-- Москва, - Октябрь - две тысячи двадцать третьего года --

Рассказ - «Письмо сыну» --
Глава первая. - Преамбула. --
Вы, - читающие этот рассказ, - приглашены в один из самых, даже мной, неисследованных, уголков, моего сердца. - Именно сердца, - не мозга, - потому что м+озгу моему все ясно, - а сердце сегодня защемило захватывающе. - Захватило и пока не отпустило. -- Держит. -- Думал, что не ст+оит писать сегодня, - пока держит. -- Не ст+оит, - потому что могу наделать ошибок, -- могу написать лишнего; -- не ст+оит, потому что , он сможет решить, - что это такая моя слабость. -- Некая импульсивность. -- Глупость. --
Я пишу это, - может и длинное письмо именно тебе, - Гриша. - Я всего лишь делаю вид, что это рассказ, - это обычное письмо тебе. - Если ты читал мой, в кавычках, «рассказ» - «Буквы, как благодарность», - тоже как бы «рассказ», но, на самом деле, и то, и это - просто письмо. -- Знаешь, мне так проще, это же глупость писать там письма или рассказы в двадцать первом веке, инструмент не важен. Важно, что, если есть письмо и оно адресовано тебе, вроде бы – ты обязан прочесть. --
Вот видишь, я опять наседаю: «Ты должен, ты обязан и т.д.». --
Хочу разделить это письмо на две части, - ты же знаешь, я люблю, как мне кажется, ненавистную тебе - «структуру». -- Так вот – тут будет две части: первая о том, что и как я чувствую, сердцем, - душой, если хочешь; -- вторая о том, что говорит мой мозг, - мозг твоего отца и, - как я думал до сегодняшнего дня, - наставника. -- Сознательно не пишу и «отца», и «наставника» с большой буквы, потому что и в «отце» и «наставнике» я сегодня заглавные буквы утратил. -- Очень хотелось думать, что ты, выбирая, как именно написать эти слова – ты выберешь заглавную букву хотя бы для «отца», но видно – нет. – ПО крайней мере – не сегодня. --

Глава вторая. Сердце. --
Ну так вот первая часть. Думаю, ты знаешь эту историю, но я напомню. Ты же знаешь, что у меня был, да и остается «Папа» с большой буквы. - Ну так в+ышло. - Отец был единственным авторитетом в моей жизни, слава богу, не было youtube и прочей современной ереси. - У меня был Отец, до сих пор не знаю, как так вышло, что они с мамой расстались, - но Отец у меня был. И, - слава богу, - есть сейчас. - Я все время возвращаюсь к этому, - моему отцу. Очень часто. - Сейчас он уже не такой мощный, - как тогда, - но - он всё еще первый, -- с кем я советуюсь.. -- Сейчас я просто люблю его, - а тогда – тогда я его боготворил. - Не могу не сказать, что, с высокой вероятностью, это заслуга моей, известной тебе, мамы – твоей бабушки. Но не об этом. --
Я, как и ты, Гриш, не хватал звезд с неба в школе. - Точнее я эти звезды гасил. Я был редкой, абсолютно свободной оторвой, - ну ты знаешь: - сатанистом, металлистом, иконописцем и еще черт знает кем. - Я пишу это, чтобы немного сблизить наши, полярные на сегодня позиции, хочешь ты или нет, но мы похожи, это неизбежно. Я, во многом, похож на отца, и это возмущает меня, но и ты, поверь, хочешь или нет, будешь похож на меня. Я, Гришк, как и ты, не очень старался, я брал нахрапом, эпатажем и, иногда - силой. - Две трети того, что мне рассказывал мой Отец – твой дедушка, профессиональный Математик с большой буквы, я не понимал вообще. - Он говорил, что «это проще простого», но я не мог подвести его и активно кивал в электричке по дороге в Бирюлево, где мой папа жил с моей бабушкой, и, тогда еще и с прабабушкой. - Я кивал и кивал, соглашался тем, что я «наконец-то» понял и кивал. --
И не понимал ничего. - Правда. - Ни-че-во. - Там были такие «простые» логарифмы, «элементарные» дроби и прочая неведомая хрень. -- Кое-что я понял спустя годы, кое-что не понял до сих пор. - Я думаю, - он рассказывал мне о том, что отлично знал, - где чувствовал себя рыбой в воде. - Тогда не было ни предпринимательства, ни бизнеса. Но у моего Отца была глубокая математическая компетенция. Еще он был кладезем коротких утверждений, которые я использую до сих пор. Кстати, когда я говорю, что он сказал вот так, ему нравится, но он не помнит. Или делает вид. Не важно. - А я помню. --
Думаю, ты знаешь несколько из них, я говорил тебе, надеюсь, ты помнишь: --
Первое: -- Я за рулем, Отец говорит мне: «Как только почувствуешь, что ты «отличный водитель», стань особенно аккуратным. --
Второе: --Я стал «Отличным водителем» и сказал ему, что я и есть «отличный водитель» и нафиг аккуратность. Я получил в ответ: «Когда, Паш, твой водительский стаж сравняется с моим, я готов поговорить». И, я, дурак начал считать, когда же это произойдет…, знаешь, когда, Гриш? -- Знаешь? -
Похоже, после его смерти.
Ты не знаешь, мы мало, точнее я недостаточно общаюсь с тобой, но я был сегодня на похоронах своего... не друга, скорее коллеги, талантливого парня сорока лет. Под этими впечатлениями, я не раз сегодня вернусь к теме смерти вообще и моей в частности, но мой с Отцом водительский стаж сравняется, похоже после его смерти.
Неожиданно, я не сразу посчитал. --
Третье: -- Он сказал однажды: «Не экономь на резине». И я не экономлю теперь, однако я, как и ты, любил испытать мир на прочность, и я несколько раз купил и сэкономил на резине и улетел на деньги, немного на здоровье. Я больше не экономлю на резине. --
Четвертое: -- Мне исполнялось двадцать пять лет, и я закрыл, двадцать четвертого июля ресторан в пятистах метрах от красной площади, и устроил там новый год. С елкой, дедом морозом и прочим дерьмом, хотя тогда так не казалось. И я, как и ты сегодня был уверен, что я познал жизнь, и чего еще желать. И папа поздравил меня и спросил: «Паш, полжизни прошло, что будешь делать?». Как я был возмущен. Ты не представляешь. --
Что? ЧТО?!!! Полжизни прошло? Да уже всё, был я уверен, всё, я держу бога за яйца, и он никуда не денется!
Но потом несколько раз оказалось очень просто: не бога и не за яйца, и он денется куда-то. Несколько раз. --
Сейчас, я, не сильно, но сожалею, что я не послушал его. Точнее, я его не услышал, просто я, как и ты, был оглушён своими успехами. Я не был готов и не мог никого услышать, потому что у меня сильно шумело в ушах от моих «успехов». --
Пятое: -- В тот же вечер, поверь, он впервые похвалил меня. Если быть точным, он в течение двадцати пяти лет на все мои успехи отвечал, что, мол, он знает «гораздо более талантливых и упорных людей». Поверь. Да, безусловно, Гриш, это не было так отвратительно, как делал с тобой я, но, пожалуйста, услышь, в двадцать пять лет, то есть тебе ждать еще десять лет, Отец сказал мне: «Вообще-то, я горжусь тобой». Это было неожиданно и очень поздно с моей точки зрения, но это было сильно.
Это было сильно для меня. Уверен, что папа не знает об этом. ---
Шестое и это бесконечно: -- Еще было много простого, такого, кажется тупого - типа: --
«Здесь будь аккуратней». – я клал на это. --
«Не торопись здесь». -- я положил и на +это --
«Ты недостаточно подготовился» - я плевал -- и проигрывал --
И еще тысячу других. --
Нет, я не имею ввиду что-то типа, «если бы я слушал папу и/или маму, было бы лучше». Нет. Я шел своим путем. Я круто огребал и мне нравилось это. И я приветствую теорию, о том, что каждый должен съесть килограмм своих гвоздей. Своих. - Понимаешь? --
Так вот, я надеялся, что ты, Гриш, рано или поздно заинтересуешься тем, что я говорю. Рано или поздно. У меня было так же, как у тебя, мама говорила: «что бы не случилось, приходи домой», папа такого не говорил. Безусловно, у папы и мамы не было такой дистанции в подходах, как у нас с твоей мамой. Но было похоже.
Отец заставлял меня двигаться, мама обеспечивала комфорт и свободу. Если честно, я не очень доволен тем, что у меня получилось. Я планировал гораздо более мощный результат моей жизни, и речь не только и не столько о деньгах, а в целом. Я планировал иначе. Когда тебе сорок шесть лет, и, если верить папе в двадцать пять – прошла половина жизни – мне, как несложно рассчитать, до «конца» жизни осталось четыре года. Четыре, Гриш, представляешь? Четыре.
Я не представляю. Я не сбросил себя со счетов, думаю, что «я еще смогу», но время летит, но я, поверь, очень стараюсь.
Заканчивая главу про «сердце», я, без подлиз, хочу сказать тебе, что я очень стараюсь передать тебе мой опыт. Может я выбрал несвоевременную, и неприемлемую риторику, но ты, как мой сын, один из самых главных людей в моей жизни. Я очень переживаю за тебя, и всего лишь стараюсь направить тебя. Я не знаю рецептов, мир меняется слишком быстро, но я верю, что есть постулаты достижения успеха или, если ты хочешь, ментального комфорта:
Первое: - Не ври
Второе: - Интересуйся, будь любознательным
Третье: - Не бойся проиграть
Четвертое: - Плюй на мнение окружающих
Пятое: - Сомневайся во всем
Шестое: - Проверяй факты
Седьмое: - Верь в себя и свою уникальность
Восьмое: - Не бойся показаться слабым, - в тебе мощь

Глава третья. Мозг.
Эта часть не понравится тебе. Это про рациональность и мои, как ты утверждаешь: «слишком высокие требования».
Я не пишу тебе «извини», потому что я готов извинится только за одно: я готов извиниться перед тобой, Гриша, только за то, что я, пытаясь объяснить тебе как добиться успеха, я забыл, да и не думал, честно, что надо было думать не только и не столько про успех, а надо было понять, что успех, это несовременное мер+ило, сегодня – важно достичь гармонии и не в деньгах счастье. -- Да, я прошу прощения у тебя. -- Я еще не знаю точно за что.
В моей риторике в последний год, появилось словосочетание «ты просто допусти». Я начал использовать его в моменты, когда мои партнеры, друзья или даже твоя мама в чем-то абсолютно уверены, и я хочу убедить их в том, что даже если СЕЙЧАС они абсолютно убеждены, что это и есть истина, существует, неизбежно существует вероятность, что это не истина на сто процентов.
Я очень горжусь, Гриш, этой историей, потому что ты знаешь меня, раньше я сказал бы что-то типа «заткнись и делай, как я говорю!». Ты не поверишь, но я тоже меняюсь. Может, тебе за кровавой пеленой многолетних претензий и ненависти, не видно, но это так.
Ты ненавидишь меня и единственным твоим желанием, обращаю твое внимание – сегодня, является исключение меня из твоей жизни. Я не ищу объяснений. Даже рад, что ты смог сказать это вслух. Это, и ужасно, и отлично одновременно. Ужасно, что ты так долго, если верить тебе, ждал, а отлично, потому что сказал. Как это было для меня расскажу тебе в последней главе. Это же «рассказ», а не письмо.
Думаю, ты не услышал меня сегодня, потому что мне кажется, что ты не заинтересован, но я скажу здесь еще раз. Я убежден, что как бы не менялся мир есть несколько штук, которые приведут тебя не к материальному, а к личному успеху и пониманию твоей, только твоей ценности. В этой истории никого нет, кроме тебя.
Только ты можешь решить, какую жизнь ты проживешь. Никто, кроме тебя не наделает твоих ошибок. Ты можешь отрицать ценность денег и доходов, но «просто допусти» (помнишь? 😊), просто допусти, что из-за глобальной мировой конкуренции, маркетологи продали тебе идею – «живи как хочешь». Просто допусти, что миллиарды обывателей, покупающих в кредит курсы «как стать богатым» делают богатыми только авторов курса. Просто допусти, что наличие образования, чтение книг, изучение языков сделают тебя просто классным и мощным парнем, и пофиг на деньги. Просто допусти, что твоя оценка собственных компетенций и возможностей не имеет ничего общего с реальным положением дел. Просто. Допусти. Прошу.
Дальше – хуже.
Я знаю, что я требую, кажется невозможного, и кажется рано, и слишком жестко. Иногда даже жестоко. Я знаю, но не сожалею. Я испугался сегодня, но об этом дальше.
Просто допусти (снова, прости), что единственной моей целью является помочь тебе, твоему брату и, несколько иначе, но и девочкам тоже, добиться успеха. Уберечь вас, особенно парней, от глупостей и ошибок. Обеспечить вам тот уровень жизни, которого не было ни у моей семьи, ни у семьи твоей мамы.
Подумай, спокойно, есть ли, а точнее может ли у меня, твоего отца, быть другая цель. -- Какая? -- Самоутвердиться? -- Какая? -- Зачем? ---
Как и обещал, хочу обсудить с тобой, Гриш, - смерть. -- И не в режиме, ой, - что же будет, как ты будешь, - если, - когда я сдохну. – Так как я сегодня похоронил активного, молодого, сорокалетнего, -- тебе, наверное, кажется, что тебе далеко до сорока лет… А я похоронил сегодня талантливого молодого парня, с женой, которая проснулась с мертвым мужем в одной постели. И мы не были прямо чтобы близки. Мы работали вместе пятнадцать или там, восемнадцать лет, и вот сегодня - похороны. И в храме на отпевании – ну может человек тридцать. Представляешь, тридцать. Считай – никто не пришел проводить Максима в последний путь. Это ужасно. Я думаю, а если завтра я уеду, сколько будет людей, желающих «проводить меня».
Я понимаю, что для тебя это снова – «слишком рано» и «слишком прямо», но я, как обычно, предлагаю тебе задуматься о вещах, которые кажутся на сегодня неинтересными. Я столкнулся со смертью где-то лет в двадцать, не помню точно.
Как и у тебя, у меня были бабушки. Была бабушка Ира, которую ты, возможно помнишь, как бабушку с кошкой в однушке возле МКАД. С бабушкой Ирой, я, как и ты, - с бабушкой Олей, - проводил огромное количество времени, я с рождения жил с ней на даче. Была и другая бабушка – Рита – папина мама, она сломала шейку бедра и плохо ходила, и мы виделись мало и редко, но мы, безусловно дружили, Ира была сумасшедшим садоводом, Рита была неведомым по тем временам психологом и готовила самый вкусный суп в моей жизни, у бабушки Риты дома всегда вкусно пахло едой, но мы правда очень редко виделись.
В моем отрочестве кто-то регулярно умирал, но никогда никто из близких. И это было, знаешь, таким фоном. Я пару раз был на похоронах каких-то людей, но, если честно, я не помню ни имен, ни дат.
Бабушка Рита, как и Бабушка Ира, пусть и не были из богатых семей, но были абсолютными интеллигентами – москвичами в самом лучшем значении слова. В отличии от меня, мат был табуирован как у нас в семье, так и в обществе в целом. Ни мой отец, ни мама НИКОГДА не матерились, и я считаю, что я в этом сильно им проиграл. И не важно, что мат стал нормой, я сожалею об этом.
Извини, что я так подробно пишу тебе, я всего лишь пытаюсь привлечь твое внимание к течению времени, Бабушке Рите было совсем мало, точнее тогда казалось, что очень много, а сейчас я понимаю, что она была совсем молодой бабушкой. И я, как, уверен, и ты, был убежден, что ни бабушка Ира, ни бабушка Рита никуда не денутся. Они всегда были и всегда будут. Как и папа с мамой. Мои и твои тоже.
Однажды папа сказал мне, что «бабушка упала». Я не придал этому значения, ну, бывает. Дальше оказалось, что, когда пожилые люди «падают» это очень плохой звонок.
Сейчас думаю, нужно ли писать подробности. Потому что считаю, что тебе, Гриш, полезно знать детали, а моему папе – не надо.
Папа попросил меня заехать и побыть с бабушкой Ритой. Я поехал, потому что не было других вариантов. Я приехал, послушай, к своей родной бабушке Рите, которую я знаю всю, всю свою жизнь. Я просто приехал к бабушке. Она, как обычно, сильно хромала, она как обычно налила мне мой любимый суп, вкуснее которого так и не нашел спустя тридцать лет.
И тут что-то случилось. Я был подросток. Я теперь знаю, как распознать признаки инсульта. И ты обязан знать. Обязан. Я сейчас знаю, что делать при инсульте пожилых родственников. Я тогда я не знал. Я вообще, тупорылый урод, ничего не знал ни об угрозах, ни о немедленной терапии, не знал, идиот. А ты обязан знать. И Дима с девочками тоже, потому что вероятность уехать на тот свет твоим родителям от инсульта – около сорока процентов. Много, понимаешь.
А я не знал.
Что-то случилось.
Что-то.
И моя бабушка Рита, сейчас я понимаю, сидя в кресле в кухне начала указывать на меня пальцем и страшно, страшно, Гриш материться. Ты знаешь, я матерюсь и сожалею об этом. Так вот я был в таком шоке.
Теперь я знаю, что случилось. У бабушки Риты случился инсульт, и часть мозга отказала, а другая часть работала, но речевой центр оказался парализован. И она точно знала, что хочет мне сказать, но не могла, и на фоне этого стресса изрыгала чудовищные матерные ругательства, как казалось, в мой адрес.
А ее просто взбесило, что она знала в тот момент, что она хочет мне сказать, но не могла.
Это было чудовищно.
Не помню, были ли тогда уже мобильные телефоны, но отец приехал через пару часов. Я сто двадцать минут всеми силами, тупой, пытался понять и помочь родной бабушке. Приехал папа, я уехал. Было ли это страшно – да, было ли это чем-то инфернальным – да.
Но я, сука, не знал ни про инсульт, ни про первую помощь при нем, я, идиот, решил, что моя родная бабушка сошла с ума или в нее вселился бес. Ты не имеешь прав на такое дилетантство.
Папа начал искать сиделку. Вроде нашел. Бабушка Рита ушла через день после того, как отец нашел сиделку. Я тогда много думал, а мне было почти как тебе, а чтобы я сделал, если бы я управлял этим. Что бы я сделал, если вдруг я стану овощем, или приближусь к этому. Тогда я думал, теперь я знаю. Не тратьте время, дайте умереть. В России это запрещено.
Если тебе не ясно, зачем я именно в этом письме описываю тебе этот мой опыт, я скажу тебе. Это, казалось бы, странное отступление о смерти, призывает тебя, хотя это почти невозможно, подумать о вещах гораздо более протяженных, чем твоя сегодняшняя ко мне ненависть. Подумать о том, что вне твоего контроля, твоих амбиций и планов.
Хочу закончить сегодня, поэтому завершаю. --

Глава четвертая. -
Я не уверен, что сейчас, когда у тебя полыхает костер ненависти, мне нужно отправить тебе это письмо. Но, в то же время, непонятно, когда будет правильный момент. И настанет ли он когда-то вообще. -
Ты, Гришк, сделал мне сегодня очень больно. Если это было твоей целью, у тебя вышло круто. Я все понимаю, и, почти уверен, что это сделало тебя сильнее и как бы круче. -
Я не знаю, как так вышло, и на самом деле, насколько это давно. -
Ты знаешь меня, я не буду посып+ать голову пеплом и умолять, я здоровый мужик. Я считаю, что моя работа делать тебя и Диму сильными, потому что мир только и ждет, как треснуть тебя по самому больному. И вопрос только один – сдержишь ли ты удар. Тебя, неизбежно, ждет предательство, ложь и еще миллион разной дряни. Светлых людей, в конце своего пути, ты сможешь пересчитать по пальцам одной руки. -
Я понимаю, что ты накопил какой-то невероятный объем злобы и претензий ко мне, но ты должен понимать, что если я и топлю за кого-то, то только за семью. За нашу, - неожиданно, - огромную, - семью. -
Все это похоже на попытку извиниться, но это не так. --

Я по-прежнему утверждаю, что, если ты не поймешь, точнее не поверишь, что мир чуть сложнее, чем ты думаешь, ты просто проживешь никчемную жизнь, а я очень переживаю за это. --
Надеюсь, что ты прочтешь это письмо без ухмылок, свойственных подросткам. Мне очень жаль, что мой папа не написал мне такого. --
Если сегодня, ты почувствуешь себя победителем, будь очень аккуратным. И переслушай через пять и десять лет. --

Я очень люблю тебя, и живу реально только ради тебя, Димки и девчонок. --

Никуда тебе не деться, Твой папа. -- ----

Глава заключительная. --
Эта короткая глава написана сегодня. -- Через неделю, после описанных событий. – И спустя шесть часов, после нашего разговора. - Я со многими поговорил, многие, особенно редкие из тех, кого я готов слушать – сказали разное. -- -
Интересно, что я рассчитывал на поддержку и понимание, однако, не получил ни того ни другого - ни от кого. -
Это было странно. - Было много вариантов:
«А где в этой истории Гриша??»;
«Ничего не понятно, но очень грустно»;
«Ты, Паш, сошел с ума и замучил парня!»;
-- И много еще разного. --
Я обратился ко всем, к кому смог, - не все, - но многие включились. -- Мы с Гришкой делали вид, что ничего не происходит, точнее - ничего не произошло. --
Я сильно расстроился, потому что, с каждым днем тишины, я становился меньше. Не сильно, но терял вес. В первую очередь, это интересовало, как обычно, только меня. -- Грустно. --
Я отправил ему рассказ, разумеется. Спустя сутки, получил хорошее, но, переполненное орфографическими ошибками, сообщение. Я щас не о давлении. Я был рад Гришиному письму. --
Я замер. ---
Неужели, это все?, - спрашивал я себя. -- Старался не интересоваться результатом интеллектуального десанта, - отправленного ему со всех сторон света. -- Старался, - но – получалось не очень.
-- Далее было второе сообщение, что он как бы «заинтересован» поговорить о «нашей ситуации». -- Я снова обрадовался. --
Сегодня я приехал домой и, как-то неуклюже, как-то глупо спросил: «Поговорим сейчас?». -- Он сказал: «Да.». -- И это было легко. – Спасибо. --
Я сразу собрался не говорить, а слушать.
-- Старался. --
Вышло не очень. – Гришк, я готов быть слабым с тобой, -- честно, - можешь спросить у моих близких – слабым я могу быть только с ближайшими. --
По итогам, я сказал, что готов меняться, и, несмотря на то, что Гришка, возможно, не станет тем, кем я хочу… -- Я согласился на всё. -- С удовольствием. ---
Надеюсь, это откроет нам новый путь. --
Я очень постараюсь. --

Конец.