В рамках проекта «Чудеса России с высоты птичьего полета», на днях состоялся полет на дирижабле над Петербургом. Полет на дирижабле — это, конечно, не то, что, например, на вертолете: скорость летающего баллона с газовой горелкой и пропеллером позволяет фотографировать всё внимательно и с расстановкой и, кроме того, между стеклом объектива и тем, что находится на земле, нет никаких преград, нет мутного стекла иллюминатора. 

 

На протяжении всей выставки я пыталась понять корни своей нелюбви к барокко, этому эмоциональному, неустанно динамичному, считающемуся первым поистине интернациональным стилю. Похоже, я поняла: оно все пропитано и зиждется на религии католицизма. А вот почему я с давних времен с неприязнью отношусь к этой ветви христианства - другой волнующий и пока остающийся даже для меня без ответа вопрос.

Но выставка хороша, как и все, что делает музей V&A. Огромное, многозальное пространство выдержано в одном бордовом цвете и завораживающе динамично благодаря многообразию представленных форм декоративного искусства. Все это объединяется сменяющими себя мелодиями оригинальных, а не приукрашенных композиций той эпохи - это да, музыка того времени мне очень и очень нравится.

Динамизм, драматичность, движение, лишь на миг остановившаяся поза, самодостаточные лица монархов в ворохе монументальных, но игриво-подвижных драпировок платий и занавесей, овалы и завитушки даже в архитектуре, разрисованные потолки - без всего этого сложно представить себе искусство барокко, которое едва ли не впервые столь сильно вмешало себя в жизнь, став не абстрактной сферой мысли и творчества, но частью повседневной придворной жизни, поведения и образа мыслей. Именно барокко достигло первых ярчайших успехов в синтезе искусств - архитектуры, скульптуры, живописи, декоративных искусств - о котором будет мечтать и модерн, и авангард.


Впрочем, мне очень симпатично то усиленное внимание и восхищение материалом, которое пронизывает барокко. В самом первом зале находится миниатюрная фигурка верблюда из белого и черного жемчуга, золота, множества драгоценных камней - эта фигурка, которой по праву восхищается каждый пришедший на выставку, является своего рода символом всей выставки. Виртуозное обращение с деревом, интерес к азиатскому фарфору, увлечение новыми и экзотическими материалами - придворные и богачи умели ценить вещность, а не только ценность и стоимость.


Но все же постоянно напоминает о себе патронаж Римской Католической церкви, которая не давала забыть о своем влиянии, заселяя стилем, который она превратила в свою служанку, улицы, церкви, дома, королевские палаццы. Именно папа стал главным патроном этого стиля, что придало барокко дух роскоши и властности, которые являются ключевыми для его понимания. Но здесь же корни тех странных, неприятных обрядов, которые проникают в церковь: повышенное внимание к реликвиям, украшение драгоценностями статуй, полное доминирование религиозной живописи взамен иконы, мистицизм и пошловатая невинность многочисленных ликов Мадонны с манерно сложенными руками или изящной, до неприятного тонконогой лилией в руках. Даже знаменитый "обнимающий" план собора св. Петра в Ватикане, принадлежащий Борромини, - это "обнимание" показное, нарочито радушное и на глазах у всех. Именно такой публично-эстетизированной, овеществленной религией и становится католицизм.

Говоря о власти папы, нельзя не упомянуть не менее властную фигуру монарха, который тоже становится необходимой частью стиля и того перформанса, который устраивается на площадях во время коронаций, конных парадов и костюмированных балов.


Барокко знаменито своим распространившимся влиянием аж до Африки, Азии и Америки, но, если не забывать, что туда оно попало через колонии и наслаждающееся католичество, не удивительным становится и тот странный привкус инородности и чужести, выразившийся в барокко, произведенном в далеких, лишь недавно и насильно приближенных к Европе странах.


Ошибочно отдельно говорить о церковном назначении искусства барокко, ибо в ту эпоху сакральное и светское пространство, публичное и приватное смешиваются до неразличимости, таким образом позволяя барокко безоговорочно властвовать в жизни человека. На мой взгляд, наиболее впечатляющих результатов стиль достиг даже не в архитектуре, а в архитектурной организации пространства: знаменитые дворцы, начиная с Версаля, окруженные садами со статуями и фонтанами, геометрически посаженными клумбами; гигантские лестницы в Версале, Вюртцбурге, Стокгольме; наконец, расцвет галереи как хранилища и демонстрации живописи, скульптуры и декоративного искусства.


Любой искусствовед в первую очередь характеризует искусство барокко как искусство участия и вовлеченности - и это не пустое заявление. К искусству барокко нельзя относиться нейтрально или благосклонно: его или любишь, или не переносишь. Замечательно, что именно музей дизайна устраивает выставку барокко, потому что ни одна картинная галерея не смогла бы лишь через живопись и скульптуру передать суть этого стиля, одно время господствовавшего в Европе и ее далеких колониях.

И хотя я, откровенно говоря, убегала с выставки, уже с нескрываемой неприязнью проходя сквозь последние залы, я не могу не отдать должное кураторам, которые сделали едва ли не все возможное, чтобы в рамках одной выставки, показать историю одного стиля - задача воистину впечатляющая!