Вот, решила совместить любимое с любимым)). Пусть эти слова были написаны об Одессе, но они так живо передают всё черноморское волшебство, что грех не прочитать их еще раз. Украшу свои фотки цитатами. ))

Там пышно пылала, зацепившись за старые колонны, настурция и всегда

веял -  именно веял, а не  дул -  портовый ветер,  солоноватый и свежий.  Он
наполнял приморские улицы запахом только что вымытых палуб.
     Я садился на парапет над  обрывом к  порту  и  некоторое  время  сидел,
закрыв глаза. Так я  лучше  ощущал на лице дыхание этого ветра. Я различал в
нем не  только запах палуб, но и акаций, и высохших  водорослей,  и ромашки,
что цвела  в трещинах подпорных  стен, и, наконец, дегтя  и ржавчины. Но все
эти  запахи по временам смывал особенный послегрозовой запах,  что налетал с
открытого моря. Его ни с чем нельзя  было  сравнить и ни с  чем спутать. Как
будто  холодноватое от купания матовое  девичье  плечо  прикасалось  к  моим
щекам.
   

  Так я просиживал на парапете, теряя представление о времени, погружаясь
внутренним взором  в мерцающую даль  Голконды. Мне хотелось верить,  и  я  в
действительности верил, что эта цветущая страна существует на свете.  Иногда
мне  казалось, что она приближается  ко  мне, наплывает, разгорается и гонит
перед собой волны этого ветра, эти потоки легкого воздуха.

На опыте своей жизни я знал, что есть много видов одиночества. Перечислять их я не буду <...> есть, наконец, морское одиночество, зачастую близкое к состоянию безмолвного душевного подъема.
Это тот безмолвный подъем, когда человек даже враждебен всякому разговору. Он предпочитает молчать. Да что скажешь на нашем плоском языке, когда твое перегретое за день темное тело вдруг захлестнет и охладит взбитая предвечерним прибоем и ветром морская нежнейшая пена. Она будет таять на тебе, покалывая кожу пузырьками душистого газа, и прикасаться к воспаленной коже свежо и осторожно, как ветер с тех островов, где до сих пор еще, может быть, спят в земле бронзовые девственные Дианы... 

Я закрывал глаза, а когда через мгновение открывал их, то синий полусвет уже заливал комнату до самого потолка. Его нельзя было отличить по цвету от неба. Небо виделось за окном сплошной мглистой бездной...

Я проснулся и долго лежал, не открывая глаз, ощущая у себя на лице чьи-то теплые ладони. От них пахло цветущей мимозой.

Это был, конечно, утренний бриз. Он заполнил каюту, лениво бродил по ней и прикасался ко всему, что попадалось ему на пути, в том числе, и к моим щекам...

От оград, будто сложенных из каменной губки, тоже пахло морем. В камень оград вросло бесчисленное количество мелких морских ракушек. Они поблескивали изломом перламутра и царапали руки.

Иногда густую дорожную пыль пересекал след от рыбачьей сети. Ее протащили здесь на рассвете. Сеть пригладила пыль и оставила на ней клубки шершавых водорослей и уже успевших засохнуть фиринок, как бы вырезанных и свинцовой бумаги. Водоросли были мокрые и грячие внутри и от них шел пар ...

В подборке использованы цитаты из книг К. Паустовского "Время больших ожиданий" и "Бросок на юг".