Глава из книги П.Гордиенко Ойротия. Новосибирск. 1931 г.

"Это не есть соревнование, это есть отчаянная, бешеная, если не последняя, то близкая к тому, борьба не на живот, а на смерть между капитализмом и коммунизмом".
Так стоял вопрос. В условиях незаконченной военной борьбы и Горном Алтае переход к НЭПу был затруднен. Наступили решительные дни. Всякое промедление с ликвидацией бандитизма грозило катастрофой, хозяйство дошло до крайнего упадка. Не посеять хлеб - это значило подвергнуть жесточайшему голоду население Горного Алтая. Партийный и военный руководящий центр решил проявить величайшее напряжение, не останавливаться ни перед какими жертвами, сделать все, что будет в человеческих силах, но с бандитизмом бесповоротно разделаться. С этой целью был задуман сложный и опасный маневр.
Штаб отдал приказ сформировать под командой Долгих и Воронкова два истребительных отряда из лучших боевых сил ЧОН. Объединив действия обоих отрядов, бросить их в глубокий тыл противника. Сокрушительным налетом врезаться в самую гущу расположения бандитских сил, истребить штаб войск Кайгородова, а самого Кайгородова взять живым или мертвым. Не выполнив этой задачи, не возвращаться. Одновременно было приказано батальо­нам регулярных красноармейских частей, ротам и эскадронам ЧОН, действовавшим под командой Монакова, Кочкина, Явцева и Гусева, развернуть активное наступление по всему фронту.
На подкрепление истреботрядов из Бухтармы был переброшен 82-й партизанский полк под командой Овчинникова. Его приход в Уймонский район ожидался в самый разгар действий Долгих и Воронкова. В первых числах апреля сводный отряд выступил. Несколько суток о нем ничего не было слышно. Путь был намечен через ледниковое вершины гор, где не существовало не только проезжих дорог, но не было даже охотничьих троп. Глубокий снег преградил доступ в вершину речки Катанды. Отсюда истреботряды рассчитывали зайти в тыл противника со стороны Аргута. День и ночь бойцы-чоновцы протаптывали себе тропу. Лошади выбивались из сил. Продовольствия и фуража оказалось недостаточно. Вышли последние сухари. Сто шестьдесят лошадей пришлось бросить в снегах Еломанского хребта. Они не могли уже двигаться дальше от истощения. Под снежными обвалами гибли люди и лошади, сброшенные в бездонные пропасти.
По ночам, останавливаясь на короткую передышку, отряд волно­вался:
-Товарищ Долгих, разреши огонь развести... нет никакого терпения... как собаки подохнем от холода... Посмотри, что… делается... ужасти... зуб на зуб не попадает. Эдак и чахотку схватить недолго... Ты только подумай: шестые сутки не обогре­вались, а на этих чертовых белках и в апреле холоднее, чем в крещенский мороз... Разрешишь, что ли, товарищ Долгих? Мы здесь, в закуте, за камнем, искры и той не будет видно.
- Нет, не разрешаю. Заметят бандиты - как мух передавят, а каждый из вас нужен революции. Того, кто нарушит дисциплину, расстреляю! Поняли? Без разговоров!.. Сейчас двинемся дальше.
Позади осталось четыреста верст. Впереди была Катанда, где находился штаб Кайгородова. Отряд знал, что в районе Катанды расположено не меньше двух тысяч бандитов. Небольшая горсточка чоновцев в случае неудачи будет уничтожена. Никому не уйти. Если кто и вырвется - наверняка погибнет в горах. По мере того, как приближался час решительных действий, в отряде началось броже­ние. Малодушные люди, не верившие в победу, пробовали сеять панику.
- Куда мы идем? Разве не видно, что впереди гибель... У них сила, а наш отряд измотался до последней крайности. Бросили в самую пасть бандитов, иди, говорят, умирай... Надо вернуться, пока можно. Потребовать от товарища Долгих, пускай заворачивает оглобли назад. Кому нужно это геройство? Нам оно ни к чему... Зачем понадобилось лезти в тыл с таким пустяковым отрядом?.. Отчего не выступила вся бригада?.. Хотят чужими руками загре­бать .. Знаем мы, чем они душат!.. Попробовали бы, сволочи, хлебнуть того, что нам досталось за эти дни.
- Так может говорить только подлец, делающий контрреволюци­онное дело, - раздался голос Долгих над ухом паникера. -Товарищи-командиры, приказываю немедленно построить отряд в боевую колонну!..

- Смирно!.. Слушать мою команду... эскадроны, в боевую колонну стройся! - скомандовал Воронков.
- Стройся, - понеслось дальше по рядам рассыпавшихся чонов­цев.
Долгих вышел вперед. Он нервно ожидал конца построения. Его богатырская фигура приковывала внимание. Лихорадочно горевшие глаза говорили о продуманном бесповоротном решении. Он начал:
- Товарищи... Впереди нас, может быть, ожидает смерть. Противник в десять раз сильнее. Правильно и то, что мы до крайности измучены... кони еле переставляют ноги... Но верно ли то, что нам следует повернуть назад? Это неверно... В сражении побеждает тот, кто сохраняет твердость духа и непоколебимость рядов. Мы, коммунисты и партизаны... нам дана боевая задачи уничтожить Кайгородова. Если мы погибнем, на смену придут новые бойцы, но в конечном счете дело коммунистической партии победит, так как это единственно правое дело, за которое можно умирать. Позволим ли мы запятнать свою совесть позором дезертирства о боевого участка? Тот, кто так думает, - предатель. Я требую, чтобы отряд расстрелял одного из таких маловеров, пытающегося дезорганизовать наступление. Я требую, чтобы мне как командиру было приказано немедленно вести вас в бой. Слово за вами, товарищи.
Наступила жуткая тишина.
Потупив глаза, люди стояли в нерешительности. Не было мужества сказать прямо о своих колебаниях.
- Вы молчите?- продолжал Долгих. - Тогда расстреляйте меня, бросайте фронт, идите по домам, как жалкие трусы, входите и сделку со своей совестью и не смейте никому говорить, что вы партизаны-коммунисты. Слушать мою команду... По намеченной цели... в командира отряда... стрельба эскадроном... Эскадрон... Сволочи... Почему не исполняете команду? Тогда начинаю расстреливать я... Каждый десятый получит пулю...
- Первый, - он указал на подстрекателя, - десять шагов вперед. Шагом арш!
Растерявшийся отрядник неловко засеменил ногами, покидая шеренгу... Долгих сделал выстрел... Идущий как будто споткнулся, вытянул руки вперед и, потеряв опору, сунулся головой в снег.
Долгих начал отсчитывать с правого фланга: первый, второй, третий...
- Довольно... - вырвалось дружным хором из сотен глоток.
- Веди нас, товарищ Долгих, вперед. Будем драться как львы... Смерть бандиту Кайгородову!
На рассвете одиннадцатого апреля двинулись дальше.
Перед самой Катандой отряд разделился на две части. Долгих подходил с Тюнгурской дороги. Эскадрон во главе с Воронковым врезался в Катанду по Нижне-Уймонскому тракту.
Кайгородов беспечно отдыхал, не беспокоясь о судьбе гарнизона. Он верил в неприступность своих позиций. Надо быть сумасшедшим, чтобы сунуться в эту природную крепость.
Вдруг выстрел, второй, третий. По улицам суматошно забегали люди.
Кайгородов выскочил на крыльцо. Он не понимал происходящего. Где-то рядом дзинькнула пуля, что-то обожгло правое плечо. По рукаву потянулась вниз красная полоса крови. Бросился обратно в избу. Залез в подполье. Крепко обхватил руку. Тишина резала напряженный слух.
- Конец, - шептали запекшиеся губы, - конец...
Побросав оружие, в ужасе метались бандиты. Их было убито несколько сот человек. Вырвавшиеся одиночки-бандиты понесли весть о разгроме штаба повстанческой армии.
Вытащив Кайгородова из подполья, Долгих отрубил ему голову и приказал отряднику:
- Скачи без останову в штаб... с донесением... Победа за нами.,. Доказательство - голова Кайгородова.

Воспоминание рядового бойца-чоновца: «Было раннее утро, всходило солнце, стрельба прекратилась. Посредине пола на кошме лежал Кайгородов. Ростом он был высокий, дышал с хрипом. Долгих (командир отряда ЧОН) велел всем отойти, одной рукой взял за чуб Кайгородова, взмахнул шашкой и отсек ему голову. В течение трех летних месяцев голову возили в ящичке со льдом по всем селам, стойбищам, организовывали по тому случаю митинги, выкрикивая: "Да здравствуют Ленин, Троцкий, Луначарский!", пока не показали ее на заседании губисполкома для опознания жене Кайгородова, которую доставили из барнаульской тюрьмы».