Васильевич Лебедев (1852-1916) «Царевна Софья получает у Троицы письмо Василия Голицына» 1890

«1526 г. Василий III, великий князь Московский, вводит во дворец невесту свою, Елену Глинскую»

История допетровского периода сохранила в памяти потомков несколько замечательных и прекрасных личностей русской женщины. Имена их общеизвестны и они наперечет. Мы должны признать, что старинная жизнь, несмотря на свой полуазиатский склад и господство домостроевских воззрений на женщину, тем не менее представляла достаточно таких условий, которые благоприятствовали появлению и воспитанию замечательных женских характеров вроде Марфы Борецкой ( Марфа -Посадница), Елены Глинской, Анастасии Романовны, Ирины Федоровны, Ксении Годуновой, Софьи Алексеевны, Натальи Кирилловны и др.

   

            Марфа Посадница                                                   Елена Глинская                                           Нарышкина Н.К.

В сущности мы очень мало знаем русскую женщину допетровского периода, и если знаем, то почти с одной только темной, невыгодной стороны, основываясь на поверхностных сказаниях и на априорном теоретическом умозаключении о качествах женщины – рабы и затворницы.

В. Васнецов

Оно и совершенно понятно: живая, энергичная и даровитая природа наших женщин никогда не мирилась с затворничеством теремной жизни. Тоскующая душа всегда рвалась на волю, на простор полной человеческой жизни. Протест этот выражался иногда в резких, странных и безнравственных формах, достигая трагически-грандиозного выражения в лице например царевны Софьи.

 

"Царевна Софья Алексеевна через год после заточения её в Новодевичий монастырь", Илья Репин

 

Русская женщина выходила на простор новой жизни со свежими силами, бодрой, неиспорченной и богатой натуры, с молодой жаждой света и неизведанных благ свободной жизни, но и с запасом того благотворно нравственного наследства, которое она, по чутью добра, могла выбрать из завещанного предшествующими поколениями.

  

«Лжедмитрий I и царевна Ксения Годунова»

Положим, не всегда этот выбор был удачен, а нередко и совсем его не было: были во множестве уродливости и уклонения на новом пути, но и в тексте самых темных, несимпатичных страниц истории русской женщины прошлого века светлеют яркие строчки, свидетельствующие, что она, в сущности, никогда не теряла из глаз своего идеала, своего призвания.

 

Источник. Вл. Михневич. Русская женщина 18 столетия.

Серия сообщений "Эпоха и нравы.":
Часть 1 - Древнегреческие гетеры.
Часть 2 - Древнегреческая свадьба.
...
Часть 37 - Что считается моветоном? Интересные факты.
Часть 38 - Будни гарема. Часть 2.
Часть 39 - Русская женщина : на пороге из терема.
Часть 40 - Ретро-советы для девушек.
Часть 41 - Русская женщина XVIII века: детство. Часть 1.
...
Часть 54 - Викторианская эпоха: нормы морали
Часть 55 - Мойтесь, купайтесь, ныряйте! (История купаний и купальников)
Часть 56 - Наши предки спали не так, как мы