Преамбула.
Было дело, написал рассказик, наполовину состоящий из диалогов, в процессе обнаружил, что напрочь не помню, как диалог оформляется на письме, то есть некое категориальное представление о так называемой прямой речи — сохранялось, мол, она бывает такая, сякая, этакая, а среди множества подобных и/или родственных деталей легко потеряться, если обращение с ними не автоматизировано. Навыку тоже взяться было неоткуда, поскольку именно это никогда, со школьных времён, не надобилось, да и в школе-то дело ограничилось парой-тройкой упражнений. Чтобы передать одну-две реплики прямой речи, затесавшиеся в какую-то, тираду, это всё не нужно, поскольку в эпизодике можно, как бог на душу положит, ставить чуть ли не любые знаки, тут кто во что горазд, но когда этой речи много, причём, есть её конкретная длящаяся форма, это требует какого-то единообразия, систематизации. Пришлось искать правила и переписывать.
Амбула
О грамотности перьев и копий сломано много. Я бы выделил три её разновидности. Подчёркиваю, что речь идёт не о некоем «уровне» (рассуждения, маркированные этим словом почти исключительно относятся к сфере понтов, демагогии и, как выразился Доктор Макс,
компаративной фаллометрии), а о чисто типологических различиях.
Аквариум
Первый вариант, самый простой, на нём останавливаться долго не буду, я бы назвал «Аквариум». В нём главенствует Рыба, владычица морская, и все буквы — у неё на посылках. Рыба эта хищная, аппетит у ней, как у крокодила, безразмерный, и она всегда на охоте. На вас. Суть такова: человек знает какие-то правила, возможно, выученные в школе, возможно, как-то ещё, это неважно; не факт, что он их знает точно или полно, а тем более, понимает достаточно внятно, если понимает вообще. Важнее другое: человек их считает обязательными к исполнению, причём, исполнение требуется формальное, то есть любой текст им видится как некие данные, вписанные в рыбу, отклонения от которой трактуются как неправильность, а то и п(р)овинность, в общем, всё, что вы скажете, будет использовано против вас. На этом описание можно закончить, ибо сие есть частный случай
синдрома вахтёра: «я — право имею, а остальные — должны», неспецифического для суждений о грамотности, ничего интересного не представляет, всё где только можно
сказано-пересказано на стотыщ рядов.
Я даже не знаю, если вышеописанное поведение неспецифично для суждений о грамотности, и вообще, ко всей этой лингвоцентристике (ни по сути, ни по природе) отношения не имеет, уместно ли называть его одним из типов грамотности или правильнее вынести за скобки и оформить как сносочку-исключение-примечание, и бинарненько так оставить два типа.
Врождённая грамотность
Итак, второй, он же первый, тип: «Врождённая грамотность». Эту метафору используют для обзывания положения дел, которое как бы само получилось, никто не заметил, как, когда и вапщче. При этом типе грамотности навык «правильного» письма работает в связке с эстетическим чувством, и с опорой на него, всё происходит вцелом на автомате, без вовлечения сознания, притом так, что результат признаётся хорошим референтными окружающими. Критерии правильного письма усваиваются не как правила и не как критерии и не как предписания, а как нормы, формирующие привычку, то есть грамотность как умение/навык «правильного письма» усваивается аналогично обучению речевой деятельности вообще, и в явных случаях формальное знание, что, как и почему, тут — пятое колесо, хотя теоретически, школьное знание правил органично ложится на эту почву,после
прочтения шлифовки навыка правила лучше
съесть забыть.
Механизм действия можно рассмотреть на примере типичных первых шагов в освоении клавиатуры человеком, который раньше писал только от руки. (Работает только в случае, если шаги эти человек делает исключительно самостоятельно, не имея представления и не получая справок о машинописи в частности и типографике вообще.) Начиная осваивать клавиатуру довольно многие делают характерную ошибку — ставят пробел перед знаками препинания, чем вызывают насмешки и пренебрежительно-язвительные подколы в духе: «Что, они не только еле-печатают, но и не читают совсем?» со стороны «бывалых», то есть тех, кто знаком с машинописью дольше, подразумевающих, что если человек читает, то он «должен был видеть», следовательно «должен знать». Это происходит вследствие ошибочного рекурсивного применения правил типографики к ручному письму. (Эффект во многих случаях усиливается аберрацией сознания, связанной с абсолютизацией/эталонизацией собственного быта; Простейший пример — взрослый дядя, ругающийся на четырёхлетнего отпрыска, который ниже в три с лишним раза, за то, что тот-де не может так быстро ходить и, вообще, устал, мол «Да с чего ты устал, мы идём-то всего полчаса, я же не устал, и как это ты не можешь быстро идти, я же иду»; многим с трудом даётся понимание того, что что-то известное им лично и/или нетрудное для них, может быть неизвестным и/или трудным для
миллиардов других, и отнюдь не в силу их, других, неполноценности; уж очень часто «бывалый» склонен преподносить свои достижения как норму, даже эталон, забывая, подчас и намеренно, о пути, который прошёл он сам, и не любит помнить, как «сам был такой когда-то», «зелёный».) Как бы то ни было, правила типографики не распрстраняются на ручное письмо, их изобрести или выявить опытным путём — задача весьма нетривиальная, сродни, например, тому, как опытным путём, методом проб и ошибок изучить правила движения, изначально не зная, что они, вообще, есть. Лично уменя, когда я начинал набирать на компьютере, автоперенос строки и масштабирование страницы просто не укладывались в голове. Чтобы не тянуть кота за мяв, а быстро и кратко проиллюстрировать того, насколько заковыристо может воплощаться письменность в машинописи, приведу
историю, автор там, правда, говорит о проблемах многоязычного поиска, но само то, как для отображения тайского письма приходится изобретать четыре уровня знаков, да с нулевой длиной, впечатляет и само по себе, а уж ситуация с пробелами — как раз, разбираемый случай, тольков зеркальном отображении. В общем, sapienti sat.
Между тем, для автономного практического самообучения требуется время и силы, причём, как в абсолютном выражении, так и в плане формата, обеспечивающего достаточную интенсивность/регулярность работы на единицу времени.
Путь практики такой: надо, во-первых, обнаружить, что что-то не так, во-вторых, понять, что именно не так, в-третьих, понять, как оно правильно, в-четвёртых, ещё и выработать навык, а зачастую — ещё и сломать, в-пятых, неправильный навык, выработавшийся за время прохождения предыдущих этапов. Неслучайно подобные ошибки характерны именно для новичков, а потом это проходит; по-разному, но, как правило, быстро. Однако, надо понимать, что вышеперечисленные этапы — последовательны, и каждый следующий начинается только по окончании предыдущего, и тут уж, как говорится, из девяти женщин ребёнок за месяц не получится.
У меня лично дома пишущая машинка появилась, когда я был, наверное, классе во втором, проблему заметил довольно быстро после того, как стал пытаться набирать что-то связное, после чего где-то за неделю баловства само всё устаканилось, а до того для меня не было разницы между пробелом (или, как говорят про письмо, отступом) и знаком препинания. А в выпускном, кажется, классе уже был факультатив по машинописи, там эти комбинации "знак+пробел" специально отрабатывали, чтобы работал автомат. В третий раз
старик бросил невод я с этим столкнулся, когда дома появилось 486, в году номер 1996, к тому времени успев благополучно забыть про это сочетание, поначалу, когда садился, главным образом,
уронить систему посмотреть на
игрушки программы, тоже этого не помнил, а как стукнуло 1997 и я сам стал набирать буковки, за день-два всё вспомнил, за неделю опять привык, думаю насовсем.
Не претендую на развитое эстетическое чувство, но чтобы проиллюстрировать алгоритм, можно оттолкнуться и от собственного примера. Для меня неправильная, точнее, непривычная постановка знаков катастрофически снижала разборчивость-читаемость (а на компьютере это ещё и провоцировало казусы с автопереводом строки), это и было основным мотивом, как при появлении печатной машинки, так и потом. Само же правописание чего бы то ни было никогда эстетическим чуйствием не определялось, и ничего, например, не мешало тире в конце строки дублировать в начале следующей, так я и делал года до 2001, вернее, в самом 2001 уже, наверное, так не делал, но и проблемы в этом ещё не видел.
Возвращаясь к ручному письму... Собственно, все эти «пробелы» и злоключения с ними, знаками препинания и переносами стоят на одном фундаменте — на типографическом понятии знакоместа. Правила типографики созданы для печати и на письмо не распространяются. В типографике пробел — это не просто пустое место, а конкретный знак, и он занимает знакоместо, а на письме пробел никаким знаком не является, есть слова, стоящие отдельно друг от друга. Так вот, в сознании человека пишущего никакого знака пробела не существует, есть слова, написанные отдельно друг от друга, а когда между словами нужен знак препинания, он ставится на просто визуально комфортное пустое место, тем самым его заполняет, причём, знаки препинания (запятая, точка, двоеточие) на письме заполняют ничтожную часть этого места, а если учитывать, что вся фонографическая письменность (по крайней мере, идущая слева-направо) имеет наклон — и та же запятая, хоть и ставится между словами на свободное место, фактически, тяготеет к нижнему левому острому углу (и находится, фактически, прямо под последней буквой предыдущего слова), а двоеточие — к левой грани пустого пространства, в итоге, визуально никакого специального места под знак препинания на письме не требуется.
Когда человек читает, или пишет рукой, это всё идёт само-собой, на это внимание не обращается, а вот, когда начинает набирать текст (в моём случае на печатной машинке ещё), сперва так и шлёпает — либо пробел, либо запятую, после чего обнаруживает, что пробел-то как бы и есть, но он какой-то неправильный, и оказывается, и пробел, всё равно, надо ставить отдельно. А вот куда именно его ставить, ещё надо сообразить, и только потом дойдёт дело до автоматизма. Это не всегда происходит быстро, вот и ставят, как придётся какое-то время (пока вышеперечисленные стадии обучения проходят). Вкусы, интересы, склонности, уши,
лапы и хвосты носы... у людей — разные, что одним глаз режет, другим — всё равно, кто-то это считает важным, кто-то нет, кому даётся само, а кому — только продолжительным усилием. Как бы то ни было, интуитивно этот путь проходят практически все, оттого оно и есть —детская болезнь новопечатников.
Визуально-эстетическое неприятие к «неправильному» — это, наверное, наименее интеллектоёмкий, и вообще, кратчайший путь к выработке «правильного» навыка, кстати, это единственный путь, на котором, хорошо помогает многочтение. (В моём примере, конечно, не было ни многочтения, ни его побочного визуально-эстетического продукта, и наблюдению ничто не мешало :)
А вот стремление писать осмысленно, в том числе и ставить знаки препинания, подчас затрудняет дело, (и при наличии эстетических установок входит с ними в конфликт) поскольку рациональных оснований в нормах, усваиваемых подражательным методом, недостаточно (боюсь, что чаще всего именно
недостаток оснований маскируется строгостью предписаний), зато требуется достаточно развитое понимание синтактико-логической структуры языка, что тоже не назовёшь очень распространённым явлением, и при таком раскладе многочтение, наиболее эффективное для орфографии и других механических вещей, не особенно помогает, если, вообще, не вредит, и уж точно, думать оно не помогает совершенно. И вот тут мы подъезжаем к следующему пункту.
Авторский стиль
Третий, он же второй, тип грамотности — под кодовым именем «авторский стиль». Вообще-то, «авторский стиль» может быть совершенно чем-угодно, описываемое явление с ним соотносится как частное с общим, и строго говоря, стилем как таковым в общем случае не является. Просто название удобно для разграничения явлений в разбираемом ключе, так что хотя бы на правах концептуального :) фразеологизма — пусть будет.
Основной признак тут — произвольная, то есть мотивированная расстановка знаков, если говорить о препинании, а вообще, осознанное использование любых выразительных приёмов. Самый банальный пример: если после пробела стоит двоеточие и закрывающая скобка, надо, по крайней мере, если дело происходит в сети, быть злобным троллем, впрочем, или просто злобным... или просто троллем, чтобы посчитать это пунктуационной ошибкой и типа не признать смайлик. (Хотя лично до меня в 1998 году доходило, что это такое, недели три с хвостиком.) Речь тут не обязательно об осмысленом подходе, пойдёт и просто выразительность, как тот же смайлик или, например, если кто-то тааак задумался, что трёх точек ему не хватает для выражения глубины погружения и объёма недосказанности, а вот 19 — в самый раз. Или, например, количество скобок у смайлика, как и наличие носа, чёрных очков и такого дальнейшего. Важное отзличие от «врождённой грамотности» не в вольности, а в произвольности, собственно, из-за которой этот «стиль» и назван «авторским»: При «врождённой грамотности» постановка знаков препинания — не мотивированная автором, она происходит автоматически согласно усвоенным нормам, при «авторском стиле» силой, толкающей человека на путь дао осознанного письма, выступает конфликт между кодифицированной языковой нормой и коммуникативной задачей в купе с неприятием, а подчас и, чего греха таить, неумением автоматически разрешать напряжение коммуникативной задачи стандартными средствами. Конечный итог вполне может внешне быть идентичным (в конце концов, правила, нормы и здравый смысл перекликаются довольно часто, особенно, в стандартных условиях), хотя получаться он будет иными средствами. Но это всё — индивидуальное, а есть более общие вещи.
Письменная речь до последнего времени практически не имела коммуникативной нагрузки, даже бумажные письма к коммуникации отнести можно только частично, даже опосредованно, потоковая составляющая коммуникации отсутствовала как класс, когда она появилась, появился новый класс задач, причёми, класс открытый, это коммуникативные задачи, в том числе и так называемые паралингвистические элементы, преимущественно компенсаторного плана, как, например, появление тех же эмотиконов и сдвиг традиции заимствования иностранных слов (до конца двадцатого века иностранные, если речь идёт о фонографии, подавляюще доминировала латинская традиция транслитерации, но в последнее время её ну оочень сильно подвинул метод транскрипции, что значительно расширило горизонты, но и
породило много сумятицы). Кстати, о сумятице, есть казусы, которые её порождают, в английском языке это пресловутое «согласование времён», ложное теоретическкое положение грамматики, являющееся непосредственным следствием бестолковой интерпретации письменного художественного текста, и например, такая фишка, как «части речи», коих в английском давно нет; или, например, во многих языках есть такой член предложения, как обстоятельство, являющееся по сути определением, и быть бы ему таковым записанным в анналы, если бы не трудности с логикой у авторов грамматик. С обстоятельством, вообще, ситуация забавная: все остальные члены предложения — нормальные такие синтаксические единицы, функция которых определяется их связями с другими синтакическими единицами, а обстоятельство по характеру синтаксических связей — подностью идентично определению, но оно же типа не определение, и поэтому для его описания начинаются пляски с бубном, и появляются всякие странные виды обстоятельств типа места, времени, причины и способа, то есть для описания связей, предполагаемых синтаксическими, применяются не просто семантические, а контекстно-описательные категории, к синтакситу никакого отношения не имеющие, что загромождает, например, школьное обучение неразумными и алогичными вещами.
То были казусы, их я уже так или иначе касался, а вот дальше, возвращаясь непосредственно к мотивированной самодеятельности по части знаков препинания, остановлюсь на, по-моему, довольно интересных моментах, примерах.
Речь, особенно, письменная, постоянно усложняется. Ещё каких-то полтыщи лет назад большая часть связей в тексте были сочинительные и имели линейный характер вроде: «И взял богатырь отважный Иван Doomовец тяжёлу палицу, и созвал он дружинушку ратную, войско грозное, и пошли они в поле чистое быть ворога постылого, да кровушку проливать за Русь-матушку, да князя-батюшку», а если открыть энциклопедию конца девятнадцатого века, там уже будут и подчинительные связи, и вложенные конструкции, а уж двадцатый век — прямо век бурного развития языковой компрессии и сопутствующего ей канцелярита да всякого там «научного» стиля с длиннющими предложениями, многоуровневыми подчинительными связями, сбивающими с толку и вязнущими в зубах гроздьями обособлений, вводных слов, да зубодробительных причастных и деепричастных оборотов... В результате усложнилось предложение как синтактико-логическая конструкция. Между тем, в конце предложения ставится один знак, условно определяющий тип предложения, что предполагает лишь одно смысловое ядро на предложение, в крайнем случае два однородных. Между тем, это уже прошлый век :) Сейчас это с регулярностью, достойной лучшего применения, приводит к коллизиям в случаях, когда предложение, во-первых, имеет более одного смыслового ядра, во-вторых, когда эти ядра коммуникативно неоднородны; диссонанс обостряется тем более, чем дальше отстоит от знака то смысловое ядро предложения, смысл которого призван передать знак в конце.
В следующем, взятом тутом для примера, вопросительном предложении главная, вопросительная, часть первая, а вторая — какая-нибудь другая. Например: «Почему ты говоришь, что небо — зелёное, когда я точно знаю, что оно жёлтое в полосочку», — первая часть вопросительная, вторая, допустим, почти восклицательная. Это — вопрос. Он содержит две части: вопросительное ядро, утверждение, тезис, предлагаемый как контекст и вместе с тем, ещё и предпосылку самого вопроса. Если поставить вопросительный знак «как положено» в конце, получается казус: прилежащий, следовательно, находящийся под непосредственным (и наибольшим из всех в примере) влиянием вопросительного знака, тезис является не предметом вопроса, а его предпосылкой, коммуникативная задача которой входит в противоречие с таковой, обозначаемой знаком для всего предложения. Если поставить в конце восклицательный знак, то собственно, вся нагрузка предложения изменится, а если поставить оба, то... нууу, можно, если это не перебор; экзальтации тону это, конечно, добавит, но ясности смыслу — нет. А если поставить точку, то по-моему, получится нечто весьма странное. Поэтому остаётся либо бить одно предложение на несколько, либо ставить (?) в первой части, а в концовке оставлять знак, более духовно ей близкий. Cама же необходимость ставить знак именно в конце предложения часто просто ломает логику высказывания, и чтобы избежать этого, вопросительный или восклицательный знак (особенно, в случаях смыслового ударения) часто ставят в скобках прямо в середине предложения. Правилами это никак не кодифицировано, но частотность явления, скорее, говорит об объективной потребности в подобном обозначении. Сложность общеупотребимых речевых конструкций превышает возможности кодифицированных языковых конструктов. Или, скорее, речевые конструкции такой сложности стали общеупотребительными.
Другой пример, по-моему, более интересный — это ситуация со знаком тире, о котором даже появилась и получила широкое хождение поговорка, мол, не знаешь, какой знак ставить, ставь тире.
Тут требуется заход издалека. С одной стороны, записные правила часто, иногда можно сказать, чаще, чем этого бы хотелось, укладываются в здравый смысл, но сама предписывающая форма их диктата обуславливает то, что здравый смысл в них не вписывается. По пунктуации существуют правила, следовательно, правильная расстановка знаков и неправильная. Логики в предписании нет, есть рыба. Когда, например, в школе, где это всё учат, возникает необходимость хоть как-то объяснить, что оно тут делает, объясняют, что точка — это-де пауза, а запятая — это пауза поменьше, в общем, делается это через невербальные ходы, как то ритмические, интонационные, которыми в речи обозначается логическая членораздельность, то есть структура высказывания. Знаки препирания тоже размечают эту самую структуру, но именно структуру, а не интонационные ходы. Штука в том, что, как я уже где-то говорил, разная постановка знаков препинания меняет структуру высказывания, и вопрос тут не в том, где и какое правило нарушено, а в том, что за структура получилась на выходе. Кроме того, структур этих несколько уровней. Синтаксическая — собственно грамматика, про то, как соединены языковые единицы между собой в предложении, семантическая и логическая — про то, какие единицы мысли есть и как они взаимосвязаны в высказывании, это про текст. Поскольку и те и другие как-то размечаются одними и теми же знаками, они, закономерно, путаются. Взять, для примера, прямо предыдущее предложение, можно одну его вторую часть «..., они, закономерно, путаются». Что и зачем тут «выделяется запятыми»? Итак, шо такое есть вводные слова и обособления: общее между ними то, что они, фактически, исключаются из состава предложения, формально оставаясь в нём, при этом обособления — это своего рода заметки на полях, как, если бы человек написал предложение без этого обособления и пошёл дальше, но потом спохватился, мол, забыл что-то, вернулся и подписал недостающее на полях, укзав стрелочкой, куда именно подлежит вставить ремарку, место, на которое указует эта стрелочка, будет в аккурат между двумя запятыми, коими выделяется обособление (Как в примере из классики эпистолярного жанра, когда в письме написано: "Я хотела послать тебе 10 долларов, но обнаружила, что уже заклеила конверт"), вводное же слово не является членом предложения, но является частью высказывания и отражает модальности и коннотации, то есть отношение, как правило, субьекта высказывания к контенту сообщения. Самое забавное, что любое одно — это другое при некоторых условиях, а на письме — разницу, вообще, предлагается угадывать, угадал — на печеньку, а не угадал — тьфу в морду. Возвращаясь к запятым в примере «... они, закономерно, путаются», при наличии запятых слово «закономерно» выступает хоть вводным словом, хоть обособлением, а в их отсутствие — определением, в первом случае оно будет обозначать суждение о самом факте наличия явления, то есть наличие явления «путания» оценочно признаётся закономерным для данных условий, во втором случае это же самое выступает уже не оценкой, а описательной характеристикой качества самого явления «путания», уже безотносительно внешних факторов, просто в силу того, что о нём в данный момент идёт речь. Но такую разницу надо очень долго и упорно высасывать из пальца, а в данном случае абсолютно, совершенно, обречённо всё равно, ставить эти запятые или нет, поскольку эти нюансы категорически незначимы. Однако (!), если есть проверяющий, он же ночяльнег, имеющий намерение или даже неосознанный позыв показать, кто тут главный, а кто дурак, может бодро пенять написавшему любой из вариантов на его безграмотность, и ведь будет, собако, прав, поскольку теоретически возможен иной вариант и теоретически же возможны условия, при которых именно он и будет формально правильным. В плане здравого смысла претензия ничтожна, следовательно, это выступает ничем иным, как оружием в социальной игре. Ответить на такой выпад — можно, но даже в случае равных собеседников это будет ответ из заведомо худшей позиции, поскольку, если тебя обвинили, ты уже поставлен в положение оправдывающегося, из которого отбивать наезд куда сложнее. А если один из двух — и правда, главный, а другой, например, учиниг?.. Далее, забавно, что, если в этом примере использовать слово «закономерно», то возможно, что-то можно и ацпорить, а вот, если написать «естественно», то уже 99%, что запятые прокатят, а вот их отсутствие — нет, поскольку само слово «естественно» по умолчанию ассоциируется со вводным речевым клише, поэтому тут, уж бог с ней, с логикой, но есть хоть какая-то определённость. Казалось бы, идентичные морфологически слова, различающиеся исключительно лексическим содержанием, так с чего бы лексическому содержанию определять грамматический конструкт?... А вот... :) Кстати, с обособлениями и вводными словами щяс ситуация сложносочинённая, поскольку во многих случаях, как в этом, например, роль определения не менее, а то и более адекватна для предполагаемого вводного слова. «Возьмём, например, форму промышленного киллера» vs. «возьмём напрокат форму промышленного киллера» %)
Следующий казус мне очень нра. Кстати, сразу оговорюсь, что тут есть элемент трюкачества, но всё-таки... Пример простой: «Дай, чем писать». Формально, тут эллиптическая конструкция, но подлежащее щяс неинтересно, тут дело другое: «чем писать» — это вроде, как придаточное предложение, тут можно начать фантазировать, можно посчитать его редуцированным и начать разворачивать до многочлена «то, чем писать», потом «то, чем писать ЧТО» или «то, чем кому писать что, где и зачем», а между тем, в речевом акте «чем писать» — это одно целое, и интерпретация (составного)дополнения как придаточного предложения основывается исключительно на привычке так трактовать местоимение «чем», хотя, на самом деле, это своего рода метонимия с генерализацией, чисто лексический стилистический приёмс. Однако, какой школльнег рискнёт печёнкой...
Ближе к тире — следующий пример: «Вам необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность отправлять комментарии и комментировать отправления». Казалось бы, всё просто, вот вам главное, вот вам придаточное, вот вам водчинительная связь, получите и распишитесь. В действительности (кстати, и вот это щяс не вводное слово, а...эээ... обстоятельство, моё любимое, это так называемое «обстоятельство места», действительность — это такое место, отличное от другого места — фантазии авторов сей классификакции :D) Короче, в действительности, в отличие от фантазии людей с «Гуманитарным Складом Ума», всё не так :)
Вот специально сейчас залез в википедию, посмотреть, шо нам скажет правило по этому поводу. Правило фицияльно заявляет: мол, это тут у вас, господин нехороший, придаточное цели, образованное союзом «чтобы». Ну, раз подчинительная связь тут есть, стало быть, есть где-то причина и следствие. И тут начинаются непонятки: отправление комментариев и комментирование отправлений — это причина или цель для регистрации? А какие там ещё обстоятельства есть? А почему не уступки, например — вы делаете нам уступку — регистрируетесь, а мы, в свою очередь, делаем поблажку вам :) А почему, собственно, не условие и не следствие? И опять же, что является условием или следствием чего? Да, и образ действия, конечно — ведь каким образом можно отправлять комментарии и комментировать отправления, кроме, как зарегистрировавшись?... А структура-то у предложения вполне определённая, и согласно правилу (тут тоже толи вводное слово, толи определение, а дело в одной запятой) и сказано, что всё там именно так, а не иначе. А на самом деле, если говорить об этом предложении как о высказывании, то единственный способ понять его правильно написанное предложение правильно как текст — это игнорировать правило; вот тут-то и окажется, что это ещё большой вопрос, где тут главное, а где тут придаточное, ибо в высказывании-то может быть всё наоборот, например, если их поменять местами, получится совсем другое высказывание, но структура предложения, по меркам грамматики, останется той же: «Чтобы иметь возможность отправлять комментарии и комментировать отправления, Вам необходимо зарегистрироваться», но это будет другое высказывание. Казалось бы, причём тут тире... И почему его ставят вместо запятых и двоеточий. В отличие от, по сути ничего не обозначающей, запятой, тире имеет отношение к другому классу явлений — разметка текста не как грамматической конструкции, а как именно текста, то есть конструкции логической. Конкретно, оно толи разделяет, толи, наоборот, объединяет такие составляющие текста, как тема и рема, причём, опять же в отличие от запятой, тире задаёт направление развития высказывания: тема — слева, рема — справа. Грамматический аналог темы и ремы — это подлежащее и сказуемое для нераспространённого предложения и группа подлежащего и группа сказуемого для распространённого; собственно, в предложении «Автор — демагог!» штатное, положенное по правилам для данного случая, тире именно этим самым и занимается: переходом от предмета разговора к тому, что говорится о предмете разговора. Стоит заменить во взятом ранее примере запятую на тире, как сразу получаем осмысленое: «Вам необходимо зарегистрироваться — чтобы иметь возможность отправлять комментарии и комментировать отправления», причины, следствия, цели и задачи, условия и способ действия — на месте. Поменяв стороны местами, получим ДРУГОЕ высказывание, направление развития мысли сменится, подчинительная связь перевернётся, как и надо, но там опять будет всё правда.
Я думаю, тем и объясняется массовое, просто повальное применение тире в письменной речи, что оно как знак препинания размечает не грамматические конструкты, а непосредственно текст, высказывание, что, вообще-то, куда ближе к истине, если под истиной понимать качество декодирования. Недаром тире сейчас ставят не столько вместо любого другого знака, сколько в местах, где никакого знака раньше бы не поставили. Ещё полвека назад тире содержало в себе функцию эмоционального и смыслового акцента на связи двух единиц, между которыми ставилось, эту функцию оно к настоящему времени, можно сказать, утратило, а вот темо-рематическая функция стала основной, и она теперь, действительно, часто используется исключительно как графическое подспорье в обозначении связи явлений на письме.
Ну и напоследок, чтобы жизнь мёдом не казалась, приведу увиденный недавно пример, в котором тире менее уместно, чем запятые. «Британские социологи утверждают, что Весёлый Роджер — самый тонкий тролль в истории (толщина не более нескольких миллиметров) — был чёрно-белым.» Целевым сообщением было такое: во-первых, самый тонкий тролль был чёрно-бемым, а во-вторых, им был Весёлый Роджер. Рассматриваем два варианта, с тире и с запятыми.
1. Каждое тире отграничивает тему и рему, при этом темой для последней части будет результат объединения первой и второй. Таким образом, получаем сообщение, что во-первых, Весёлый Роджер — самый тонкий тролль, а во-вторых, что Весёлый Роджер был чёрно-белым, не связывая тонкость и чёрнобелость между собой непосредственно.
2. Имеются элементы, как бы уже известные (ранее названные или подразумеваемые как известные) по отдельности (самый тонкий тролль, чёрно-белый тролль, тролль под ником «Весёлый Роджер» и непосредственно чёрно-белая раскраска) — сведены вместе, дабы показать, что они все взаимосвязаны, а сама взаимосвязь детально разбирается по ходу текста. Этот вариант более обтекаем в плане отображения внутритекстовых связей, и если принять во внимание концепцию обособления как заметки на полях, то и получится сообщение, наиболее близкое задуманному. Но тут надо оговориться: оно таким получится не засчёт точности (сказано именно это), а засчёт обтекаемости, непротиворечия вкладываемому смыслу (исходя из контекста, можно подумать и так).
Ну и пожалуй, хватит казусов и коллизий.
Амба.
Короче говоря...
Строгость предписаний маскирует недостаток их рациональных оснований.
Детальность предписаний маскирует дефицит представления структур.
Правила усваиваются посредством научения, целенаправленно, повторением.
Нормы усваиваются посредством подражания, стихийно, помимо сознания.
Процедуры усваиваются сознательно, рефлексивно, посредством развития (мышления). Обратное неверно.
«Врождённая грамотность» возникает на базе многочтения, причём, преимущественно, художественных текстов, направленных не на коммуникацию и передачу информации, а на выразительность и индукцию чувств, эмоций, ассоциаций; а информационная составляющая в этом деле вторична. Причём, более характерно для людей, склонных к художественному же восприятию текста. Это стихийный и бесконфликтный (не нуждающийся в авторской коррекции) вариант — традиция усваивается как норма, то есть не рефлексируется, поскольку процесс усвоения происходит ПОМИМО сознания.
«Авторский стиль» малочувствителен к многочтению, возникает на базе восприятия текста как источника и носителя информации, в первую очередь, то есть при ориентации на нехудожественный текст. Информационная ёмкость предполагает активное участие сознания, анализ, обдумывание, образный же ряд — переживание, индукцию эмоций, а то и целых чувств. Предполагаю, что поэтому «врождённая грамотность» более свойственна гуманитарным товарищам, а более технически ориентированая публика радует окружающих этим делом редко. Кроме того, в отличие от стихийно, мимо сознания, нерефлексивно формирующейся по типу нормоусвоения «врождённой грамотности», «авторский стиль» — это продукт програссивного конфликта между рефлексируемой коммуникативной задачей высказывания и обдумываемой кодифицированной языковой Традицией.
Что до «Аквариума», то ему место в кабинете психотерапэута — релаксирующую обстановку создавать.
Запятые размечают грамматические структуры предложения, тире — логическую структуру текста, как актуальное темо-рематическое членение.
PS: Хосспаде, как же они это всё в школе учат в той форме, в которой оно там есть... Там же какая-то сплошная бессистемная комбинаторная ужась, летящая на крыльях ночи.
PPS: Обстоятельства НЕ СУЩЕСТВУЕТ!
