Видео и две цитаты от одной удивительной женщины. О её восприятии жизни. Спасибо Сэлли

Однажды доктор взял у меня кровь на анализ и вернулся с унылым лицом. Он сказал, что принес плохую новость, что он очень сожалеет, но у меня обнаружен рак. Плохая новость? Я не могла сдержать смех. Когда я посмотрела на доктора, то увидела, что он был шокирован моей реакцией. Не каждый может спокойно отнестись к смеху в подобной ситуации. Позднее выяснилось, что никакого рака у меня нет. И для меня это была тоже хорошая новость.

Истина состоит в том, что, не полюбив свою болезнь, мы не можем полюбить Бога. Вместо болезни объектом для любви может быть все что угодно: нищета, одиночество, потери — в общем, все, что укладывается в понятия «хорошо» и «плохо» и заставляет нас страдать.

Однажды я долго сидела с подругой, у которой была обширная раковая опухоль. Врачи давали ей несколько недель жизни. Когда я приготовилась уходить, она сказала: «Я люблю тебя, Кейти». «Нет, не любишь, — ответила я. — Ты не можешь любить меня, пока не полюбишь свою опухоль, Ведь все плохое, что ты думаешь о ней, в конце концов будет спроецировано на меня. Если я не смогу дать тебе того, чего ты хочешь, или поставлю под сомнение твои убеждения, ты начнешь проецировать на меня свои негативные мысли, касающиеся


болезни». Возможно, я была довольно резка тогда, но моя подруга просила меня говорить ей только правду. Слезы, появившиеся в ее глазах, были слезами благодарности — так она сказала.

Никто не знает, что хорошо, а что плохо. Никто не знает, что такое смерть. Она может быть чем-то, а может оказаться и ничем. Смерть — чистейшей воды не изведанное, и мне это нравится. Мы думаем, что смерть есть состояние бытия или состояние небытия, и пугаемся собственных представлений о ней.

Я люблю то, что есть; здоровье и болезнь, приход и уход, жизнь и смерть. Для меня жизнь и смерть равны. Реальность добра; поэтому и смерть должна быть доброй, чем бы она ни была, если она вообще является чем-то.

Несколько месяцев назад я была в Нидлсе, маленьком городке в пустыне на юге Калифорнии, где живет моя дочь Роксана. Мы зашли с ней в магазин, где меня заметили старые друзья семьи, с которыми я не виделась уже много лет. «Кейти!» — воскликнули они и подошли ко мне с сияющими улыбками на лицах. Они обняли меня и спросили, как я поживаю. Я ответила им. Затем они поинтересовались: «А как твоя дорогая матушка?» Я сказала: «Прекрасно! Мама умерла». Наступила пауза, улыбки с их лиц мгновенно исчезли. Я заметила, что с ними что-то не так, но я не знала, что именно было не так. Когда мы с Роксаной вышли из магазина, она повернулась ко мне и сказала: «Мама, когда ты говоришь с людьми таким образом, им трудно тебя понять». А мне такое даже в голову не пришло. Я просто сказала правду.

Сегодня утром у меня разболелись глаза. При дистрофии Фукса на роговице образуются пузырьки, из-за которых боль иногда бывает очень сильной. Кроме того, мой окулист прописал мне закапывать в глаза соляной раствор по шесть-восемь раз в день, чтобы удалять лишнюю жидкость, которая, накапливаясь, создает пелену перед глазами. Но это все равно что сыпать соль на рану — соляной раствор разъедает и без того израненную ткань роговицы и от этого боль становится еще сильнее.

Даже закапав в глаза соляной раствор, я вижу только пятно, когда смотрю на лицо моей внучки. Я отмечаю возникшую во мне мысль: «Как очаровательна Марли!» — а затем вспоминаю, что моя болезнь прогрессирует и может случиться так, что я уже никогда не увижу лица своей внучки. Я понимаю, что это не столь уж необходимо — ничто внутри меня не говорит о том, что зрение так важно. Я могу не увидеть, какими станут мои внуки, когда вырастут, могу больше никогда не увидеть лица Стивена или лиц моих детей. Осознавая это, я начинаю искать в себе хоть какой-то намек на печаль, но нахожу одну только радость. Меня переполняет чувство огромной благодарности зато, что моя жизнь так полна и что в ней есть все необходимое, что все происходит так, как должно происходить. Я нахожусь в состоянии ожидания и пытаюсь понять, не нужно ли мне еще что-нибудь, но ничего не приходит в голову.

Я сижу в гостиной, наливаю горячий чай в чашку, не замечая, что в чашке появилась трещина, и горячий чай обжигает мою левую руку. О, вот это приключение! Даже когда моя рука начинает судорожно сжиматься от боли, я не могу не восхищаться совершенством момента. Как я могу верить в то, что не должна была обжечь руку, если она обожжена? Зачем мне уходить от реальности в мир фантазий, уверяя себя, что ничего


такого с моей рукой не должно было случиться? Когда исследование живет внутри вас, никакие мысли не способны отвлечь вас от любви к тому, что есть, каким бы оно ни было

ПЕРЕВОРОТ