«Опричнина была русским феноменом, хотя и воспроизводившим черты турецких янычар (суфийский тарикат) и западных рыцарских орденов... Опричники, кромешники отделяют себя от остальных людей. Это важно. Их внутреннее бытие инаково. Оно по определению должно быть более быстрым (лошадь), более чистым (метла), более жестоким (собачьи головы у седла)» . ( Александр Дугин, руководитель Центра геополитических экспертиз, глава Международного «Евразийского Движения»)


Мощный артобстрел, яростный штурм, в самый разгар боя на стену под градом камней и пуль врывается, увлекая за собой остальных, воин с наполненным невероятной волей взглядом, в странном наряде – под черной монашеской рясой виден богатый кафтан. Расчищая дорогу соратникам, он сражает палашом одного, другого шведа. Но вот выстрел притаившегося врага, и воин падает…Это был известный опричник, человек, беззаветно преданный царю и России, кошмар ее врагов – Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, вошедший в историю как Малюта Скуратов, командовавший здесь государевым полком. Крепость пала, но удрученный смертью друга царь прекратил поход и вернулся в Новгород. Согласно ливонским летописям, в отместку он приказал сжечь всех пленных немцев и шведов. Как писал Карамзин, «жертвоприношение, достойное мертвеца, который жил душегубством!».

Зима 1573 года, разгар Ливонской войны. Войско под началом самого государя Ивана IV Васильевича (Грозного) осадило крепость Вейсенштейн (ныне г. Пяйде, Эстония). Здесь отступавшие шведы решили дать бой проклятым московитам; при поддержке отлично вооруженных горожан и наличии большого количества припасов они надеялись отсидеться до подхода помощи, тем более, что в действия русских умело вносили сумятицу многочисленные иноземные «военспецы», взятые царем на службу.


Ливонскую войну (1558-1583 г.г.) Россия вела за выход к Балтийскому морю и прорыв блокады, созданной Ливонским орденом, Литвой и Швецией, и установление прямого пути в Европу. Форпост Запада, разбойный орден жестко контролировал транзит русской торговли; опасаясь военного усиления России, всячески пресекал движение на восток стратегического сырья, технологий и специалистов. В 1576 году Россия заняла все побережье, кроме Риги и Колывани.

Опричнина
Как и когда Скуратов оказался в Москве, неясно; в документах той эпохи он упоминается буквально несколько раз, в первый раз в 1567 году как простой сотник. Его карьере помогло удивительное «изобретение» Грозного царя – опричнина, но, вопреки мнению многих, он не стоял у ее истоков. Фальсификаторы русской истории оболгали его имя, но Скуратов представляет интерес не как отдельная личность; он – символ явления, в ХХ в. получившее название «чисток», расправы власти над загнившей жадной элитой, предающей свою страну. В XVI в. это была опричнина – «царство террора», «порождение безумца», «вакханалия казней ни в чем не повинных людей». Но вот мнение митрополита Иоанна Ладожского: «Учреждение опричнины стало переломным моментом царствования Иоанна IV, предотвратившим развал государства».

Опричнину (от «опричь», то есть «кроме» – «кроме, как все государство») царь ввел указом 10 октября 1550 года. Сначала в Московском уезде, а вскоре и во всей центральной части России было создано особое управление силами одной тысячи отобранных по всей стране людей (потом их будет 6 тысяч). Страна была разделена на две части – «земщину», где действовали старые порядки, то есть «беспредел» бояр на своих территориях, – и «опричнину». Во временное владение опричников брали земли наиболее крамольных бояр, не служивших стране, но подчас имевших даже свои мелкие армии; им в лучшем случае давали надел в другом месте, в худшем – подвергали конфискации, ссылке, а нередко и казни. Взамен враждебной государству элиты насаждался новый слой людей (поповичей, крестьян, казаков), готовых самоотверженно и преданно служить России. Жутким был внешний вид опричников: черные монашеские рясы, на шее их вороных лошадей болтались отрубленные собачьи головы, на кнуте – клок собачьей шерсти, знак стремления вымести с Руси крамолу; царь тоже носил черную ризу, под ней – длинный нож, шею его коня украшала серебряная собачья голова с огромной пастью. Их апокалиптический вид наводил страх. Опричнина была средством мобилизации всех сил страны (шла тяжелая Ливонская война); она весьма помогла в отражении набегов крымского хана; она подавила заговоры в Новгороде и Пскове с целью выхода из России под власть Литвы; очищенная страна сохранилась и даже расширилась. Можно иметь различные точки зрения на опричнину, но нельзя намеренно клеветать и совершать подлог. А как раз этим и заняты по сей день историографы той эпохи.

Но вернемся к Скуратову. Проявив себя, он попал в царскую Александровскую слободу, заняв в «черном братстве» низший пост «параклисиарха» (пономаря). Возвышение его началось позже, когда царь, надеясь на преданность простолюдинов, сказал: «Наши князи и бояре учали нам изменять, и мы вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды». В чем же заключалась их служба? Опричники охраняли царя, они же были службой безопасности, вели следствие, карали изменников, порой чрезвычайно жестокими методами. По объективным подсчетам, ими было казнено от 3 до 5 тысяч человек.

Именно Скуратов заложил основы политического сыска в России. Получив поручение выяснить причины поражения в войне с крымцами, он возглавил «высшую полицию по делам государственной измены, которой доселе не было в Московском государственном устройстве», писал В. О. Ключевский. Неизвестно, как именно была организована первая секретная служба на Руси, но она послужила образцом для всех последующих, начиная с «Приказа тайных дел». Вероятно, тогда это ведомство не подчинялось ни боярской думе, ни опричным властям, а лишь самому царю. Джером Горсей писал: «Царь жил в страхе заговоров, которые раскрывали каждый день. Возникало много попыток сокрушить тирана, но ему удавалось раскрывать измену при помощи отъявленных негодяев, которых он жаловал и всячески поощрял». Так вот в чем причина лютой ненависти к Скуратову: он слишком эффективно работал; нужный человек был в нужном месте в нужное время. И признание из уст врага – высшая тому оценка.

«Свидетели»
Исторические исследования опричнины – сплошной перечень адских ужасов и беспримерных зверств. При этом бросается в глаза, что все свидетельства об этом оставлены исключительно иностранцами! Кто же излагает нам нашу историю? Папский нунций А. Поссевино, организатор польской агрессии против России; ливонский историк Геннинг, тоже активный представитель вражеского лагеря; итальянец Гуаньино, специально собиравший в соседней и (как всегда) крайне враждебной России Польше скандальные слухи и распускавший их в Европе; Джером Горсей, английский авантюрист и агент британской разведки, писавший по поводу пожара в Москве: «Бог покарал этих жалких людей, погрязших в своих вожделениях и ничтожестве, заставив их справедливо быть наказанными и терпеть тиранию столь кровавого правителя». Циничное злорад­ство смертью тысяч русских людей сквозит в каждом слове; английский посол Дж. Флетчер; немецкий пастор Одерборн, писавший «Записки о России» в Германии; опричник и немецкий шпион Генрих Штаден, выведавший методы захвата русских городов; немец Альберт Шлихтинг, толмач царского лейб-медика; лифляндцы Иоганн Таубе и Элерт Крузе, вредившие в Посольском приказе, предавшие всех, кому служили. Список можно продолжать, и у каждого из этих «свидетелей» были свои причины ненавидеть Россию.

Творцами мифа о русских зверствах были и такие негодяи, как изменник князь Курбский, натравивший на Русь 70000 поляков и 60000 татар. Интересно, что клевету охотно подхватили люди науки, русские, которым, казалось бы, незачем очернять Родину. Так, Карамзин сочинил лживый роман вместо истории России; с него и началась «погоня за эффектными широкими обобщениями, неуважение к фактической стороне исторических событий» (академик Веселовский). Такие деятели есть и сегодня, их кредо «И все чужое возлюбил, и все свое возненавидел». Чем заслужила Россия такую ненависть?

Мыслитель Иван Ильин, долгие годы живший в Европе: «Западные народы боятся нашего числа, нашего пространства, нашего единства, нашей возрастающей мощи (пока она действительно вырастает), нашего душевно-духовного уклада, нашей веры и Церкви, нашего хозяйства и нашей армии. Они боятся нас, и для самоуспокоения внушают себе, что русский народ есть народ варварский, тупой, ничтожный, привыкший к рабству, деспотизму, бесправию и жестокости; что религиозность его состоит из суеверия и пустых обрядов. Им нужна дурная Россия: варварская, чтобы «цивилизовать» ее по-своему: угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; завоевательная, чтобы организовать против нее коалицию; реакционная, чтобы вломиться в нее с проповедью реформации или католицизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на ее «неиспользованные» пространства, сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договора или концессии». При Иване Грозном страна начала подниматься с колен, расправив плечи от Балтики до Сибири; она увеличилась вдвое, население выросло на 50%; он принял титул царя, равный императорскому, что было узаконено Вселенским Патриархом и другими иерархами Церкви, видевшими в Иоанне единственного защитника православия. Неожиданно для Запада возникла великая держава, мешавшая установлению в мире его гегемонии. Это сделало Россию врагом номер один «цивилизованного мира»; нормой отношений с нею стала война в разной форме, в чем приняли участие Польша, Литва, Швеция, Ливония, Турция, Крым, Дания, Германия, Франция, Валахия, Венгрия – кто деньгами, кто наемниками, кто дипломатическими интригами; вдохновителем был католический Рим. Тогда же в Европе стали широко сеять злобную клевету на русского царя и народ. У русских, мол, натура такая. Дикость, Азия, о чем тут еще говорить!

«Убивай всех, Господь разберется!»
То ли дело просвещенная Европа... В прекрасной Франции в ночь на праздник святого Варфоломея, с 23 на 24 августа 1572 года, в Париже за несколько часов вырезали тысячи гугенотов. Туда на праздник съехалась вся протестантская знать, чем воспользовались католики, добившись согласия Карла IX на их избиение. Полицейский префект Парижа велел пометить их дома белыми крестами; бойня началась с ударом колокола в 2 часа после полуночи. В эту ночь и последующие дни в городе было убито до 10000 человек; король сам активно участвовал в резне; была уничтожена половина родовитой французской знати. «Ночь» продолжилась в Тулузе, Бордо, Лионе, Бурже, Руане, Орлеане; всего убили 70 тысяч человек, 200 тысяч бежало из страны. Таким образом, лишь за иное вероисповедание за одну ночь было уничтожено больше людей, чем за все время опричнины!

Интересна реакция Ивана IV на это событие. В письме императору Максимилиану II он отмечает: «Ты, брат наш дражайший, скорбишь о кровопролитии, что у французского короля в его королевстве несколько тысяч перебито вместе с грудными младенцами; христианским государям пригоже скорбеть, что такое бесчеловечие французский король над стольким народом учинил и столько крови без ума пролил».

Другие европейцы зверствовали не меньше. «Крестьянская война в Германии» 1524-26 г.г.: после разгрома восставших начались массовые казни, число жертв превысило 100 тысяч.

Голландия: казненные и замученные после взятия Антверпена и Гарлема герцогом Альба (даже не изучавшие историю Европы знают об этой бойне из романа Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле», прекрасную советскую экранизацию «Легенда о Тиле» тоже видели многие); жертвы сжигали перед огромной толпой в присутствии короля; было «сожжено живьем 28 540 человек».

Испания: бесконечные аутодафе (сожжения людей) короля Филиппа II. На застольях у правителя Эльзаса Хагенбаха мужья должны были узнавать своих голых жен с лицами, закрытыми вуалью; ошибавшихся убивали.

Доставалось и католическому клиросу: в 1520 году шведский король Эрик XIV казнил 94 сенатора и епископа. Зверствовал и сам католический клирос: кардинал Ипполит д’Эсте приказал в своем присутствии вырвать глаза родному брату Джулио.

Булла (указ) римского папы Александра Борджиа объявляла жителей недавно открытой Америки «нелюдьми»; при таком «оправдании» население целого континента вырезали под корень, нынешние немногие обитатели резерваций не в счет. Сам клан Борджиа был попросту исчадием ада на земле.

Особо нужно назвать западноевропейскую охоту на ведьм. Роковую роль в ней сыграла книга инквизиторов Инститориса и Шпренгера «Молот ведьм», опубликованная в 1486 году; с этого момента наказания за колдовство стали системой, массовые казни захлестнули Европу. Инквизиторские «тройки» поставили на поток смерти всех выделяющихся из серой средневековой толпы. Об этой эпохе можно судить по таким цифрам: в некоторых регионах Германии истребили до трети всех женщин; в г. Оснабрюке за три месяца 1588 года была сожжена 121 «ведьма»; в 20 деревнях около г. Трира – 306, в двух деревнях остались в живых только две женщины. Общее количество жертв назвать невозможно, но подсчеты на основании сохранившихся данных позволяют установить: казнили от нескольких сотен тысяч до миллиона человек.

Уничтожение людей в XVI в. нередко лукаво списывают на инквизицию. Но это ложь: в Англии инквизиции не было вообще, а террор был массовым; кстати, инквизиция была лишь судебной инстанцией, а приговор приводился в исполнение властью королей. При Генрихе VIII лишь в первой половине XVI в. вдоль дорог было повешено 72 тысячи «бродяг», жертв так называемых «огораживаний», когда человека просто сгоняли с земли, превращаемой в овечьи пастбища господ; он становился безземельным, бомжем – и его вешали на месте без всякого суда; на виселицу шли наиболее «несознательные» крестьяне, не желавшие тихо подыхать или отправляться пиратствовать за моря. Английские законы «против бродяг и нищих» (акты 1530, 1541 и 1576 гг.) – образцы кровожадности и социального каннибализма. В «цивилизованной» Англии, когда возраст короля или время его правления были кратны числу «7», делались ритуальные человеческие жертвоприношения: невинные своей смертью должны были, якобы, искупить вину королевства.

Будни Западной Европы описывались так: «Ужасы Красной площади покажутся вам детским лепетом: повешенные, сожженные, изрубленные, раздавленные между блоками люди – все это делалось средь бела дня и никого не удивляло». В ходу был лозунг «Убивай всех, Господь разберется». В жестокости «цивилизованные» европейцы в XVI веке были достойны друг друга. Это уже хромосомный набор, и его никто не отменял...

Если за державу обидно
Если очистить эпоху опричнины от лжи, то она предстанет в своем истинном свете – как время создания могучей империи. Говорят, что для борьбы с боярством «безумный царь» сделал опору на «всякую мразь». Но есть сведения, что опричнина была своего рода орденом единомышленников, и Скуратов был из знатного литовского рода Гедиминовичей, ставших русскими; его соратник князь Вяземский вел свой род от самого Мономаха, был истинным Рюриковичем не менее самого царя! Опричные воеводы Басмановы были по роду Плещеевы – это второе имя князей Переяславль-Залесских, откуда был и Юрий Долгорукий! Вот и выходит: это была не банда головорезов, а орден, в который входили представители знатнейших родов Руси. Опричный воевода Васька Грязной, найденный царем, как говорят враги, чуть ли не на помойке: его вообще-то звали Василий Григорьевич Грязново; его предок приехал на Русь из Венеции, где был правой рукой Великого магистра Левантийского ордена. Так ли это – покажет время. Правду вечно скрывать невозможно, всех свидетельств истинного хода истории нельзя уничтожить в принципе.

Здесь важно усвоить себе другое: всякий раз, когда возникала серьезная угроза существованию Руси, находился кто-то, способный прервать губительный процесс.

В период Первой смуты поляки хозяйничали даже в Кремле – но уже были Минин и Пожарский, поставившие на этом (а заодно и на могилах захватчиков) крест.

Явился во главе «объединенной Европы» Наполеон – но уже были Кутузов и русские партизаны, и из нашествия вернулись домой лишь единицы.

Пришел Гитлер во главе опять-таки «объединенной Европы» – но уже был Жуков, и коричневого зверя добили в его же логове, от чего кое-кто не может прийти в себя по сей день.

В этом звучит надежда. И этого не надо забывать и тем, кому «за державу обидно», и тем, кто до сих пор точит на нее зубы.

журнал «Аэропорт» 2006

tatasoz-