ЭПРОНовцы за работой

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ЛЕГЕНДАРНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ В ДОКУМЕНТАХ И ФОТОКАДРАХ

Вышедшую в прошлом году в ФГКУ КЖИ «ГРАНИЦА» ФСБ РОССИИ отлично иллюстрированную книгу «ЭПРОН. ДОКУМЕНТЫ ПО ИСТОРИИ ЭКСПЕДИЦИИ ПОДВОДНЫХ РАБОТ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ ПРИ ОГПУ СССР (1923-1931)» можно назвать событием по нескольким причинам. Во- первых, в неё вошли редкие, ранее ограниченно использовавшиеся архивные документы и материалы. Во-вторых, они рассказывают о некогда гремевшей на всю страну, а ныне подзабытой организации, в богатой истории которой были и триумфальные достижения, и полные драматизма неудачи, и настоящие приключения - продолжавшийся несколько лет поиск сокровищ. В-третьих, эти документы дают подробное представление об организации водолазного дела и подъёма затонувших судов в первые годы образования СССР. И конечно, эти, как и другие архивные материалы, добавляют штрихи к портрету эпохи, ставшей достоянием истории.

Вместо предисловия

В первой половине XIX века водолазными работами и подъемом затонувших судов в России занимались энтузиасты. А если дело доходило до подрядов на такие работы, то они доставались в основном иностранцам. Но такая ситуация не могла продолжаться долго. Уже во второй половине того же столетия стал увеличиваться объем водолазных работ, росла и необходимость в ремонте подводных портовых сооружений. В мае 1882 года Адмиралтейств-совет утвердил временный штат Кронштадтской водолазной школы. А еше через четыре года Главный морской штаб официально распространил и первые в России правила водолазной службы, разработанные преподавателями школы. Они получили название «Правила обращения с водолазными аппаратами и о технических обязанностях водолазов и правила ухода за заболевшими водолазами при водолазных работах».

Школа продолжала работать и после революционных событий 1917 года. Несмотря на трудности, связанные с Гражданской войной, разрухой и многочисленными переездами (Петроград - Саратов - Казань - Вольск - Петроград - Кронштадт - Севастополь, где в 1924 году школа вошла в состав Учебного отряда Черноморского флота), только в 1918-1922 годах она подготовила более 200 водолазов.


Что касается организации судоподъемного и водолазного дела в послереволюционный период, то она не оставалась без внимания советских властей. «С 1917 по 1923 годы организация судоподъемного дела в СССР прошла путь от национализации всего имущества и сосредоточения всех работ в Наркомате по морским делам до передачи всего судоподъема в НКПС (Народный комиссариат путей сообщения.)», - пишут в предисловии к книге ее авторы. При этом они отмечают: «Процесс реорганизации ни разу не доводился до конца и, естественно, не давал должного эффекта и положительных результатов».

Между тем во время Первой мировой и Гражданской войн в российских морских прибрежных водах затонуло большое количество боевых кораблей и гражданских судов. Их подъем, а также подъем находившегося на них имущества, включая военное, имел большое значение для восстановления флота, укрепления обороноспособности и экономики страны. Но наладить такие работы в серьезных масштабах могла только хорошо оснащенная техническими средствами организация, в которой работали бы специалисты высокого класса. Такой организации в стране не было.

Рождение ЭПРОН

Документально обоснованного ответа на вопрос, почему Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН) возникла именно при Особом отделе Государственного политического управления, нет. Свет на этот вопрос проливают воспоминания руководителя ЭПРОНа Льва Захарова (Мейера) «Хроника экспедиции подводных работ особого назначения», датированные 1936 годом. Он писал : «В начале 1923 года приехавший в Москву с юга с бывшего Кавказского фронта В.С. Языков обращается в различные советские организации, в том числе к заместителю предреввоенсовета Склянскому и к начальнику морских сил Зофу с предложением организовать работы по подъему золота со знаменитого английского парохода «Черный принц» (под таким названием в историю вошел британский парусно-винтовой фрегат Ргіпсе.), затонувшего во время Крымской войны 2/4 ноября 1854 года под Балаклавой, как утверждает молва, с 500 000 фунтов стерлингов.

По рекомендации одного из чекистов, В.С. Языков обращается к Начальнику Московского Губернского Отдела ГПУ, который направляет его к заместителю председателя Коллегии ГПУ и начальнику Особого отдела ГПУ т. Г.Г. Ягоде.

13 марта В.С. Языков был принят Г.Г. Ягодой. В этот день помощнику начальника Особого отдела ГПУ Л.Н. Мейеру было дано распоряжение: 1) снаряд, предназначенный для спусков на большую глубину к затонувшему пароходу, должен быть построен в наикратчайший срок; 2) уже предстоящим летом надо начать спуски в снаряде на затонувший корабль; 3) экспедиции за золотом обеспечить наилучшими условиями работы».

Документально подтвержденной даты образования организации тоже нет. Как отмечают авторы книги, в ра¬личных изданиях и публикациях, посвященных деятельности Экспедиции, упоминаются приказ ГПУ от 23 марта 1923 года и мартовское решение коллегии ГПУ того же года, с которыми часто и связывают создание организации. Причем ссылка делается только на один источник - все те же воспоминания Мейера. Однако ни в фондах Центрального архива ФСБ России, ни в фондах других архивных учреждений страны таких распорядительных документов нет. Авторы книги подчеркивают, что первым документом о деятельности ЭГІРОНа, хранящимся в фондах Центрального архива ФСБ России, является письмо начальника Экспедиции Владимира Языкова от 5 мая 1923 года о предоставлении сметы предстоящих расходов для обеспечения поисковых работ на Черном море.

2 ноября 1923 года был издан приказ ГПУ № 463, согласно которому штат ЭПРОНа состоял из 58 человек. В декабре Экспедиция получает и первое плавсредство - спасательное судно «Кубанец». К этому времени сложилась следующая руководящая структура ЭПРОНа: руководителем организации от ГПУ стал Лев Мейер, который одновременно исполнял обязанности помощника начальника Особого отдела ГПУ, начальником Экспедиции - В.С. Языков. В состав руководства также вошли Ф.А. Шпакович, Е.Г. Даниленко, Д.А. Карпович. Главным врачом был назначен крупный специалист в области водолазной медицины К.А. Павловский.

Несмотря на многочисленные организационные трудности, в целом слабую техническую базу Экспедиции, энтузиазма и амбиций у ее организаторов было предостаточно. Об этом может свидетельствовать то, что в августе 1923 года они задумывались над операциями международного масштаба: через полпредство СССР в Англии были запрошены данные о затонувшем в 1912 году лайнере «Титаник».

Где золото, «Принц»?

Подготовительные работы к поиску «Черного принца» шли семимильными шагами. Сконструированный инженером-механиком Е.Г. Даниленко так называемый снаряд был построен в рекордные сроки - всего за три месяца. Этот гидростат представлял собой аппарат для подводных исследований и работ, который опускался на тросе с судна-базы. В камере гидростата размещался экипаж до трех человек. В снаряде была установлена система регенерации воздуха, научно-исследовательская аппаратура, телефон.

Первый спуск снаряда на глубину был осуществлен 2 сентября 1923 года. В аппарате находился только конструктор. 9 сентября аппарат уходил на глубины в 95 и 123 метра. Эти спуски были рекордными не только для России. В то время никаких сведений о более глубоководных погружениях и, в частности, о постройке за границей аппаратов, подобных появившемуся в 1924 году «подводному танку Рено», у специалистов ЭГІРОНа не было. Так что создание глубоководного снаряда, без сомнения, было самостоятельным советским решением труднейшей проблемы проведения глубоководных работ.

В то время как завершалось строительство глубоководного аппарата и проходили его пробные погружения, в районе Балаклавы с начала августа работали военные тральщики. Они проводили промеры глубины. Для поиска затонувшего судна использовали металлоискатель. Делались попытки осмотреть дно при помощи самолета, а в дальнейшем для этого использовался аэростат.

С 7 августа в Севастополе начали изучать технику проведения подводных взрывов и их эффективность. Причина: возникли предположения, что добраться до золота можно будет только после разборки железного корпуса «Черного принца». И без взрывов при этом не обойтись.

На 1 сентября 1923 года было подсчитано, что расходы экспедиции, связанные с поиском золота, составили 34 ООО золотых рублей.

Регулярные работы с использованием глубоководного снаряда начались 11 сентября. Обследовалось все пространство дна Балаклавского залива, начиная от выхода в бухту и от западного скалистого берега. К середине октября стало ясно, что поиски «Принца» вряд ли могут быть успешно завершены до конца 1923 года. Погода не благоприятствовала золотоискателям, а каждый месяц содержания экспедиции обходился в три-четыре тысячи рублей золотом. Было принято решение отложить работы до следующего года.

В 1924 году с целью уточнения места гибели «Черного принца» и информации о нахождении на его борту золота были сделаны запросы в Лондон для наведения справок в Британском адмиралтействе и в Рим для получения информации от итальянского инженера Рестучио, который разыскивал затонувшее судно еще в 1905 году. Судя по всему, эти шаги не дали существенных результатов. Тем не менее работы продолжались весь 1924 год.

«Обследование морского дна около Балаклавы на недосягаемых до этого глубинах сопровождалось целым рядом интереснейших приключений, которые могли привести к гибели всего оборудования и спускающихся людей. По данным наблюдений можно восстановить картину гибели английской эскадры (в составе которой находился «Черный принц») в ноябре 1854 года», - писал позднее Мейер об этом этапе поисков.

Однако «Черного принца» так и не нашли. Работы были прерваны до осени 1925 года, когда в Балаклаву была послана небольшая группа водолазов с заданием обследовать береговую линию на глубинах до 12 саженей (одна морская сажень равна 1,8288 метра. - Прим. ред.). Совершенно неожиданно водолазы обнаружили заваленные грунтом обломки старого парового судна. Многое говорило о том, что это был «Черный принц», но полной уверенности в этом не было. А стоимость дальнейших работ, которая оценивалась в 200 ООО- 400 000 рублей, явно охладила пыл золотоискателей.

В декабре 1926 года начались переговоры с японской фирмой «Синкай Когиосио Лимитед», в результате которых была достигнута договоренность о ее участии в подъеме «Черного принца». Работы проводились в 1927 году, но поиски золота завершились безрезультатно. В ноябре японские концессионеры, чьи затраты превысили 300 000 рублей, отказались от продолжения работ. Согласно договору концессии японцы передали ЭИРОНу образцы своей водолазной техники (большой интерес, в частности, представляла японская водолазная маска) и привезенное современное оборудование, включая мотокомпрессор и моторефулер, которые они закупили на Западе. Тогда же водолазы из ЭПРОНа изучили спуск под воду в масках. «Концессия сыграла большую роль, приобщив нас к высокой иностранной технике подводных работ», - отмечал Мейер. На этом поиски золота «Черного принца» были завершены.

Правда, это была не единственная «золотая» эпопея ЭГІРОНа. В мае 1924 года неутомимый искатель подводных кладов Языков, который в конце предыдущего года был уволен с должности начальника Экспедиции, обратился с новым предложением о розыске золота. На этот раз речь шла о паровой шхуне «Москва», затонувшей в 1919 году на глубине 6-8 саженей на береговых рифах в 60 км южнее Петровска (Махачкала). На судне эвакуировались из Красноводска спасавшиеся от наступления красных белогвардейский штаб и представители местной буржуазии. По словам ряда свидетелей, на шхуне находилось много ценностей. Ягода снова разрешил ЭПРОНу попытаться разыскать золотой клад, тем более что его история насчитывала всего несколько лет. В конце мая Языков выехал на Каспийское море.

Работы по осмотру «Москвы» начались лишь в начале августа и продолжались до октября. В 1925 году они были возобновлены. А в июле водолазы пришли к неутешительному выводу: никаких ценностей на месте крушения «Москвы» нет. Работы каспийской партии, базировавшейся на пустынном берегу в районе, где процветал бандитизм, требовали специальной охраны. В общей сложности они обошлись в 30 000 рублей.

Подлодки, металл, пароходы...

Потерпев фиаско в поисках золота, ЭПРОН начал быстро брать реванш, организовав подъем затонувших судов и находившихся на морском дне других «богатств», так необходимых молодому советскому государству.

Первые успехи юной организации на этом поприще зафиксированы в кратком очерке «История работ ЭПРОНа с 1923 по 1925 годы», написанном Мейером. В документе, в частности, отмечается, что крупных спасательных работ за этот период провести не удалось, за исключением спасения подорвавшегося на мине тральщика «Язон» и попавших в шторм двух рыбачьих шхун.

Вместе с тем очерк содержит такие данные: «В Одессе в двухмесячный срок поднята подводная лодка «Пеликан», ныне предположенная к достройке Морским ведомством и переданная Никгосзаводам. В Севастополе поднят миноносец N''266, паровой портовый катер и частный катер. Кроме этого Экспедицией произведен подъем двух цилиндрических понтонов по 100 тонн, затопленных с повреждениями в Балаклаве.
В данное время Экспедиция занята подъемом французского тральщика «Перванша», затонувшего в 1918 г. в Севастопольской бухте. Тральщик должен быть поднят к 1 февраля сего года.

Кроме подъема целых судов, Экспедиция, по мере возможности, про-извела подъем из воды металлолома (в порядке очистки бухт), причем за весь истекший период ею поднято, в приблизительных цифрах: цветных металлов - около 1500 пудов, стальной проволоки свыше 3000 пудов, чугуна около 3000 пудов и лома железной стали около 15 000 пудов».

1925 год ознаменовался важными организационными изменениями, связанными с Экспедицией. Черноморско- Азовское отделение Госсудподъема было упразднено, а ЭПРОН объявили основным судоподъемным органом в Черноморско-Азовском бассейне. Экспедиции передавалось все имущество ликвидированного отделения, а штат ЭПРОНа был увеличен до 180 человек. В том же году из полного названия организации были убраны слова «особого назначения», и она стала называться «Экспедиция подводных работ на Черном и Азовском морях» (ЭПРОН).

Отделения организации формировались на Балтике и на Севере, в том числе на крупных речных и озерных системах.

Как красноречиво свидетельствуют собранные в книге материалы, успехи ЭПРОНа не возникали сами собой, а были результатом самоотверженного труда коллектива организации. Причем бороться Экспедиции приходилось не только с морской стихией, нехваткой техники и технических решений для проведения сложных подводных операций, но и буквально с душившей организацию в первые годы ее работы нехваткой средств. И это притом что ЭПРОН очень быстро стал хозрасчетной организацией. Казалось бы, работай да зарабатывай, но не тут- то было.

Во-первых, дорого обошлась неудачная охота за золотом. Средства, выделенные на это предприятие, и другие работы в период 1923-1924 годов, тяжким грузом висели на балансе организации, поскольку всегда рассматривались как ссуда, полученная от ОГПУ, и ее нужно было вернуть (что и было сделано в 1930 году). Во-вторых, увеличение количества операций по подъему судов, развитие ЭПРОНа в регионах (практически на всю страну) и разносторонняя деятельность, включая такие направления, как, например, подготовка водолазов, издание специального бюллетеня, требовали постоянной финансовой подпитки. Судя по всему, давала о себе знать и экономическая неискушенность руководителей ЭПРОНа, сказывались и организационные недоработки. Но главным было то, что ведомства, казалось бы, заинтересованные в деятельности Экспедиции, либо отказывались делать заказы на работы, ссылаясь на нехватку средств, либо недоплачивали ей за уже выполненные заказы. Вот что писал об этом Мейер: «От подъема военных кораблей все эти годы мы имели убытки. За подъем эсминца «Калиакрия» («Дзержинский») мы получили 130 000 руб., при себестоимости в 170 000 руб. За подъем подлодки «АГ-21» мы получили 100 000 руб., затратив 155 000 руб. За подъем подлодки «Л-55» мы получили 78 000, не дополучив за эту работу перерасходованных 1500 руб. Наконец, подъем «Гаджибея» обошелся в 313 000 руб. против 275 000, полученных по договору. Таким образом, паши убытки по перечисленным четырем подъемам составили 135 000 руб.»

В другой раз он отмечал: «Например, сдаваемые в порт торпеды стоимостью около 10 тыс. рублей каждая оплачиваются по цене 250-300 рублей. Ссылаясь на недостаток средств, Мор-вед (Морское ведомство.) отказывается финансировать предстоящие крупные судоподъемные работы в Новороссийске».

Но в конечном счете многие трудности были преодолены, и Мейер не без гордости отмечал: «После огромных успехов 1928 года, положение ЭПРОНа к началу 1929 года было очень крепким».

Впрочем, этот триумф длился недолго. Летом 1930 года Лев Захаров (Мейер) был освобожден от должности руководителя Экспедиции. Еще через полгода, в январе 1931-го, ЭПРОН был передан в ведение Народного комиссариата путей сообщения (НКПС).

В водолазы я б пошел...

Работа сотрудников ЭПРОНа была не только очень тяжелой, часто связанной с долгой разлукой с семьей и постоянными переездами, но и очень опасной. Мейер признавал, что малые жертвы, которые понесла Экспедиция за первые семь лет деятельности, можно объяснить только особенной удачей. Однако профессиональной подготовке, благонадежности и личным качествам работников руководители организации всегда уделяли огромное внимание.

Кто были первыми работниками Экспедиции? Большинство из них составляли местные жители Севастопольского района, Новороссийска и окрестностей Херсона и Николаева. Все они были моряками, многие прошли службу в военном флоте еще в царское время. «Этот состав все время подвергался постоянной проверке, много увольнялось, много принималось вновь, - писал Мейер. - Теперь нужно считать всех работников Экспедиции, оставшихся на службе с того времени, достаточно проверенными и надежными людьми, перевоспитанными в ЭПРОНе и полностью втянутыми им в советское русло».

Были в Экспедиции и старые водолазы, которые, по словам Мейера, имели ряд характерных черт (практически поголовное пьянство и рвачество), «определенных условиями водолазного дела в дореволюционное время». Впрочем, эти два «качествам были изжиты в ЭПРОНе достаточно быстро.

Перековкой кадров занимались политруки, которых Мейер старался набрать из чекистов. «Эти товарищи принесли в то время неоценимую пользу развитию подводных работ, заражая других чекистской идеологией,темпами и ударничеством, и всем, что присуще чекистам-партийцам, - писал Мейер. - В это же время политруки, выполняя роль комиссаров, ревниво оберегали наше дело от всегда возможной халатности или саботажа людей, пришедших в ЭПРОН из старого мира».

По мере организации ЭПРОНом курсов водолазов появилась возможность специального и очень тщательного отбора новобранцев. Многие пришли из рабочих, были комсомольцами, имели неплохое образование и хорошую предварительную подготовку, отличались крепким здоровьем. Очень жестким был и отбор среди завершивших курсы. Например, 7 ноября 1926 года в Балаклаве состоялся выпуск молодых водолазов. Из 15 человек девять были отсеяны. Зато квалификация оставшихся шести была высокой.

Передача ЭПРОНа в ведение НКПС, судя по всему, не пошла Экспедиции на пользу. По крайней мере горечью наполнены последние строки написанной Захаровым (Мейером) «Хроники экспедиции подводных работ особого назначения»: «В старом ЭПРОНе люди имели одно ценнейшее качество, которое многие хотят себе приписать, и не по заслугам, тем самым быстро расшифровывая себя, как гордецов и самолюбцев. Старые эпроновцы были действительно скромными людьми и, как принцип, избегали всякого шума и саморекламы...

Когда ЭПРОН был передан в НКПС, появились новые люди (Медведев, Ф. Крылов). Чекистам пришлось быстро уйти. Ничего в этом пока скверного нет. Но, как водится, у нас до сих пор в наследство остались лакейство и угодничество, желание выслужиться, прикарманив чужое, подсидеть других, новые люди начали принижать все, что было в ЭПРОНе в 1923-1930 годы, начали приписывать себе незаслуженные достижения и невообразимые доблести. Но и это еще полбеды.


На сегодняшний день старые эпроновцы «в загоне». Главное в том, что их пугают увольнением, их обходят с наградами, которые сыпятся как из рога изобилия. Многих прекрасных работников и нет уже в ЭПРОНе. Вот это является позором последнего периода жизни ЭПРОНа. Этот позор нужно уничтожить, смыть с лица старого Краснознаменного ЭГІРОНа».

Эти строки датированы 15 февраля 1936 года. А 11 июня 1937 года Захаров (Мейер) был арестован в поезде «Севастополь - Москва», обвинен в шпионаже и приговорен к высшей мере наказания 10 августа 1937 года. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован он был в 1956 году.

Эту работу трудно переоценить

Только за неполное первое десятилетие работ ЭПРОН поднял 110 судов, из которых 76 были восстановлены и пополнили надводный и подводный военный и гражданский флот СССР. Стоимость поднятых подлодок, кораблей и судов превысила 50 миллионов рублей. Водолазы Экспедиции подняли с морского дна более 13 тысяч тонн черного металла, 4700 тонн брони, 1200 тонн цветного металла, 2500 тонн механизмов, которые были реализованы.

К концу 1920-х годов ЭПРОН стал основной отечественной организацией по проведению аварийно-спасательных работ на всех водных акваториях страны. В мирное время ЭПРОН спас сотни аварийных или терпящих бедствие кораблей и судов, а в начале Великой Отечественной войны был передан ВМФ СССР и преобразован в аварийно-спасательную службу ВМФ.

В те же 1920-е годы Экспедиция стала общесоюзной школой подготовки водолазов.

Большой интерес и значение представляли исследования в области водолазной медицины, которые проводили врачи ЭГІРОНа.

Экспедиция щедро делилась опытом. В издававшемся ЭПРОНом бюллетене публиковались статьи о достижениях и опыте работы в области подъема затонувших судов в нашей стране и за рубежом.

Все это свидетельствует о том, что значение Экспедиции дпя развития водолазного дела, подъема затонувших и спасения терпящих бедствие судов, а также ее вклад в возрождение экономики и обороноспособности страны в целом действительно трудно переоценить.

Сергей МУШКАТЕРОВ
Иллюстрации из книги «ЭПРОН. Документы по истории Экспедиции подводных работ
особого назначения при ОГПУ СССР (1923-19311»
Журнал «ФСБ За и Против»

ertata