Способность обескураживать меня у Никитоса была, есть и никуда не денется. Помрет, как говорится, вместе с ним. Вчера он притащил резиновую клавиатуру, водрузил ее на стол и сказал мне строго: "Вот, чтобы печатала по ночам на ней".

"Печатать на ней" у меня не было даже в мыслях. Во-первых, это резиновое чучело мало того, что воняло резиной, так еще и было крайне неудобным в эксплуатации: печать становилась ошибочной и пробелонеустойчивой. Во-вторых, я не привыкла к разного рода суррогатам. "Не буду",- непримиримо подумала я.

Конечно, ночная эксплуатация обычной клавы подвергала меня смертельной опасности. Нежная душевная организация моего супруга вопит благим матом, когда слышит неизменное клацанье клавиш. Рычание из серии "чего ты клацаешь, чего ты клацаешь?!" переходит в вопль "тебе помочь попрощаться?" и в рев "я сейчас все вырублю". Фраза "я сейчас все вырублю" представляется мне, девушке с воображением, чересчур ёмкой, потому что ко всему я причисляю и свое хрупкое "я". Как меня можно вырубить, я боюсь даже думать, но предпочитаю не рисковать, вдруг потом обратно не врублюсь.

Однако я, даже под угрозой своей жизнедеятельности, оставалась непоколебима. Извращение идти до соседнего дома через соседнюю улицу, извращение скоблить ножом тефалевскую поверхность, извращение печатать на резиновой клаве... Я традиционалка, а посему резиновая клавиатура и ночной покой мужа отклика в моей душе не нашли.

П.С. Муж обещал купить кабель, забрать "Зину" для КПК.
П.П.С. Муж купил кабель