Либерализм — это юридическая, а не экономическая доктрина.

Он является частью Просвещения и представлял собой его отображение на практике.

В те времена задачей было нащупать такую политическую организацию, при которой низы бы не были рабами верхов и не пускали бы им кровь в бесконечных восстаниях. Государственный аппарат должен был служить всем, а не только самому себе. Эта важнейшая юридическая основа современного общества испытывает на себе сильнейшее давление с 1930-х годов: это регрессивное движение осуществляется силами технократических классов, которые управляют нами везде и повсюду. Некоторые называют их классом (в марксистском восприятии понятия) «Давос, Гарвард и Уолл-стрит».

Этот класс пользуется двумя кризисами, которые потрясли мир с начала XXI века, и я боюсь, как бы мы ни начали движение от правового государства (оно может существовать лишь в основанных на либерализме системах) к праву государства (оно представляет собой отрицание этого самого либерализма).

Так, о каких же событиях идет речь?

Первое — это теракты в США 11 сентября 2001 года. Все помнят о тех страшных событиях и вспоминают, где именно находились, когда услышали новости или увидели кадры происходящего по телевидению.

Помнят все и о сильнейшем финансовом кризисе, который последовал за крахом Lehmann Brother в 2008-2009 годах. Как тогда заявил один из главных советников президента Обамы Рам Эммануэль (Rahm Emmanuel), «было бы обидно упустить такой прекрасный кризис».

Я же не могу не отметить, что с тех трагических времен повсюду на Западе государственные власти пользовались терактами или финансовыми кризисами для радикального ограничения наших личных свобод. В первую очередь в ход пошли средства, которые позволяют нашим технократам наблюдать за финансовыми операциями населения в режиме реального времени.

Я, разумеется, имею в виду компьютерные технологии. В наши дни любая сделка (если, конечно, она не осуществляется наличными) оставляет след из нулей и единиц в каком-то компьютере. Все эти платежи проходят через две огромные расчетные палаты: одна находится в Люксембурге, а вторая — в США (долларовые операции).

Это означает, что во всем, что касается официальных счетов (как моих, так и ваших), банковской тайны по факту больше не существует.

С 2001 года было принято множество международных соглашений, которые открывают счета всех и каждого для фискальных (и политических) властей стороннего государства.

Так, например, мне, проживающему в Гонконге гражданину Франции, нужно заполнить налоговую декларацию для американского фиска.

Кроме того, право и закон США распространяются на все операции в долларах. Раньше, когда французский и бельгийский банк проводили расчеты в долларах, Америки это никак не касалось. Теперь же, раз операция проходит через американскую расчетную систему, она подчиняется законам США, как мы это видели во время скандала с BNP.

Все это открывает прекрасные возможности для дополнительного налогообложения и многомиллиардных штрафов против наших финансовых организаций, которые не могут постоять за себя. Направление атаки тут всегда одно и то же: либо вы платите, либо мы лишаем вас американской лицензии, что грозит вам банкротством. Быть может, суд и признает вашу правоту, вот только случится это лет через десять, когда вам это уже не поможет... Примерно как на Сицилии, когда пара темных личностей в плащах и солнцезащитных очках заходят в ваш бар в Сиракузах и говорят о том, какие у вас прекрасные дети, с которыми может произойти несчастье, если вы откажетесь платить за защиту... На смену закону мафии приходит закон государства.

Подчинение наших финансовых институтов центральной государственной власти становится все очевиднее, что должно было бы вызвать у всех беспокойство, однако процесс в любом случае уже набрал обороты, и остановить его будет непросто.

Следующим шагом, понятное дело, станет запрет наличных, о чем, кстати, уже поговаривают.

Объективное порабощение финансовых институтов «большим братом» позволяет тому в любой удобный момент узнать, на что мы с вами тратим наши деньги. А это открывает безграничные возможности для «дружеского» давления на умы, что, согласитесь, чрезвычайно удобно, если вы хотите остаться у власти.

Как бы то ни было, «помазанникам Божьим» недостаточно одних только сведений о наших деньгах. Теперь они посчитали, что им нужно знать, о чем мы говорим. Поэтому все телефонные сети и интернет находятся под постоянным надзором, а мощнейшие компьютеры проверяют, не названиваю ли я каким-то неблагонадежным личностям. И раз все сети так или иначе проходят через расположенное в США и Европе оборудование, мы с вами оказываемся в том же положении, что и финансовые организации.

Презумпция невиновности исчезла.

За всю историю жизнь каждого человека еще никогда не была так прозрачна для институтов власти.

И эта тенденция лишь набирает обороты.

Во Франции недавно приняли непотребный закон, который позволят спецслужбам шпионить за кем угодно без какого-то бы ни было контроля со стороны судебных властей.

Разделения властей больше нет.

Хотя в свое время Рэнду Полу (Rand Paul) удалось помешать автоматическому утверждению в Сенате «Патриотического акта» Буша-младшего, не сомневаюсь, что «миропомазанники» в конечном итоге все же победят.

Больше всего во всем этом меня раздражает то, что тоталитарные девиации оправдываются моралью. Нам заявляют, что все делается, чтобы уберечь нас от спрятавшихся в народе паршивых овец. Ну да, как же!

Ведь, как всем известно, среди «миропомазанников» паршивых овец не бывает, а их главная и единственная цель — бороться за наше благополучие с риском для собственной жизни и здоровья. Государство же не может быть преступным. Если даже не говорить о таких преступниках, как Гитлер или Сталин, вспоминаются Никсон с «Уотергейтом», шпионивший за бывшим подружками Миттеран и писатели, говорившие только хорошее о великом государственном деятеле, которого повезло заполучить Франции.

А мое нежелание передать все финансовые операции под полицейский надзор объясняется лишь стремлением провернуть что-то незаконное...

Я должен принять лежащее в основе любого тоталитаризма правило: «Если вам не в чем себя упрекнуть, вам нечего опасаться».

Но разве есть гарантия, что выносящий решение судья тоже не находится под прослушкой, и что он не изменит его из-за давления с опорой на сведения, которые ему хотелось бы сохранить в тайне?

Или что мой конкурент, в совете директоров которого заседают несколько «миропомазанников», с их помощью не обставит меня в государственном тендере?

Нужно отдавать себе отчет в одной очевидной вещи: под предлогом борьбы с преступностью и коррупцией государственное руководство получает невероятно мощный инструмент, который только способствует росту преступности и коррупции в государственном секторе.

Если история ХХ века хоть чему-то нас научила, нам следует помнить, что два этих бедствия чреваты куда большей опасностью в государственных, а не частных структурах.

Иначе говоря, мы сейчас движемся по пути от правового государства к праву государства.

И это представляет собой огромный шаг назад в интеллектуальном и нравственном плане.

Государственное руководство стало привилегированным классом, который живет по собственным правилам, потому что знает все обо всех.

Как говорил Бенджамин Франклин, «если вы откажетесь от свободы ради безопасности, у вас не будет ни того, ни другого».

Мы встали на путь рабства.

Шарль Гав, экономист и финансист, президент Института свобод.