Кто-то чужой меня гладит по голове; одну пятую жизни я знаю его – сто лет; мне пятьсот, я правей и правдивей всех королей и светлей, чем все женщины на земле. У меня в саду лежат яблоки на траве, мы с чужим собирали их век назад, скрипнет дверь, свет, как дождь, упадет в глаза; мне пятьсот – и я выросла, он сказал: я теперь готовлю, стираю и берегу – голову, горло и денежки на еду.

Мне пятьсот, я все жду – тебя, дорогого, жду,

побегу в пургу, по речному льду через берег и в темноту и родным тебя ласково нареку…



А потом возвращусь, потому что мне показалось, крестимся и поём;

тебя нет, дождь в окне плещется, будто бы водоем; мы вдвоем с чужим тебя ждем и пьем чай, вино, яблочное варенье, желтое, как янтарь, и сладкое, словно мед.

Он придет, он придет, он придет, придет, - обещает чужой.

Календарь

мой врет.



Мне пятьсот, я не верю в календари, от зари до зари колыбельные сад поет, спеют яблоки, нам с чужим – лишь зима до седин.

Меня можешь спасти только ты один,

Никаких середин – только ты один.



Ты совсем один.



А с рассветом вдруг становится все живей: сад, поля, а в полях васильки и рожь.



Кто-то чужой меня гладит по голове и обещает, что ты придешь.



© Ксения Ващенко (sphandra)

Нет, не белый снег кружится –
Цвет вишневый снегом стелешь…
Я хочу тебе присниться,
Жаль, что снам ты не поверишь…

А весна изранит город –
Мглой, тоской неизлечимой.
И однажды в лунный холод.
Я приснюсь тебе, любимый…



Ты ему обещала, что будешь сниться, голос дрожал немного из микрофона; эта весна не смела тогда случиться, лампочкой заискрилась из-под плафона, крикнула хрипло подраненной гордой птицей, рухнула в море – как будто шагнув с балкона.

И стала чуть ближе – теплом дивана, наброшенным полушубком тебе на плечи – весна , вся сожженная, как саванна….
Ну, что же ты, девочка, плачешь в ванной? Ужели ты думаешь – станет легче?

Прошло больше времени, чем полгода – зима, Рождества расписной калачик; а быть бессердечной – такая мода, а быть бессердечной – быть сильной, значит.
Ну, что же ты, девочка, в ванной плачешь? Ужель не по нраву тебе свобода?
Чтобы никто не слышал, включаешь воду.

Конечно, ты помнишь, как ветер в тебе резвился, ветвился и злился на тех, кто кроме. Ужели ты думала – память тебя не тронет?
Ты сильно его любила, он снова снился
и грел тебя, как снежинку, в своих ладонях.

А что будет дальше? Ты выйдешь когда-то замуж, он женится на какой-нибудь Маше, Зине.
Но он тебя любит – и ты это знаешь.
Вы знаете оба. И это
невыносимо.


© Ксения Ващенко (sphandra)

И когда ты решишь, что все счастье разово, и от сердца вмятина на ребре, Бог возьмет и положит тебя за пазуху, отнесет на самый большой хребет и отпустит ласточкой, славкой, горлицей из-под всех заоблачных покрывал.
Этот мир прекрасен до спазмов в горле, и
Ты проснешься – словно не умирал – синеглазым, смуглым, песчаной отмелью, тростниковой дудочкой между губ, влажным теплым ветром, летевшим от меня и звенящим звездами на бегу, темным илом, легшим на берегу. И река, задумавшись, бросит под ноги золотую рыбку, волшебный плёс.
У тебя в ладонях – июль и подвиги, ты в своих ладонях мне мир принес, положил в карман, оправил платье мне.
Этот мир прекрасен, и в горле ком,
Я – сундук, наполнена сном и памятью и речным горячим твоим песком.

И тогда ты решишь, что все стало правильным и распустишь бантик мне на косе.
Этот мир такой, что не видно края в нем.

Бог вздохнет и станет тобой – совсем.


© Ксения Ващенко (sphandra)

1.

Меня накрывает паникой и войной.

Будь со мной,

Говори со мной –

Вот такой: больной, растерянной и одной,

Тишиной больной, как гриппом или чумой.

Этой зимой приходить домой,

Отпирать все двери, искать ключи.

У меня внутри лишь битые кирпичи,

Говори со мной,

Добрый Бог, полечи меня,

Вылечи,

Не молчи.



Добрый Бог, положи меня на свою ладонь,

Я буду лежать и слушать твой четкий пульс.

То, что будет после, поглотит, что было до.

Добрый Бог, я боюсь.

Ты знал бы, как я боюсь.



Я боюсь приходить домой, как в пустую клеть,

И никто-никто не выйдет меня встречать:

Ни коты, ни дети, лишь мгла, тишина, печаль.



Иногда мне так сильно хочется умереть,

Что я прячусь под одеяло – перемолчать,

Перевыгореть, переплакать, перебороть.



Солнце уснет и спрячется за горой.



2.

Добрый Бог, положи меня на свою ладонь,

Стань водой, звучащей и молодой,

В раскаленных солнечных берегах.

И я буду лежать и видеть, как наш затон

Качают кубышки в зеленых своих руках,

И солнце падает рАкушкой золотой

На дно.



Добрый Бог, забери меня, скомкай и унеси

На песчаную отмель под белый дрожащий зной,

В мир речной,

в загадочный влажный край.

Будь со мной,

Говори со мной,

А когда у тебя не хватит ни слез, ни сил –

Ложись на берег и умирай.



А потом, когда ощутишь, как смыкаются небеса,

открывай глаза

и иди назад

в дольку суши у зарослей тростника.



Твою смерть унесет река,

и прохладна, и глубока,

словно камушек-бирюза.



А ты встанешь, пойдешь – как вздремнул часок.

И стряхнешь со щек белый-белый донской песок.



3.

И когда сумерки втекают куда-то в грудь,

Их не выдохнуть, не вынуть и не вдохнуть.

Мне становится страшно и так темно,

Что я прячусь под одеяло, чтоб кто-нибудь

Был со мной,

Говорил со мной,

Накрывал ладонью, летом, речной волной –

Только не молчал.



Пустота обрушится за спиной?



Добрый Бог?



Я знаю. Не отвечай.




© Ксения Ващенко (sphandra)