Хочу, чтобы мне снова казалось, что я знаю, куда иду и как нужно.

Чувствую себя рвущейся веревкой, на которой висит альпинист.

Отвратительно, в общем.

У кого двоится в глазах, а у меня в мозгу.

Или мозг двоится?

Кажется, об этом периоде почти не останется записей. Только переписка и ощущение сплошного пиздеца.

Мой лимит слов давно исчерпан, уже говорю в кредит.

Вчера показалось, что дошли. Но так больно, безнадежно и беспомощно мне не было давно.

Нет критерия, чтобы отличать реальность от бреда.

До тех, пор, пока не смогу включить рациональность, остается только верить.

Мы сходим с пути, мы не держим курс. Пусть мы не выпустим из поля зрения маяк, пусть нам достанет веры и мозгов дойти до следующего витка спирали.

Если здесь кроме тебя некому быть сильным - ты будешь. Если все расписываются в нехватке мозгов - как-нибудь соскребешь в кучу свои. Откопаешь какую-никакую веру и будешь вытягивать всех из дерьма на себе.

Только не надо, пожалуйста, потом, когда вы снова будете при своих, говорить, мол, ты можешь. Ничего не могу, ранг мой теперь последний. Свойства элемента определяет место в системе вне его.

Пока мы с товарищем рерайтерствуем в две руки, наиболее бросающееся в глаза отличие между нашими кусками креатива - большее количество слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами в текстах товарища. А верно, чего ему их бояться?

Девочка, я помню, некогда ты еще не была свадебным фотографом, и мы на скорость пытались друг друга застрелить из камер. Естественно, перед зеркалкой моя рабочая компактная лошадь четвертого года выпуска проигрывала. А потом я долго неудачно пыталась вытянуть в фотошопе зеленоватые отсветы от листвы - когда лучи, падающие на кожу, проходят сквозь нее. У тебя, девочка, были офигенные ноги - еще скорее балетная, атлетическая сухопарость, однако не было уже целомудрия девочки-бегуньи, было - обещание танца и того, что заставляет порой в метро, глядя на иных роскошных женщин, опускать взгляд и прослеживать уходящую под юбку линию бедра. Впрочем, как тогда я, прислушавшись к беседе, решила с тобой не знаться, так и сейчас, пролистав страницу, - не хочу. 

Товарищ А., надеюсь, даже не обратил внимания, а если и обратил, то не понял, с чего я однажды в неожиданный момент чуть не отдернула руку и почти уронила переданный мне уже без того побитый музыкальный инструмент. Я и не помню того прикосновения - помню только факт его свершения. Помню волевое усилие, каким мне пришлось задержать руку на месте и ужас от ощущения теплоты чужих пальцев. Помню предшествовавшие тому долгие часы наблюдения за этими самыми пальцами и восхищения - черт его знает даже, что тут было первично, пальцы, прямоугольные очки на красивом лице или человек. Но, так или иначе, жена и ребенок. И ужас - несмотря на отсутствие всяких предпосылок и возможностей. Смешно, пожалуй.

Но я хорошо помню, в чем было дело с Н. Это тот случай, когда с первых минут хочется сказать человеку, что пойдешь за ней куда угодно, потому что знаешь, что она знает, куда идет. А знаешь - потому что не может так говорить и так улыбаться человек, который не в контакте с этим миром. Да к тому же есть портретное сходство с одним из Великих и Ужасных Замечательных. И это же - повод держаться подальше: ну кто в здравом уме будет к такому человеку подходить, желая стать верным спаниелем и будучи не в состоянии вести диалог на равных? Через пару лет Н. улыбалась значительно меньше и предложений к большим массам пойти в какую-либо сторону уже не делала.

Ситуация заставляет расширять поведенческий репертуар. Это тот случай, когда в ночи, часов в двенадцать-час, ради коллективной работы над методичкой по практике можно предпринимать марш-броски по Садовому, чтобы найти заведение с работающим вайфаем, раз по пять претерпевать неудачи и уже совсем перестать обращать внимание на имидж заведения.

Прежде мне казалось, найти интернет ночью в центре Москвы легче.

Из прочих изменений: теперь перед дедлайнами - ради интернета же - иногда допоздна торчу на факультете или катаюсь по кольцу в метро. В остальные дни время, которое прежде уходило на тупняк и бродилки по сайтам, теперь тратится на приготовление еды и прочее жизнеобеспечение.

Не знаю, что будет дальше, но после недели такой жизни в сеть уже не особо тянет. И, что занятно, тортики-пироженки-шоколадки есть тоже не хочется.

На повышенную влажность воздуха совершенно непроизвольно реагирую бурной радостью.

Выхожу с утра из подъезда в белый туман, в котором соседнего дома не видно и только вороний грай носится. Нюхаю его и радуюсь, жизнь становится хороша.

Чешуей покрыться, оказывается, верстка мне еще в какой-то степени интересна. о__О

Когда поблизости нет никого с менее кривыми руками надо вот прямо на скорость, за час, а лучше быстрее, отладить код веб-страницы и прописать еще пару приблуд в таблице стилей, чувствую себя человеком, который не за компьютером работает, а выполняет руками какую-то мелкую работу. Типа бесконечного вдевания ниток в иголки или нанизывания мелкого бисера.

Что касается жизни, я сейчас не живу.

У меня ничего не происходит. Почти. При том, что сейчас оборваны почти все контакты, это нормально. Все интересное кончилось с первым экзаменом, когда меня после часа обсуждения работ не хватило на то, чтобы потребовать у преподавателя объяснений о том, чем мой ответ на "отлично" так отличался от ответа одногруппника, который был оценен существенно ниже. Казалось, жизнь меня нашла, но я все же оставила ей кусок совести и ушла.

На одном из следующих экзаменов пересказывала экзаменатору сюжет "Матрицы".

Но неведома совсем не эта хрень.

Думаю вот: если мне сторонние люди одновременно дают советы навроде "коли тебе интересно в перспективе с тем человеком гулять под луной, за руки держась, и трахать друг другу, положим, мозги, не нужно идти пахать в его проект и пытаться там идеально делать то, что не умеешь", - это звоночек, что все нехорошо? :( 

На Манежной площади и в окрестных подземных переходах всегда можно найти пару-тройку "двойников" партийных вождей, с которыми за умеренную плату можно сфотографироваться на фоне "Националя", Исторического музея или просто облицовки входа в подземку. Давеча, идя с эксперимента из Института стран Азии и Африки, наблюдала прелестную сцену. У спуска в Александровский сад, возле фонтана с занесенной снегом четверкой лошадей, корпуса которых были живописно обтянуты дорожками полузастывшей и изредка капающей воды, как раз курили такие вот иван иванычи Ленин и Сталин. Мимо шла бригада женщин-коммунальщиц, с лопатами наперевес. Товарищ Ленин, завидев их, утоптал окурок и кинулся вдогонку. С причитаниями, мол, почистили б вы лестницу, а то люди падают, он отобрал у одной из женщин лопату и решительно направился наводить порядок. Женщины похихикали и пошли дальше, у фонтана осталась только та, что теперь была без лопаты. Товарищ Ленин тем временем с основательностью очищал заснеженные ступеньки, люди улыбались и спрашивали, чего это он. Он же при приближении людей очень громко возмущался тем, что некому больше в стране работать - все самим делать приходится, а молодым людям пытался вручить лопату. Товарищ Сталин курил дальше, болтал с Дедом Морозом и усмехался. Человеки радостно доставали мобильники и запечатлевали процесс расчистки "дороги в светлое будущее", как некто очень громко это обозвал. "Дорога" была на Манежную.

Даже если старательно не видеть, не слышать и не знать, однажды то самое, которое далеко и не касается, постучится.

Сейчас чудное время, когда можно прийти с товарищем на репетицию хора и на входе от не слишком дружелюбных людей с ленточками и плакатиками узнать, что тебя на самом деле совращают купленные прогнившим западом лгбт-активисты, а ты собираешься убивать чьих-то детей.

Во время репетиции несколько раз кто-то приоткрывал дверь на пару секунд, но тут же закрывал и уходил.

А после репетиции обнаружилось, что за дверью тем временем задержали и погрузили в два автозака двадцать пять человек, слушавших открытую лекцию о некоторых событиях на Украине. И в коридоре крайне живописно лежал разломанный стол.

Ну не прелесть?

Надеюсь, что кое-кто меня простит за то, что я позорно сбежала из его песни. Хотя даже мне самой тут себя прощать резона нет.

Сегодняшний вечер напоминал не то психотерапевтическую группу, не то сессию садомазохизма.

Мне больно, когда человека рядом душевно выворачивает наизнанку, в сколь бы благообразные звуки это не облекалось. Тут это длилось больше трех часов.

Но не знаю, когда еще мне хотелось именно по этой причине сказать поющему человеку "Прекрати, пожалуйста".

Совершенно не помню мотивировку, с которой я замолчала - хотя меня просили в той вещи подпеть. Единственное, я была уверена в неуместности своего голоса. Но это было позже, когда я уже молчала.

Свидетели утверждают, что кое-чьи глаза непосредственно после были красны и влажны.

Понятия не имею, что именно с ним произошло и отчего, но мне тревожно.

Весь вечер преследовало ощущение, что этого человека наконец в подходящем состоянии оставили наедине с его собственными песнями - чаще все-таки он не может их петь в одиночку, ибо объявляется хор (что отнюдь не способствует), а тут его хорошо отгородило от этого сценой - и он, безраздельно властвуя воспроизводимой речью, методично в них проваливался.

Жутковатая картина. Особенно когда таки не можешь разделить.

Живу в занятном ощущении, что кое-что немного изменилось. К лучшему.

Это не то, что ты после адового трындеца вдруг бросаешь взгляд на что-нибудь вроде обычное и ловишь себя на том, что не понимаешь, как можно было раньше - вчера, о кошмар! - думать и видеть по-другому. Такое тоже бывало, но не в этот раз.

Сейчас мысль, что все может вернуться назад, ибо не могу отрефлексировать и назвать словами, что же именно и как изменилось, вызывает легкий ужас. В основном это касается моего собственного отношения к одному человеку. За четыре года уже надоело стрематься и в насмешку называть по имени-отчеству, потому что без этого как-то страшно. Нужна дистанция, нужно уйти-убежать, а вдобавок насыпать издевочки, потому что ну какой жеж он батькович, смешно. Словом, это было такое отчество, которое выражало мое желание испуганно облаять и послать в пешее эротическое. Даже по матери не надо, хехе.

Еще, как ни странно, прорвало ту плотину, из-за которой я долго пребывала в состоянии молчаливого придурка. Не то что мне прямо так появилось, о чем говорить, но наконец я чувствую нечто, что не просится наружу в виде матерного вопля.

Сейчас я вращаюсь в кругу очень интересных и хороших людей. Нельзя сказать, что они светлы и дивны, но рядом с ними здорово. И, пожалуй, люди вообще в основном неплохие существа, к которым можно испытывать симпатию.

Не бывает, конечно, такого счастья просто так. Наверное, это я опять вхожу в легкую сезонную маниакальность. Ну да ладно, все равно ведь круто.

Когда Т. больной или пьяный, с ним гораздо легче разговаривать. В нормальных условиях моих скудных навыков коммуникации, к тому же помноженных на дробный коэффициент, ибо к человеку сложное отношение, не хватает, чтобы вести содержательную беседу и противостоять его попыткам уводить разговор в игры со словами.

В общем, хреновый из меня друг: я не стала пытаться вставлять ему на место больные мозги и пинками отправлять лечиться. Вместо этого мы просто разговаривали. На улице, факин шит.

Нельзя быть таким сволочным эгоистичным дебилом, как я.

Если продолжать в том же духе, скоро эгоизм мой раздуется, в пароксизме тяги к обладанию я пожру весь мир и сколлапсирую.

Доктор Мятка вторые сутки непрерывной работы бэкапит 300 Гб всякой ерунды с ноутбука на чужой съемный хард. По его утверждению, пока спасена восьмая часть от общего количества имеющихся файлов.

Мне даже странно: как он это делает так долго? Даже с учетом того, что он считает контрольные суммы.

Все начиналось с того, что я накосячила в процессе приготовления тыквенного пирога.

Теперь ей пахнет все. Входишь в квартиру, и пахнет гвоздикой.

Избавления ближайшие месяцы не предвидится.

Оперу, как оно было, можно - ура технологиям - послушать и посмотреть вот тут. Эти три часа того стоят.

А я немного про жизню, действом порожденную.

Только выкинула из головы пару про электроэнергетику и направлялась к выходу "Маяковской", как... "Билетики на сегодняшний вечер!" В переходе метро.

Едва нашла пункт назначения, куда привел купленный заранее, но почти последний и дорогущий, а потому и на место внезапно не очень далекое от сцены, билет, мысль сзади громко выразили в форме "Я ни в жизни так не сидела!". Оказалось, это была компания из пяти штук бабушек филармонических, которые - классика жанра - совершенно не в курсе, что собираются слушать. Шуршание таблеточками, разговоры во время номеров и абсолютная невосприимчивость к укоризненным взглядом соседей в комплекте. Впрочем, выражения лиц, когда очень лысый и бородатый контртенор Шавье Сабата запел, были бесценны. А Хорошев, кажется, их совсем доконал.

Электроэнергетика, хотя я пыталась про нее забыть, решила меня упорно преследовать. Рядом сидел мужчина средних лет, похоже, со взрослым сыном. В антракте они смачно обсуждали обогащение урана, графитовые стержни и захоронение радиоактивных отходов, просто ммм.

А еще неподалеку сидел мужчина, процесс слушания у которого был настолько занимателен по внешним проявлениям, что сложно было иногда не взглянуть на него. Но, что бы ни отражалось у него на лице в другие моменты, к окончанию арий обеих сопрано он начинал таинственно улыбаться.

После концерта провели автограф-сессию. Хорошая, вроде, идея, но без трэша никак. Первые несколько минут было страшно за солистов, ибо страждущие пытались их порвать на сувениры. :)  Впрочем, это быстро схлынуло.

Нашла нескольких знакомых по вконтактовому сообществу, которые собирались быть на концерте, но прежде не опознались. Компания интересная, надо сказать. Полностью женская, вплоть до уже почтенных лет, иные добирались с Урала. Через пару дней мы собирались снова все увидеться в Питере, на другом концерте, с которым тоже невероятно повезло. Но меня эта музыка тогда еще не отпустила. Да и не только меня.

Выжившим - котик.

Последние две недели меня злили три вещи.

Во-первых, непонимание смысла туристического ритуала многократного некрасивого запечатления себя на фоне всего более-менее монументального, что обращает на себя внимание. Сюда же то, что сути моей тревоги и прочих негативных эмоций по этому поводу не понимал никто вокруг.

Во-вторых, что людям ничего не нужно от своего фотоаппарата. "Кто такой мой папа, чтобы он еще читал инструкцию к этому "Никону"? Он не будет этим заниматься!" Прежде я считала человека, от которого это услышала, вполне здравомыслящим. Ну и какого черта надо покупать навороченный аппарат, чтобы снимать на него вещи вроде своей недоэкспонированной физиономии на фоне бликов от попавшего в кадр фонаря? Или ночного пейзажа, на котором видна только высвеченная вспышкой трава? Кстати, эти люди и мне СОВЕТОВАЛИ СНИМАТЬ ПЕЙЗАЖ НОЧЬЮ СО ВСПЫШКОЙ.

В-третьих, пресловутая общая сумасшедшесть. Каждый, кого не спросишь, весь из себя опасный (АпАсТный) и псих. Прежде мне казалось, этим заканчивают болеть в школе, разобравшись с пределами дозволенного, границами нормы и тем, что большинству людей просто неинтересно. По крайней мере, прекращают озвучивать. "Ах, какие мы, девчонки, ахаха, если бы кто узнал..." Ныне, после иных заявлений, я начинаю подозревать, что родной факультет действительно учит на психов, а в моей дежурной шутке по этому поводу шутки только доля.

Еще меня бесит, что я не понимаю, что такое свое они пытаются этими "Ахаха, я такой псих!" слить. Но это другая опера.

Кирпич занудства и непонимания этим закрываю.

Со мной весело жить, когда на меня находит.

Трагедия вечера - не то, что я умудрилась заиметь чудный ожог на пальце, с которым теперь не поплетешь и - бубубу, повязка - особо не поиграешь, а то, что налила в бутерброды (ащащащ, это должны были быть чудные печеные бутербродики!) слишком много воды.