быть хорошей девочкой, но при этом сумеречным ребёнком:
это как быть согласной, одновременно глухой и звонкой,
странным сложным звуком, которого не извлечь;
обещаю, ты меня не забудешь,
даже если больше
не будет встреч.

присмотреться: все мы замешаны на мутной воде и пепле,
каждая из нас — секунда до шёпота, миг до вопля;
в каждой малышке, похожей на милую рыжую пеппи,
бьётся неистово, воет сипло
мёртвая
дженис
джоплин.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

невлюблённому жить гораздо проще и интереснее:
смотрит открыто, не находит себя во всех заунывных песнях;
не скулит, свернувшись бессильным клубком, "полюби меня, полюби";
невлюблённый лёгок, игрив; невлюблённый шутит, поёт, грубит,

в меру спит и ест; почитает свободу за высшее благо.
невлюблённый идёт к нелюбимому с белым флагом.

говорит обо всём, не стесняется одиночества;
в сказки не верит: вот приехал принц целовать её, а не хочется!
вот принцесса клялась до гроба любить его, но не любит.
невлюблённый не плачет и не кусает губы.

так и живёт: пуленепробиваем, бронирован, привит;
невлюблённый неуязвим и недосягаем

до ближайшей большой любви.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

однажды думаешь: вот же, вот
счастье, сияющее в груди, переполняющее живот,
ходит рядом, дышит, смешно живёт,
шутя на одном плече несёт
весь твой небесный свод.

однажды думаешь: вот он — важен и нужен;
стелить ему постель, готовить замысловатый ужин,
читать ему вслух "Защиту Лужина",
вместе перепрыгивать через лужи;
укрываться с ним от войны и стужи.

однажды думаешь: всё, что было — глупость и ерунда;
в город прошлой ночью пришла большая вода,
смыла все следы, не оставила ни следа,
не потребовав платы, жертвы, труда,
не учинив суда,

отменила невыносимое никогда.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

здесь не так уж много законов: всесильны только радость и красота;
всё остальное — война, бессмысленность, суета —
отступает, стоит решиться быть сильнее своих пустот,
разглядеть, как истово хлещет свет изо всех щелей
и со всех частот.

всё не так уж сложно и страшно: всей работы — не забывать дышать;
весь твой собственный ад и ужас не стоят ломаного гроша;
прикасайся к миру бережно, не оставляй следа;
ничего не бойся, так тебя не коснётся
ни одна беда.

всё своё носи с собой, не прихватывая ни лишнего, ни чужого;
помни: не принятое в расчёт возвратится снова и снова;
если играешь — играй в открытую, закатывай рукава;
и не вздумай молчать о важном, ибо воздастся каждому
по невысказанным словам.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

а потом выдыхаешь всё, что бесплодно тлело в твоей груди;
и пока дыхание невесомо, нараспев говоришь посторонним: иди, иди,
мне воистину нужно остаться наедине с собой, запереть свой дом,
время учиться жить по-другому наступает, когда мы его не ждём.

пусть очистится кровь, что отравлена гноем, пылью, песком, вином,
пусть прорвётся древней печальной песней запечатавший горло ком;
пусть окно в расцветающий сад отворит недрогнувшая рука,
пусть цветы прорастут в пустом кувшине из-под молока.

так ты учишься времени и беспечности: за окном дорога, за ней — река;
те, кому суждено стать самыми близкими, придут ненадолго издалека;
вычисляй в толпе волшебников, улыбайся, не спеши пополнять улов:
те, кому суждено стать самыми важными, обойдутся с тобой без слов.

да и что слова: лезешь в карман, кладёшь под язык, полон рот оскомин,
но пока дыхание невесомо, тишина смеётся в тебе, ей в тебе укромно;
присмотреться пристально — во вселенную распахнут дверной проём;
время учиться жить по-другому наступает, когда мы его не ждём.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

но опять наступает ночь, я гашу свечу,
пусть мой дом утонет в густой темноте и снегу;
не то чтобы я тебя теперь не хочу,
я тебя не могу.

я учусь иначе смотреть и иначе ходить:
легче, стремительнее, прямее;
господи, дай мне сил поверить в свет впереди
и жить, довольствуясь тем,
что имею.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

холодно, холодно, холодно, а теперь теплее,
а теперь горячо, не подходи ко мне, не целуй меня, я болею,
я взрослею, я тяжелею, рвусь, где тонко, пропитываюсь клеем,
становлюсь костистой в ключицах, острой в коленях,
перестаю добывать из себя нержавейку скобок, чешуйки рыбок,
золотых сговорчивых рыбок, вырвавшихся из плена;

горячо, горячо, тепло, холоднее, теперь леденяще,
так ничего не останется или уже не осталось, лишь свет слепящий,
как же нужно не верить в грядущее, чтобы решиться жить настоящим;
презирать слова и множить их, разучиться бы изъясняться устно,
я взрослею, я тяжелею, я провожу контрабандой пакетик грусти
через все пересекаемые границы; только ночью, когда не спится,
я признаю себя шарлатаном, ребёнком, трусом;

там на таможне злая собака: холодно, холодно, а теперь теплее,
а теперь горячо, не подходи ко мне, не целуй меня,
я болею.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

как только придёт весна, я раскрою настежь все окна и двери,
оставлю свой дом: я ничего не должна этим глиняным кирпичам;
переставший страшиться неуязвим для печали, стихии и зверя,
переставший ждать выходит искать себе новый причал;

но, господи, можно — в меня кто-нибудь будет верить?
кто-нибудь, кто никогда меня не встречал.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

мне страшно; говорю тебе "спи", ты говоришь мне "спой",
мне неловко, но вот я уже пою, не поднимая усталых век,
пою об одном и том же, о том же, о чём тот слепой,
о чём любой суеверный сказочник,
любой сбрендивший от одиночества человек.

об одном и том же: вот сырое дерево корабля, вот тьма кораблей,
вот твоя любимая женщина, вот её искренность, вот — коварство;
так пройдут века: спи, елена, пой, ярославна, гертруда — пей,
пей до дна, не пролей,
в том вине особенное лекарство.

так пройдут века; женщина на корабле не к добру, морякам не до сна,
а сойдёшь на берег — удушливый стыд бояться одних и тех же вещей:
высоты, темноты, пустоты, посторонних; на берегу война,
от войны не спрячешься ни в одной из могил,
ни в одной из пещер.

на берегу война; от неё не откупишься, на берегу нет таких сокровищ;
не спасёшься священным словом, на берегу нет таких молитв;
укроешься только живым теплом, только нежность в помощь,
только честная робкая нежность
выводит из битв,

из самых кровавых битв, и ведёт корабль туда, где покой и тишь,
где я пою об одном и том же, когда ты говоришь мне "спой",
где страшно совсем не то, что ты себе не простишь,
а что тебе никогда не простит
другой.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

это теперь зима, а потом растает самый большой сугроб,
и нагрянет свет, и отступит хворь, и пройдёт озноб,
и живое тепло от ладоней твоих и стоп
разольётся везде, где лежала твоя рука,
где бежал твой шаг;
так и будет: знающие об этом наверняка
никуда не спешат;

это теперь никого, но и теперь мне не нужна твоя помощь,
не для того улыбаюсь тебе, чтоб уводил от болот и побоищ,
а для того, что в тебе сокрыто чудес и сокровищ
столько — в одном сердце не уберечь,
от посторонних глаз не спрятать, не унести;
а для того, что знаю: это одна из важнейших встреч
на моём пути.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

не дождавшись заветного паруса, выстроить дом на причале,
пусть это будет порт другому, еще незнакомому кораблю;
камень гласит: пойдёшь по кругу, дойдёшь до предела, вернёшься к началу,
досчитаешь до ста и неотвратимо свернёшься к нулю,
надолго умолкнешь, что бы ни означало
странное круглое слово "люблю".

так ты весь состоишь из куплета, припева, рефрена,
ничего не хочешь знать, тебя оставил и запах, и цвет, и вкус;
но, лёжа плашмя на борту, уже не ощущаешь крена
и днищем озябшим чувствуешь верный курс.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

воздух течёт сквозь тебя, дрожит под пальцами туго и горячо,
гул из-под рёбер плавится в тёплое невесомое вещество,
сердце грохочет так, что неминуемо сводит плечо;
чуешь всем своим ритмом, всем своим существом,
слышишь, судорожно глотая вдох:
так совершается древнее волшебство,
так происходит бог.

так к тебе ластится дикий зверь, поддаются огонь и вода,
отовсюду хлещет свет: залепляет глазницы и гонит тень;
знаешь, отныне тебя не согнёт ни одна беда,
не заденет ни одна дребедень;

так бывает: тьма сама оставляет твой дом тогда,
когда устаёшь прогонять её каждый день.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

... а когда всё вдруг налаживается, ты, ей-богу, чувствуешь неловкость и даже стыд за своё внезапное исцеление, утешение, успокоение. Вот ещё вчера ты умирал от тоски и боли, а сегодня жив и светел, звенишь на ветру, сверкаешь на солнце. Внутри у тебя воцаряется весна и радость, вселенская гармония, тотальная тишина. Ты всё знаешь: обо всём, что было, обо всём, что происходит теперь, обо всём, что будет впереди. Шальной бог случайности, тёплый ветер перемен — вот во что ты веришь, сияющий и послушный. Приняв свой опыт за урок, поймав ритм, ты начинаешь новый танец, нездешний, диковинный. Ничто не тронет тебя больше, никто не обидит, не предаст — сегодня. Так испаряется зло, мгла, сомнение, сожаление; так проходит тяжёлая душная болезнь печали; так наступает пора прощения и покоя. Стоит только признать победу за настоящим и будущим, как прошлое отступает, открывая новую дорогу из жёлтого кирпича.

... Вспоминать — только хорошее. Ничего не планировать и не ожидать. Улыбаться, танцуя свой новый танец, напевать лёгкую звенящую мелодию, учиться летать. Учиться летать. Летать.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

говорят, полегчает, как только придёт январь;
в сиротелой груди разольётся живой янтарь,
забьётся о рёбра, как снулая рыба о лёд,
только вот дёготь не превратится в мёд.

кровь не вино, богово – богу, нам – человечье;
то, что судьба груба и приносит одни увечья,
с этим фактом вполне по силам смириться,
лишь бы не сметь забывать имена и лица.

как отчётливо происходящее кажется сном;
за мгновение до того, как открыть кингстон,
становится страшно, стыдно, и жар внутривенный
тугоплавкий металл превращает в пену.

из-под ног ушла наобум выбранная дорога;
беда стоит, непрошеная, незваная, на пороге;
бежать отсюда, ни секунды не медля, вскачь.
господи, спаси, сохрани, спрячь.

отчаянье – самая горькая из всех правд;
ад считается адом, пока не знаком ландшафт,
а теперь никто не утешит тебя, забудь.
слушай, как спелый янтарь заполняет грудь.

чтобы счётчики обнулились, разбей их вдрызг,
и весь мир запляшет сотней стеклянных брызг,
оглядись, увидишь пустой белоснежный лист,
ты посреди него, ослепительно чист,

и вокруг тебя льётся блаженная темнота,
непоправимое счастье, неизбежная красота.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

а время течёт независимо от того, позволяешь ли ты ему течь:
так однажды ты поймёшь, что лишь в тишине обретаешь речь,
что предназначенных встречаешь, даже когда избегаешь встреч,
теряешь — несмотря на то, что хотел сберечь.

так ложится вдоль позвонков небывалая лёгкость и пустота,
так среди разгульного пира хочется вдруг трезвости и поста,
если ты где-то и будешь дома, то только не здесь, а там,
где никто не окликнет тебя по имени,
не станет преследовать по пятам.

ты войдёшь по колено в мутную воду, и океаном станет река;
везде, где ты остановишься, ты будешь прибывшим издалека;
но где бы ты ни был, я знаю, ты тянешь руки к моим рукам:
в одной ладони граната, в другой — выдернутая чека.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

есть предел, навсегда разделивший сейчас и прежде,
за которым уже не болит, не ноет, не жжёт, не режет,
за которым только вселенский гул и космический скрежет,
и любая попытка сказать — смешна,
и ничья участь не решена;

прекрати кормить ожиданиями надежду,
и тебе откроется тишина.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

наша счастливая юность, только густые яркие краски,
спасённый мир купается в музыке и красоте;
не выходи из детской комнаты: время вязко,
и даже бог научился остерегаться
своих детей;
хотя не бойся, это всего лишь сказка,
дурная древняя сказка о темноте.

осень пришла тебя врачевать, пахнет пряно и прямо,
словно рассыпали специи, будто пролили спирт;
сквозь белый шум экрана упрямо
кадр сменяет кадр:
медее не спится.
медея спит.

"что мои чувства теперь? горечь сменяет нежность.
ярость и радость, гордость, непримиримость;
плюс на минус в итоге дают безмятежность,
да такую, что вам и не снилось.
а детей моих съела лютая неизбежность,
доедала необратимость."

так единожды испытавший ужас утраты,
закрывает глаза и видит заново эту кромешную тьму,
вновь и вновь загоняет себя обратно,
в каменную удушливую тюрьму.
сторож ли я своему брату?
брат ли я сторожу своему?

октябрь укроет нас одеялом, мы никому не скажем,
не выходи, ни для кого нас нет.
мы повзрослеем, мы будем удачливы и отважны,
отыщем решебник, подгоним ответ.
и ночью больше не будет страшно
выйти из комнаты в туалет.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

говорю — холодно; ужели еще один сентябрь подошёл к концу?
впрочем, это к лучшему: сердце устало гонять литры крепкого чая;
я учусь улыбаться тебе, сталкиваясь лицом к лицу,
я учусь считать, что никто воистину не случаен:
ни ты, ни тот, кто создал меня для печали,
ни этот город, полный неугомонных чаек,
дождём прибитых к серому расплавленному свинцу.

говорю — во всём виновата осень, хотя знаю, не в этом дело;
просто пришла пора засесть за учебники и изучать пределы,
коротко стричься, обнулять безжалостно и легко,
лечиться, добавляя мёд в кипячёное молоко,
наблюдать, как постепенно испаряется память тела,
как дышалось прерывисто, а теперь беспечно и глубоко,
будто уже перегорело, переболело.

смотри: одна из птиц вырвалась и улетела;
и уже далеко.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

просто есть женщины, которые пьют густой некрепкий приторный алкоголь,
и есть женщины, которые пьют неразбавленный виски;
и первым вроде бы должна быть неведома боль,
а вторые, пожалуй, не целиком состоят из дерзости, гордости или риска;

но не смейте первым подавать к свежим ссадинам соль
и подумайте, прежде чем ко вторым подойти близко.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)

я не люблю слова «позвоночник», «гостиница» и «никогда».
всё, что во мне происходит – отравленная вода,
та, что на дне спасительного колодца.
а у джульетты не было выхода,
кроме как заколоться.

я люблю человека, которого не люблю.
любовь – лишний орган,
дорогая запчасть к организму.
а у тебя – нечеловеческая харизма,
остаётся смотреть, каяться и молчать.
ты – аневризма,
акт вандализма,
каинова печать.

я не люблю говорить о красотах ландшафтов
и о другой душеспасительной ерунде.
вся эта приторная неправда
не растворяется в кислоте.
отче, как прежде, на высоте,
хоть я его ругаю и тороплю.
он смотрит, как я барахтаюсь в пустоте,
как много думаю, мало сплю,
и утешает:
«я тебе детка другого, получше, куплю»

и, представляешь, я то ли верю,
то ли терплю.


© Ксения Желудова (tovarish_zhe)