К побудительным началам познавательной и практической деятельности индивида относятся субъективные переживания по поводу ситуаций и явлений, т.е. эмоции. Факт существования интеллектуальных эмоций признается еще со времен Платона, которым были выделены специфические умственные наслаждения. Вопрос функционирования интеллектуальных эмоций решался и Аристотелем, который считал интеллектуальную эмоцию удивления началом процесса познания. Уточнение функций интеллектуальных эмоций и чувств сделал Р. Декарт в труде «О страстях души». Именно он включил удивление в число шести основных страстей человека, отдавая ему первое место среди всех страстей. Р. Декарт развил мысль Аристотеля о том, что познание начинается с удивления, которое, по его мнению, позволяет человеку замечать и обращать внимание на то, что раньше проходило мимо его сознания. Удивление имеет как побуждающую, так и ориентирующую функции. Кто зашел, по словам М. Планка, так далеко, что ничему больше не удивляется, тот обнаруживает лишь то, что он разучился основательно размышлять. Для исследователя открытие удивительного всегда является счастливым событием и стимулом в творческой работе. К числу интеллектуальных чувств Р. Декарт относил также сомнение, которое является основной частью мыслительного процесса.

Он утверждал, что сомнение – мать истины.

Гамма эмоциональных проявлений достаточно широка. Так, Б. Спиноза к удивлению Платона и к сомнению Декарта добавил чувство уверенности, которое он рассматривал как чувство, противоположное сомнению. Уверенность – это удовлетворение, возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, причина сомнения которой исчезла.

К объяснению интеллектуальных чувств обращался И. Кант. Его, как и Платона, интересовало интеллектуальное чувство: «это такое возбуждение чувства, которое первоначально задерживает естественно игру мысли, значит бывает неприятным, но потом тем больше содействует приливу мысли и неожиданных представлений и поэтому становится приятным». Кант отмечал тормозящее и мобилизующее влияние чувства удивления на мыслительный процесс.

Позже появилось утверждение В. Дильтея о том, что человеку достаточно испытать чувство, чтобы он тотчас же приобрел знания о находящемся вне его мире. Он поставил переживание на место мышления. Однако сегодня ясно, что нельзя рассматривать интеллектуальные чувства в отрыве от мышления. Интеллектуальные чувства – это внутренние сигналы и побудители мыслительного процесса, но они отнюдь не заменяют мысль.

Важную роль эмоций в процессе познания подтверждают открытия в области нейрофизиологии.

Сенсорные сигналы, поступающие от тела, всех органов чувств в кору головного мозга, сначала проходят через подкорку, где информация приобретает эмоциональную окраску, так как именно подкорковые структуры мозга отвечают за наши эмоции. Благодаря этому мозг «знает» как чувствует себя тело и насколько эмоционально значимо то или иное воздействие для человека. На основе этого мозг принимает рациональное решение.   

Сигналы, исходящие из коры мозга и несущие информацию телу о принятом решении, тоже проходят через подкорку. В наше решение добавляется эмоциональный компонент, который определяет ответную реакцию на воздействие извне. Тело становится инструментом, при помощи которого человек сообщает ответ на полученную информацию. Тело действует через движения, и, соответственно, без тела практически невозможно выразить чувства или донести информацию. Мимика человека, движение его рук, да и всего тела, в свою очередь, стимулируют обширные области мозга, вызывают образование более сложных связей между телом, эмоциями и мышлением. Поэтому если эмоции отделить от процесса познания, то адекватное поведение и рациональное обучение невозможно.

В психологии любая деятельность человека связывается с проявлением эмоций. В частности, эмоция можно рассматривать как отклик на изменение прогноза удовлетворения какой-либо потребности. Поскольку эмоция зависит от потребности и служит ее удовлетворению, она в каждом конкретном случае обнажает, обнаруживает и выражает потребность, от которой произошла. Потребности бывают двух уровней: уровня нужды и уровня развития. Уровень нужды – это самосохранение, уравновешивание со средой, борьба за существование, за удовлетворение потребностей в достигнутом ранее объеме, соответствующем общественно-исторической норме. Уровень развития – это рост, расширение потребностей, овладение новыми средствами и способами их удовлетворения, совершенствование и повышение норм.

Отрицательные эмоции обнажают преимущественно потребности нужды, положительные – потребности развития. Отрицательные эмоции – боль, страх, ярость и т. п. – уподобляют отдельного человека многим другим, а положительные эмоции – радость, восторг, мечты, надежды – индивидуализируют людей, указывают на своеобразие каждого, на то, чем он отличается от всех остальных.

Сказанное относится к любым человеческим потребностям: биологическим, социальным и идеальным (познавательным). Их удовлетворению служат знания, которыми человек располагает.

Если психология связывает любую деятельность, и в частности, процесс познания, с потребностями и интересами, стремлениями и эмоциями, установками и идеалами, то философия традиционно соотносит познание с верой и убеждениями.

Процесс познания детально изучается в философии. В структуре философского знания был выделен такой раздел философии, как гносеология (теория познания). В этом разделе изучается природа познания и его возможности, отношение знания к реальности, выявляются условия достоверности и истинности познания.

Поскольку предметом философии является всеобщее в системе отношений «человек-мир», то гносеология, как раздел философии, изучает всеобщее, характеризующее познавательную деятельность человека. Особое значение для гносеологии имеет вопрос «Познаваем ли мир?».

Основными категориями и понятиями философии являются следующие: знание, сознание, истина, явление, сущность, субъект, объект, чувственное, рациональное, вера, интуиция и т.д. Эмоции в философии не рассматриваются, т.к. относятся к сфере субъективного, индивидуального, а не общего.

Большинство проблем философской теории познания так или иначе концентрируются вокруг проблемы истины, конкретизируют и дополняют ее. Часто истину отождествляют с сущностью. Истина является также важнейшим мировоззренческим понятием.

Категория истины в философии теснейшим образом связано с категорией веры.

Вера – принятие чего-либо за истину, не нуждающееся в подтверждении и доказательстве со стороны чувств и разума и, следовательно, не могущее претендовать на объективную ценность.

Вера означает признание чего-либо истинным с такою решительностью, которая превышает силу внешних фактических и формально-логических доказательств. Это не значит, что истины веры не подлежат никаким доказательствам, а значит только, что сила веры зависит от особого самостоятельного психического акта, не определяемого всецело эмпирическими и логическими основаниями. Так, например, мы безусловно верим в существование внешнего мира самого в себе (независимо от его явления для нас), признаем такое его существование бесспорною истиною, тогда как рациональные доказательства этой истины, представленные доселе философами, строгой критики не выдерживают и, во всяком случае, спорны и не разрешают всех сомнений.

Основания веры лежат глубже знания и мышления, она по отношению к ним есть факт первоначальный, а потому и сильнее их. Она есть более или менее прямое или косвенное, простое или осложненное выражение в сознании досознательной связи субъекта с объектом. Чем проще, общее и неизбежнее эта связь, тем сильнее соответствующая ей вера. Так, всего сильнее мы верим в бытие внешнего мира, потому что эта вера лишь отражает в нашем сознании тот первоначальный, простой и неустранимый факт, что мы, т.е. данный субъект, есть часть общего бытия, член всемирного целого. Так как этот факт предшествует всякому мышлению и познанию, то и определяемая им вера не может быть устранена никаким мыслительным и познавательным процессом. От веры в собственном смысле следует отличать уверенность и доверие.

По поводу веры Б. Рассел пишет:

«"Вера" ... обладает присущей ей по её природе и потому неизбежной неопределенностью, причина которой лежит в непрерывности умственного развития от амебы до homo sapiens. ...Я предлагаю поэтому трактовать веру как нечто такое, что может иметь доинтеллектуальный характер и что может проявляться в поведении животных».

Взаимосвязь веры и истины неоднозначна и может проявляться совершенно по-разному. Вера может выступать и как побудительный фактор в поисках истины, и как средство сокрытия нелицеприятной истины, и тормозить познание нового. Здесь все зависит от конкретного содержания веры и истины, состояния общества, намерений власти.

Рассмотрим вкратце некоторые из встречающихся отношений между верой и познанием истины.

1. В познавательной деятельности людей большое значение имеет вера, уверенность, убеждение. В процессе познания субъект не отдаляется от мира, а становится ему ближе, объединяется с ним. Поэтому познавательные отношения – это не отношения безличности и безразличия, а отношения заинтересованности. Поэтому в самом познавательном процессе присутствуют моменты волевого выбора, убеждения и веры.

По сути дела вера – отправная точка всякого познания и его цель. Она помогает преодолеть разрыв между знанием и незнанием. В процессе познания человек всегда становится перед выбором – между более убедительным и менее убедительным объяснением. Поэтому необходима вера в свои возможности – для мобилизации духовных сил при недостатке информации или отсутствии точных доказательств. И если предметом убеждения является логически обоснованное и опытно подтвержденное знание, то вера имеет в качестве предмета гипотетические положения.

Конечно, исследовательское путешествие без точной карты, на основе одних лишь предположений, не предвещает поначалу многообещающих открытий. Однако именно вера толкает человека сделать первый шаг проверить возникшие предположения. В результате по мере продвижения по незнакомой местности появляется карта уже пройденного пути, что и составляет начальное знание. Отталкиваясь далее от этого знания, можно снаряжать новые экспедиции все дальше и дальше, и таким образом исследовать новые широкие просторы окружающего мира. Так шаг за шагом появляется точная карта среды обитания, которую уже следовало бы назвать достоверным знанием. На основе этого знания человек начинает фантазировать, строить новые планы, которые постепенно обретают черты новой веры. Эта вера опять толкает человека к практической деятельности. В отношении желаемых фантазий предпринимаются попытки воплотить их в жизнь. В отношении возникших страхов отыскиваются пути их преодоления. Удивительным событиям ищутся объяснения. В результате появляются новые орудия труда, способы преодоления возможных препятствий, формируются новые знания о мире.

Таким образом, познание основывается на предметно-чувствительной, практической деятельности. Предметы и процессы внешнего мира становятся объектами познания, поскольку они вовлекаются в орбиту человеческих интересов, подвергаются активному воздействию со стороны человека и лишь благодаря этому обнаруживают и раскрывают свои свойства. Потребности практики определяют направления познания, ставят познавательные задачи, которые нужно решать. В свою очередь, знания, полученные в результате познавательной деятельности, способствуют совершенствованию практики. Движущей силой этого процесса выступает вера. Вера порождает у человека потребности в познании и мотивацию их удовлетворения. Вера порождает эмоции, являющиеся энергией для воплощения в жизнь своего представления о реальности. Таким образом, вера инициирует возникновению новых знаний.

2. Цель познания – истина, т.е. соответствие представлений о предмете самому этому предмету. Истинность – это всегда сравнение чего-то с неким эталоном. Критерием истины является результат такого сравнения в случае, если вообще возможно сравнение. Соответственно, истина – это положительный результат сравнения, а ложь – отрицательный.

В психологическом плане истина – это положительный результат операции сравнения высказанного или невысказанного утверждения (предположения) и его фактического проявления в конкретных условиях. В одних условиях утверждение может оказаться верным, для других – то же самое утверждение – ложным. И практически ни одно из утверждения не может быть верным для любых мыслимых условий. Даже утверждение 2+2=4 может быть ложным в определенных условиях, а 2+2=5 – верным (в определенной системе счисления). Поэтому нет такой истины, которая могла бы оказаться абсолютной и существовать сама по себе. Истина или ложь – это всего лишь нами используемая абстракция, которая в природе не имеет самостоятельного смысла.

Физиологически определяемый смысл операции сравнения – оценка системой значимости личности успешности или не успешности попытки действия. В первом случае истиной оказываются проверяемые (сравниваемые с действительностью) предположения, и если они оправдываются – то стимулируются впоследствии. В случае же не успешности попытки действия предположения оказываются ложными, и такие предположения впоследствии блокируются.

Операции сравнения всегда применяется к внешним по отношению к личности явлениям, и вот почему. Если под словом «личность» понимать то, что определяет индивидуальные качества субъекта, неважно, чем именно они обусловлены, астральной душой или нейрофизиологическими механизмами, то критерием истинности или ложности внутренних переживаний является степень их соответствия с эквивалентным внешним явлением, а точнее, с текущим состоянием этого явления. Под внешним имеется в виду все, что находится во вне психики личности, в том числе состояние его собственного тела. Во внутренних переживаниях нет ничего не связанного с чем-то внешним и, так или иначе, не ориентированного на отношение к этому внешнему. Нет смысла говорить об истинности отдельных свойств переживаемого, таких как субъективное представление цвета, вкуса и всех других ощущений, в том числе ощущений эмоциональных состояний: каждое из них невозможно сравнивать само с собой, чтобы говорить об истинности.

Все воспринимаемое всегда опосредовано органами чувств и инструментами наблюдения, искажено ими так, что в итоге в голове представляется не в виде «картинки» (хотя именно так мы воспринимаем), а в виде взаимосвязи воспринятых элементарных признаков воспринимаемого, разложенного на отдельные составляющие свойства. При этом уже не имеет никакого значения, в виде чего именно воспринимается каждое свойство. Т.е. вопрос о том, в виде чего каждый из нас воспринимает красный цвет, некорректен: красный цвет, в конечном счете – это всего лишь последовательность импульсов с частотой, характеризующей интенсивность данного цвета. То же самое можно сказать и в отношении любого другого элементарного ощущения.

Кроме того, искажения индивидуальных органов чувств и инструментов наблюдения могут быть весьма существенными. Но взаимовлияние свойств, отношение одних явлений к другим, всегда будут проявляться однозначно и тем более, чем больше разных людей подтверждает это. Поэтому наиболее надежный критерий истины для человека  – сопоставление результатов наблюдения явлений в одних и тех же условиях разными людьми.

Чем большее число людей оценивают некое явление одинаково, тем вероятнее принятие такой оценки за истинную.

Мнение большинства считается в социуме наиболее достоверным критерием истины, принижающим значение всякого индивидуального критерия истинности. Иначе и быть не может – ведь для социума благополучие общества в целом имеет более высокий приоритет, нежели преуспевание отдельной личности.

Здесь и открываются возможности воздействия на общественное сознание через формирование мнения большинства. Любой способ – будь то вера или убеждение – создающий ощущение несомненной истинности некоторого утверждения у большинства, является мощным оружием в руках его владельца. Другое утверждение, имеющее маломальскую ассоциацию с уже созданным ощущением, также может быть предъявлено обществу как истинное. В этом и состоит механизм манипулирования. К неоспоримому утверждению присоединяется некоторый якобы поддерживающий его призыв, которому должна последовать толпа.

Создаваемое ощущение истинности может быть окрашено и любовью и чем угодно, в зависимости от того, с каким полюсом «хорошо-плохо» и какими областями системы значимости оно связано. Соответственно, призыв может содержать в себе как конструктивное, так и деструктивное начало. Например, к утверждению «народ заслуживает достойной жизни» можно пристыковать и позитивный призыв «давайте трудиться на благо народа», и деструктивный лозунг «поднимем карающий меч на врагов народа».

Недаром вера испокон веков поддерживалась в качестве цементирующей основы общества и проводника угодных правящей верхушке идей. А непоколебимость веры утверждалась бесконечными спорами между людьми об истинности их веры. За этими спорами затушевывался сам вопрос о манипулятивной силе собственно веры.

3. В научном понимании объективного, абсолютного знания не бывает. Знание – это личный опыт человека, связанный с его представлениями, что такое для него хорошо, а что – плохо. И поэтому сегодня знания одни, а завтра – будут отличаться настолько же, насколько изменяется сам человек, вечно примеряющий на своей шкуре, хорошо ему от имеющихся у него знаний или плохо. Но вера закладывается в человека в качестве абсолютного знания почти с самого рождения. В результате на нашей планете нет такого человека, который не имел бы четкого представления о вере. Любой сможет однозначно ответить на вопрос, что такое вера. Через тотальную осведомленность о ней вера самоутверждается так, что даже самые закоренелые безбожники своей позицией отрицания провозглашают ее значимость для людей. Иными словами, общество устроено так, чтобы никто не мог жить, совершенно игнорируя веру, ибо именно отсутствие всякого личного отношения – игнорирование – и есть самый действенный способ предать некую вещь забвению.

Как нетрудно заметить, категория веры позволяет снять одно важное противоречие. Утверждение, что абсолютного знания не бывает, не может быть истинным, ибо истинность приводит к абсолютизации собственно этого утверждения, что противоречит его смыслу. Наличие веры создает прецедент абсолютного знания и подтверждает ложность вышеуказанного утверждения. Таким образом, вера как бы сглаживает проблемы рационального мышления.

4. Поскольку людей без веры вообще не бывает (даже атеисты верят в отсутствие Бога), то встает вопрос о соотношении веры и жизненного опыта человека. Жизненный опыт – это всегда личное отношение к проявлениям внешнего мира и результатам собственного поведения, и одновременное формирование личных представлений, что такое хорошо и что такое плохо. Нельзя считать, что только жизненный опыт (или по-другому – знания, в отличие от не переработанных пока сведений и фактов) направляет поведение и помыслы (нереализованное еще поведение) человека. Безусловная вера тоже оказывает влияние на поведение человека и может вступать в неразрешимый конфликт с его жизненным опытом. Безусловная вера, так же как и опыт, дает уверенность, только крайнюю, неоспоримую уверенность. Но если свой опыт можно развивать и корректировать, то высокий порог крайней веры мало что способно преодолеть. Механизм всего того, что поощряет определенное направление действий и мыслей один и тот же в случае безусловной веры и в случае уверенности, приобретаемой личным опытом, и все дело в высоте порога этой уверенности (именно механизм срабатывания порогового устройства можно сравнить с механизмом, определяющим в каком направлении мыслить-действовать). Есть пословица: «там, где начинается вера, там заканчивается мудрость». Зачем нужна мудрость, если есть вера? Но жизнь все же заставляет человека становиться мудрым, ибо на одной только вере «далеко не уедешь». Таким образом, человек вынужден балансировать между формулируемыми жизненным опытом правилами и верой. Это балансирование и является проявлением той самой сложной игры, которую человеку на протяжении всей своей жизни приходится играть в социуме.

Диктуемые общественной моралью и религией нравственные нормы соблюдать в реальной жизни оказывается не так-то просто. Сама жизнь порой подсказывает: не нарушишь – не проживешь, делай одно – говори другое. Люди повсеместно идут на нарушение десяти заповедей при малейшем шансе не быть пойманными «за руку». Морально-этические установки защищаются уголовным законодательством, но и это не дает должного эффекта.

Принято считать, что грех – удел слабого духа и недостаточной веры, на серьезное правонарушение не пойдет истинно верующий человек. Если человек взывает к вере, то его побуждения чисты. Однако сколько раз нам приходилось сталкиваться, что за внешней добродетелью скрывается низменное или преступное намерение. На чужой вере можно легко спекулировать, верой можно прикрываться, веру можно использовать для психологического воздействия. Все это – приемы, часто используемые в социальных играх.

Обилие удобных  для манипулирования фраз в Священном Писании делает этот труд «техникой управления людьми». Каждый может «выдернуть» оттуда подходящую ему цитату и, прикрываясь авторитетностью Писания, подавлять ею окружающих.

5. Если вдуматься, то вера строится исключительно на эмоциях и чувствах. В ней мало беспристрастного и рационального. Вера – не столько знание истины, сколько преданность ей. Там, где начинается вера, кончается разум. Вера и познание так же несовместимы, как любовь и сомнение. Скорее всего, вера – это результат коллективной фантазии. Стоит отметить два существенных различия в отношении людей к продуктам творческой фантазии, как следствие различных путей развития личного опыта познания. Люди постоянно придумывают фантастические образы и ситуации в своих художественных творениях. Но некоторыми они воспринимаются в игровом варианте восприятия, что сильно стимулирует развитие познания, а другими – принимается с безусловной верой под воздействием авторитетов лидеров организованной религии, которые из художественных творений создают объекты веры. Мы с увлечением читаем романы с удивительными ситуациями и удивительными образами, но относимся к ним с пониманием их идеализированности. К объектам же религии люди относятся как к реально существующему. Нет никаких разумных оправданий такому заблуждению: ни в плане морали, которая вовсе не основывается ни на страхе, ни на любви, а определятся особенностями и древностью культуры данного этноса; ни в плане духовного развития, которое на деле оказывается своей противоположностью из-за того, что, вместо игрового варианта развития сознания, остается лишь примитивный вариант доверчивого восприятия.

«Слепая» вера всегда мешает познанию нового и препятствует переосмысливанию старого. То, что в детстве, в период доверчивого обучения приносило выгоду при быстрой передаче опыта родителей или лидеров стаи потомству, в дальнейшем начинает играть роль тормоза и заслоняет понимание нового. В норме дети всегда помимо доверия к авторитету в игровом режиме стараются переступать границы веры, и совершают противопоказанные поступки, смотря, что из этого получается. Игра делает возможным временно понизить значимость предметов веры. И это позволяет развиваться дальше, приспосабливаясь к тому новому, чего еще не существовало раньше в опыте авторитетов.

Отсюда вывод: вера не должна сопровождать познание. Исследователь не должен любить свою Идею, свою систему утверждений и описаний реальности, возведя высокий порог ее неприкосновенности. Если для него познание мира важнее, чем любая своя идея, он, в первую очередь, должен попытаться сам найти все возможные ошибки, отсеять иллюзии и предоставить это делать всем заинтересованным. Он должен строго и безжалостно следовать той стратегии, которая позволяет убедиться в корректности своего описания и выделить границы применимости. В противном случае идея превращается в идею-фикс.

Самый же действенный рецепт против таких идей – принцип, по которому необходимо определить ту проверку, которая могла бы опровергнуть эту идею (принцип фальсифицируемости идей). Если такой проверки измыслить невозможно, то идея должна быть отложена от дальнейшего рассмотрения как не вполне определенная.

Психофизиология человека однако не предполагает возможность деятельности без эмоций и веры. Какой бы привлекательной не виделась идея поставить во главу угла разум, на деле ее реализовать нельзя.

Источник...